Рябиновое танго

* * *

Почти трое суток, проведенные в поезде, промелькнули как один миг. В купе Моте было попросту тесно, и если он не спал и не ел, то Маша вышагивала с ним по коридору, идя сзади и держа его за подтяжки, чтобы занимать меньше места в недостаточно широком проходе. Если Мотя успокаивался и засыпал, она засыпала рядом с ним. В постоянных заботах о сыне Маша совсем забыла о волнении, у нее не было на это ни сил, ни времени.

— Мотя, завтра утром ты увидишь свою бабушку, — рассказывала она сонному сынишке, мечтая хоть немного поспать.

Разбудила ее суета соседей по купе, крики проводника.

«Мама! — молнией вспыхнула мысль в просыпающемся сознании. — Она уже на вокзале!»

Тревога, страх, вина тут же собрались где-то внутри холодным комочком. Но чувство облегчения от того, что неопределенность, боязнь за сына, униженность существования скоро останутся позади, растопило этот холодок.

— Маша, все уже вышли! Я так волновалась! — услышала Маша голос матери и, подняв глаза от сонного сына, которому ей никак не удавалось надеть курточку, увидела ее саму, стоящую в дверном проеме.

Наталья Николаевна бросилась к ним, раскрыв объятия. Маша только успела поставить ребенка на стол, на котором он сидел. Одной рукой она придерживала сына, а другой обняла мать.

— Мама, прости меня! Я была не права, — прошептала она.

— Машенька, это ты прости меня, это я была не права!

Они плакали, от этих слез становилось легче на душе, от этих слез светлели их лица.

— Привет, девчонки! — услышали они веселый мужской голос. — И мальчишки — тоже, — добавил, рассмеявшись, Алексей Иванович Глумов. — Давайте быстренько десантироваться!

— Здравствуйте, Алексей… — начала Маша.

— Ты опять?! Ты забыла, что Алексей Иванович был у тебя на уроке истории в седьмом классе, а потом он стал просто…

— Привет, дядь Леша! — рассмеялась Маша.

— Так-то лучше! — улыбнулся он. — Маша, бери малыша, а мы — вещи и бегом на выход! Ты заметила, Наташ, как хорошо отпускать детей из дома: они обязательно возвращаются с довеском. Наш Антон вернулся с женой, твоя Машка — с сыном. Все в дом, все в дом! Так и богатеем! — смеялся по дороге Алексей Иванович. — Устраивайтесь удобнее. Маша, возьми подушку и плед, пусть малыш на заднем сиденье рядышком с тобой еще поспит. Он, по-моему, так еще и не проснулся, — распоряжался он у машины.

— Маша, положи Мотю слева, так мне будет удобнее смотреть на него, — попросила Наталья Николаевна.

Маша улыбнулась и выполнила просьбу матери.

— Дядь Леш, а чем вы еще богатеете, джинсы дают приличный доход? — Маша обвела рукой богатый салон машины.

— Нет, Манюня, джинсы у меня были как тоска по бесштанному детству, бедной юности, когда за хорошие джинсы надо было месяц вагоны разгружать. Это был мой старт, когда я ушел из педагогики.

— Довольно удачный старт! — заметила Наталья Николаевна.

— Да, но торговля — это не мое. Подешевле купил — подороже продал! Это же чистой воды спекуляция! Я ушел в настоящий бизнес и занялся производством мебели.

— А это чем навеяно? — улыбнулась Маша.

— А тоже, как ни странно, детскими воспоминаниями. Отец у меня работал с деревом, делал приличную по тем временам мебель. Мне всегда нравилось ему помогать, с той поры запах свежей стружки для меня — лучший запах в море ароматов!

Меняя темы беседы, они ни о чем не спрашивали Машу, она тоже ничего не рассказывала о себе. Наталье Николаевне и Маше хотелось о многом поговорить, но присутствие постороннего человека, пусть даже очень близкого, сдерживало их. Лишь однажды за всю дорогу в ответ на замечание Алексея Ивановича о том, что ни шум мотора, ни их громкий разговор не могут разбудить Мотю, Маша сама упомянула о своей жизни:

— А он привык к шуму, он спал за шкафом, а я в это время строчила на швейной машинке, да и жили мы в достаточно многолюдном месте.

