Самодовольный наглец

Глава 23

Марко

Ричи предлагает мне кофе в пластиковом стаканчике.

— Как дела? — спрашивает он, когда я отрываю взгляд от стекла, разделяющего нас и отца Антонии. Смотрю на жидкость, кружащуюся в стаканчике, и снова на своего напарника.

— Он не хочет говорить.

Танк сидит в комнате для допросов за металлическим столом в наручниках напротив Тони Динасо, который допрашивает его на протяжении последних трех часов.

Когда мы прибыли в участок, я, наконец, понял, каков, черт возьми, был план. Как выяснилось, вовсе не Бендетти привел Флойда к «Восставшим из ада». Потому что даже после нескольких месяцев расследования дела печально известного гангстера все доказательства — косвенные. Есть пара трупов, которые можно на него повесить, но без его отпечатков на оружии или свидетелей Бендетти не посадить. Вот тут-то и решили повязать Танка. Тони хочет, чтобы он дал показания и признался, что продал оружие Бендетти.

Я не уделял особого внимания допросу, так как был слишком занят зализыванием своих ран из-за Антонии.

После того, как она сказала, что ненавидит меня, то добавила, что пожалела о встрече со мной. Потом пожелала мне смерти и сказала, чтобы я, бля*ь, горел в аду. Стало ясно, что она не даст мне шанса объясниться в ближайшее время, поэтому я здесь… стою несчастный и наблюдаю, как допрашивают ее отца.

Уже сбился со счета, сколько раз он плюнул в лицо Динасо.

Этот человек — гребаный дикарь.

— Ты в курсе, что она ждет внизу? — уточняет Ричи, делая глоток кофе. У меня было предчувствие, что Антониа придет сюда. Не то чтобы у нее было много вариантов — люди, которых она считает семьей, находятся либо здесь, в камере предварительного заключения, либо в морге. Интересно, понимает ли она это.

Сглотнув, смотрю на стаканчик.

— С ней все в порядке?

— Пойди и выясни сам.

Качаю головой. Я — последний, кто ей нужен.

Иронично, учитывая, что я жажду быть для нее всем.

Как все это произошло, мне никогда не понять.

Я не должен был влюбляться в нее.

Внезапно из динамика раздается голос Тони, и перед стеклом появляется Флойд.

— Пирелли, на выход.

— О чем он? — я поворачиваюсь к Ричи. Флойд стучит в стекло и подает мне знак присоединиться к допросу.

— Похоже, Де Лука зовет тебя, — отвечает Ричи.

Прекрасно.

Вздохнув, вручаю напарнику свой кофе и направляюсь в комнату для допросов. Флойд открывает дверь и протискивается мимо меня, проклиная Танка себе под нос. Вообще-то, это ведь не мое дело. У меня на столе лежит гребаная стопка штрафов, которые нужно ввести в систему. Вместо этого я иду в логово льва.

Закрыв за собой дверь, скрещиваю руки на груди и выжидающе смотрю на Тони. Возможно, он подскажет, что, черт возьми, мне теперь делать.

— Этот сукин сын не признается, — ворчит Динасо.

— Сколько раз повторять, я не гребаная крыса, — усмехается Танк.

— Зато сдохнешь, как крыса в клетке, если не начнешь говорить, — выпаливает Тони, отталкиваясь от своего стула. Схватив папки со стола, он засовывает их под мышку и кивает мне на выход. Я выхожу вслед за ним из комнаты и прислоняюсь к двери.

— Заставь его сдать Бендетти, — велит он, указывая на меня пальцем.

Мои глаза расширяются от нелепого требования. Я последний человек, которому Танк даст показания.

— С чего ты решил, что он станет со мной говорить?

— Он просил тебя позвать.

— Это потому, что он хочет меня убить.

— Он прикован наручниками к стулу, — парирует Тони. — Если не будешь садиться к нему на колени, то останешься в живых. А теперь иди, и, возможно, тогда я смогу убедить Флойда не сообщать о тебе в отдел внутренних расследований.

Что касается меня, то я выполнил свою работу. Нет никаких оснований для того, чтобы меня проверяли, но у меня нет возможности расспросить Тони, потому что он поворачивается и уходит.

Проклиная его, Флойда и весь отдел, я грубо провожу пальцами по волосам и толкаю дверь в комнату для допросов. Зайдя внутрь, пинком закрываю ее. Не сразу встречаюсь взглядом с Танком. Вместо этого медленно иду через комнату. Сжимая кулаки, вытягиваю шею и смотрю на наши отражения в двустороннем стекле.

— Тяжелый день? — беспечно интересуется Танк.

Как я уже сказал, этот человек — дикарь.

Жестокий гребаный дикарь.

Поворачиваясь, я склоняю голову набок и пристально смотрю на него.

— Можно и так сказать, — выдавливаю я.

— Представляю, как тяжело разбивать сердце девушки ради звездочек на погонах, — многозначительно произносит он.