После этих ее слов приподнялись плечи Алексея Ивановича, вздрогнула и посмотрела на внука полными слез глазами Наталья Николаевна, а сама Маша занялась проснувшимся сыном. В машине состоялось знакомство бабушки и внука. Малыш совсем не стеснялся новых для него людей, что-то весело лопотал на своем языке. У тех, кто был рядом с ним, слушал его, наблюдал за ним, светлели лица. С такими лицами они и подъехали к дому.

С чувством легкой тревоги входила Маша в родную квартиру. Она с трудом узнала свою комнату из-за обилия игрушек и стоящей в углу детской кроватки. Вначале это привело ее в некоторое замешательство, но видя, как весело осваивает новое пространство сын, она улыбнулась.

Наталья Николаевна кормила завтраком дочь и внука, не отрывая от них глаз, любовалась ими.

— Никогда не думала, что завтракать в обществе внука так приятно! — смеялась она, открывая в себе новые чувства и привыкая к ним.

Разговор, которого так ждала Наталья Николаевна и которого немного побаивалась Маша, состоялся в Машиной комнате, куда их привел Мотя. Наталья Николаевна села на диван, а Маша — прямо на ковер. Так за игрой с сыном, усаживая в машинку клоуна, строя домик для щенка и башню из кубиков, Маша поведала матери о своей жизни без нее, о своей жизни с сыном.

— Доченька моя, все, что мы пережили с тобой за эти два года, — это наша жизнь, — с чувством облегчения вздохнула Наталья Николаевна. — Осознанные ошибки — трудный опыт, а такой опыт самый ценный. Я очень рада, что все трудности у нас позади! Как бы я хотела познакомиться с Рогнедой Игоревной и лично сказать ей спасибо за тебя и внука! С ужасом думаю, что бы было, если бы она не встретилась на твоем пути. Значит, ты счастливая, доченька! А с тобой и я! А счастье наше уже засыпает на ковре, клади его в кроватку, — светло улыбнулась она.

Уложив Мотю, они почти буднично занялись приготовлением праздничного обеда, на который были приглашены Глумовы.

Максим был очень огорчен тем, что почти удачно начавшийся поиск, остановился. Он периодически звонил в детские сады, в которые не смог дозвониться в первый раз, но и эти попытки были безрезультатными. Тупиковость ситуации вызывала раздражение, а найти Машу стало навязчивой идеей. С его состоянием души гармонировала даже погода: сыростью, ветрами и прохладой лето стало напоминать осень.

Неожиданный звонок соседок Маши по общежитию внес сумятицу в установившуюся гармонию: на улице было пасмурно, а в душе Максима посветлело от появившейся там надежды на то, что не все еще потеряно.

— Максим, это Лиза. Помните, вы приходили к нам в общежитие и искали Машу?

— Конечно, — коротко бросил Максим, не желая говорить о том, что только об этом он сейчас и помнит.

— Мы тут с Томой были на свадьбе. Девчонка из нашей группы выходила замуж. А на свадьбе работал фотограф. Ну, знаете, это такой атрибут любой свадьбы, — продолжила она, а Максим закипал от нетерпения. — И мы, глядя на него, вспомнили, что у Мироновой был мэн, он работал фотографом, — наконец-то она сказала то, в чем было некое рациональное зерно, и Максим насторожился, словно охотничья собака, почуявшая дичь. — У него есть свой фотосалон, который называется «Альфа», это не потому, что он первый, как он нам объяснил, а от его фамилии. Он нам даже визитку оставлял, но она где-то затерялась, а фамилию мы не вспомнили… не то Альфаров, не то Альфанов, но зовут его Игорь, это точно.