— Вероятно, так же тяжело, как разбить сердце своему единственному ребенку ради нашивки, — спокойно отвечаю я и пересаживаюсь на место напротив Танка.

Откидываясь на спинку стула, не свожу с него глаз.

Мы два совершенно разных человека.

Я принял крещение.

Он воспитан во грехе.

Наша единственная общая нить — женщина, которую мы оба подвели.

— Скажи мне кое-что, офицер… Я ведь могу называть тебя так? — я не отвечаю, и Танк продолжает. — Ты хотел когда-нибудь иметь детей?

Понятия не имею, к чему он клонит, но почти уверен, что не стану вытягивать из него показания, если мы будем продолжать это дерьмо, словно кучка баб в салоне красоты.

— Я не хотел детей, — признается он. — Я знал, что мой образ жизни не подходит для детей. Но у небес был другой план на мой счет. — Танк делает паузу и слабо улыбается, прежде чем продолжить: — В тот момент, когда я узнал, что мать Антонии беременна, что-то изменилось внутри меня. Я захотел стать лучше. Захотел быть достойным такого подарка, но уже вырыл себе яму. Я дал клятву и отказался от обычной жизни, и не мог нарушить ее только потому, что моя девушка от меня залетела. Никто бы меня не помиловал. Существует определенная линия. Ты сидишь по одну сторону от нее, а я по другую. Ты можешь перейти на мою сторону, но я не могу вернуться на твою, потому что, если я когда-нибудь так сделаю, моя дочь заплатит за это, а ни один ребенок не должен страдать за грехи своего отца.

Его глаза сужаются, когда Танк наклоняется вперед.

— Ты совершил дерьмовый поступок, используя мою дочь, чтобы добраться до меня, но твой план провалился, потому что я никого не выдам. Много крови побывало на моих руках, но крови моей дочери на них никогда не будет.

— Повторю в последний раз, так что слушай, старик. Я не использовал твою дочь. Я остановил Антонию на дороге пару недель назад, потому что она никудышный водитель. Это у нее от тебя? — не даю ему ответить на вопрос и продолжаю, подражая его позе, тоже наклоняясь над столом. — Я собирался забрать ее с работы и привезти к тебе. Она хотела, чтобы мы пообщались, чтобы ты увидел во мне то, что видит она.

— Все, что я вижу — это лживый полицейский, который воспользовался моей дочерью.

Беру свои слова обратно.

Он не дикарь.

Он тупоголовый сукин сын с проблемами самоконтроля.

— Посмотри получше. И увидишь мужчину, который заботится о ней. Я не планировал будущего с твоей дочерью. Я не хотел ни с кем делить свою жизнь, но то, как ее существование изменило тебя, изменило и меня. У меня нет врагов.

— Ты смотришь на одного.

— Потому что я делал свою работу? Поэтому ты считаешь меня врагом? — Танк открывает рот, чтобы заговорить, но я поднимаю руку. — Я полицейский, и притом посредственный. Это мое единственное преступление, Де Лука. Если бы не я надел на тебя сегодня наручники, это сделал бы кто-то другой. Другой коп, возможно, лучший в своем деле. Твой арест стал бы кульминацией его карьеры.

— Почему не твоей?

— Потому что внизу сидит женщина, которая страдает из-за всего произошедшего, и моя карьера не кажется такой уж важной, когда я знаю, что приложил к этим страданиям руку. У тебя есть выбор, Танк. Можешь держать рот на замке и брать на себя ответственность за оружие, но с твоим послужным списком тебе светит пятнадцать лет. И не забудь об обвинениях, которые выдвинут за сегодняшний день. Есть видео, как ты с оружием напал на полицейского, и есть новость о том, что один из наших парней находится в критическом состоянии с огнестрельным ранением в шею. Если он не выкарабкается…

— Я понимаю, — перебивает он. — Но это ничего не меняет.

— Сдай им Бендетти, и я заставлю их заключить с тобой сделку. Пять лет. Если будешь держаться подальше от неприятностей, то, возможно, даже получишь право на досрочное освобождение.

Понятия не имею, выполнимо ли, бля*ь, что-нибудь из этого.

Я словно гребаный фокусник.

Танк злобно смеется мне в лицо, и я морщусь.

Да, чувак, я тоже бы не купился на такое дерьмо.

Но нельзя винить меня за то, что я пытаюсь.

— Ты сам сказал, что ты посредственный полицейский, — указывает он.

— Я посредственный полицейский, зато хороший парень, — Танк поднимает бровь. — Хороший парень, который любит твою дочь, — выпаливаю я.

— Ты едва ее знаешь, — издевается он.

— Сколько времени тебе потребовалось, чтобы влюбиться в нее?

— Секунды.

— Тогда ты понимаешь, что это возможно, — отвечаю я, делая на мгновение паузу. — Заключи сделку со следствием, а я позабочусь об Антонии.

И сделаю это с удовольствием.