Выслушав Лизу, Максим от всей души поблагодарил ее. Он и в самом деле был искренне признателен соседкам-двойняшкам, не отягощающим свою память подробностями из жизни человека, с которым они прожили почти год в непосредственной близости, но которые все же не совсем потеряны для общества, раз вспомнили о том, что этого человека ищут, и захотели помочь в поисках. Он был благодарен даже той девчонке, которая выходила замуж, несмотря на стойкую непогоду.

Его насторожило то, что рядом с Машей неожиданно обозначился мужчина.

«А вдруг она вышла замуж? Но почему не пригласила на свадьбу своих подружек? А может, никакие они и не подружки?» — мысленно дискутировал Максим сам с собой.

Но желание найти Машу, с честью дойти до заветной цели было сильнее сомнений, и Максим незамедлительно приступил к дальнейшему поиску.

Имея на руках такие факты, он без труда нашел адрес фотосалона. Обладая новыми сведениями, понял, что не может думать о работе. Отец, к которому Максим зашел отпроситься, увидел, что потухшие было глаза сына вновь сияют, без лишних разговоров взял его неотложную работу на себя. В спешке переписав адрес из справочника в свою записную книжку, Максим почти бегом направился к своей машине. Особо не задумываясь, поехал в сторону Ленинградского шоссе, действуя скорее по старой памяти, в которой была еще свежа его поездка в Химки. Нервничая, стоял в пробках, несколько раз доставал карту и нашел Никольский тупик почти под вечер. Никольский тупик был, но никакого фотосалона в доме, номер которого он списал из справочника, не было. В панике Максим стал набирать номер телефона отца.

— Пап, ты еще на работе?

— Да, Макс, потому что работы у тебя тут выше крыши!

— Прости, пап, я отслужу! Я так понял, что ты в моем кабинете. Посмотри, пожалуйста, тот раскрытый справочник, что лежит у телефона, и найди адрес фотосалона «Альфа». Нашел? Читай!

— Никольский переулок…

— Что? Переулок? Это точно?

— Точно, а ты где?

— Пап, я в тупике!

— В смысле, в безвыходном положении?

— Надеюсь, что нет. Это всего лишь Никольский тупик.

— Это где? Рядом с Никольской улицей?

— Нет, это рядом с Химкинским водохранилищем, а рядом с Никольской и будет Никольский переулок! — радостно сообщил Максим, разглядывая карту. — Никольскую и я знаю!

Максим не был коренным москвичом, поэтому в отличие от них слабо ориентировался в одноименных переулках, улицах, тупиках и проездах, во множестве имеющихся в столице. В центр он добрался уже с наступлением темноты и очень волновался, что салон будет закрыт! Неоновая вывеска с названием и свет в окнах обрадовали его. Войдя в салон, Максим увидел черноволосого парня, который убирал камеры и разговаривал с некой юной особой и женщиной средних лет:

— На сегодня все! Разоблачайся, дорогая! Лариса, а тебя подвезти?

Довольно симпатичная голубоглазая шатенка ответила ему отказом, сказав, что ей надо заскочить еще на фирму, а девушка ушла в другую комнату.

— Простите, пожалуйста, — громко произнес Максим, видя, что на него никто не обращает внимания и каждый из присутствующих в салоне продолжает заниматься своим делом. — Можно мне увидеть Игоря?

— Я и есть Игорь! — откликнулся брюнет.

Поздоровавшись, Максим рассказал о цели своего визита.

— Машу?! Ты ищешь Машу?! — воскликнул фотограф и стал бесцеремонно рассматривать Максима. — Значит, ты все же существуешь?! Ты есть на самом деле?! — зло выкрикнул он. — Ты Максим?!

— Я Максим, но я ничего не понимаю. — Максим недоуменно смотрел на молодого человека, лицо которого перекосила гримаса злобы, отметив про себя, что они с ним одногодки.

— А тебе и не надо ничего понимать! Тебе надо понять только то, что ты козел! — кричал он, брызгая слюной.

— Что? Я бы…

— Да! Ты самый настоящий козел, потому что таких девчонок, как Маша, не бросают! И я ничего тебе о ней не расскажу! Все! Проваливай! Проваливай, пока я не выкинул тебя!