Цена твоего молчания

Нет, он не пропал. Формально. Но первым не писал и не звонил, а на мои сообщения отвечал так, что я постепенно скатывалась в пучину собственных сомнений и страхов, сходя с ума от догадок и предположений.

«Привет. Все хорошо»

«Доброе утро. Нет, сегодня не получится»

«Все хорошо, не волнуйся»

«Бывает»

«Да, может быть»

«Ничего не случилось, просто дела»

И так по кругу раз за разом, пока в итоге я не перестала писать совсем.

За эти дни мы виделись всего два раза. Я ждала этих встреч, надеялась, что так, тет-а-тет, выпытаю, что же произошло, и почему он так переменился ко мне, но…

Ожидания были безжалостно растоптаны чудовищной реальностью. На все мои вопросы Вова просто пожимал плечами и говорил, что все в порядке. Что я зря себя накручиваю и напрасно волнуюсь. Что да, у него есть небольшие проблемы, но он их скоро решит. Меня в эти проблемы он посвятить не то, чтобы отказался… просто ловко переводил тему или в ответ на прямой вопрос отшучивался.

Но больше всего меня угнетало в этих встречах нежелание Вовы смотреть мне в глаза. Будто боялся, что я увижу в них что-то такое, что нам обоим не понравится. Глупость конечно, но… Да и сами встречи получились короткими и скомканными, парень больше отмалчивался, витая где-то в своих мыслях, и только крепко держал за руку, пока мы гуляли в том самом парке, в котором не так давно встретили Пашку с компанией Енота.

Пашка, кстати, тоже не объявлялся, но про него я почти и не вспоминала уже. Своих проблем хватало.

Зато вспоминала поцелуи с его братом в конце каждой из этих встреч. Скупые и безликие. Словно все волшебство внезапно исчезло, оставив после себя лишь механические движения. Да и тех было едва ли чуть — Вова отстранялся слишком быстро, не позволяя даже распробовать его губы на вкус.

И это обижало до глубины души.

Потому что я не понимала смысла всего того, что творилось в эти дни между нами. Ощущала себя надоедливой болонкой, которая требует внимания и ласки, а хозяину лень, но для очистки совести можно и почесать пару секунд за мягкими ушками. Раз за разом прокручивала в голове события последних недель, мучаясь в поиске ответов на свои вопросы, и не находя. Каждую секунду ждала, что Вова позвонит, объяснит, позовет. Что сделает хоть что-то, чтобы меня отпустило то душераздирающее напряжение, сковывающее тело и даже мысли. Что все это просто закончится хоть как-нибудь…

И, в конце концов, из всех вопросов остался только один. Почему Вова не прекратит мучить и себя и меня, раз ему все это настолько безразлично? Может…

Это «может» произошло как раз накануне третьего экзамена в этой сессии. Предыдущие два я сдала на отлично, и только небо знает, как мне это удалось. Учить в таком состоянии получалось из рук вон плохо.

Видимо везение в тот день плотно обосновалось у меня за пазухой, позволив вытянуть простой билет и распределив к максимально лояльному преподавателю. Но надеяться на повторение удачного совпадения в третий раз было как минимум недальновидно. Поэтому, с удобством расположившись в своей комнате на подоконнике распахнутого настежь окна, я снова и снова пыталась учить.

Получалось ровно так же, как и последние две недели до этого. Вникнуть в материал никак не получалось, я отвлекалась на все подряд, а чаще всего просто «зависала», уставившись в одну точку. Последние две недели меня морально вымотали дальше некуда. Я отвратительно спала, плохо ела — похудела на пару килограмм точно, джинсы стали слишком свободны в талии и на бедрах. И тот факт, что телефон лежал под подушкой, чтобы не отвлекать, роли не играл. Я малодушно надеялась, что это просто от недосыпа и сессионной нагрузки, поэтому упорно продолжала «настраивать» организм на продуктивную работу.

Хлопнувшая входная дверь и голоса привлекли внимания, заставив отложить учебник — дверь в свою комнату я не закрыла, чтобы создать сквозняк, поэтому встать в любом случае было необходимо. Тем более, что, судя по голосам, мать пришла не одна.

— На, убери, — Валерий сунул в руки матери какую-то небольшую черную коробку без опознавательных знаков, — подальше только.

— Под кровать засуну, куда уж дальше, — отмахивается мать, скидывая растоптанные балетки, но ее тут же хватают за запястье. И, судя по ее лицу, искривившемуся в болезненной гримасе, совсем не нежно.

— Я сказал, убери подальше, — цедит сквозь зубы Валерий, чуть нависая над ней, — спрячь, твою мать! Нормальных слов не понимаешь уже?

— Да, поняла я, поняла, Валерочка, — залепетала мать, даже не думая вырываться. Только коробку крепче прижала, чтобы не уронить, — спрячу так, что никто не найдет. Правда!

Мужчина еще секунду буравит ее взглядом, а затем разжимает пальцы. И тут же меняется в лице, заметив меня.

А я изо всех сил делаю вид, что только-только вышла из комнаты и ничего не видела и не слышала. Почему-то показалось, что так нужно и правильно. И безопасно…

— О, а вот и Настенька, — Валерий преобразился внешне так кардинально, словно и правда был рад меня видеть, — не знал, что ты дома. Мы тут с твоей мамой решили посидеть с друзьями, пообщаться. Присоединишься?

— Нет, спасибо, — качнула я головой, постаравшись, чтобы это выглядело спокойно и непринужденно. Даже улыбнуться попыталась, — у меня экзамен послезавтра, готовиться надо.

— Ага, снова одно и то же. Сначала зачеты, потом экзамены! Одни отговорки у тебя, — тут же «завела» привычную пластинку мать, — а на мать и времени никогда нет! Бессовестная!

— А ну цыц! — зыркнул на нее мужчина так, что она тут же осеклась и, даже не оглянувшись на меня, потопала в кухню, схватив два немаленьких пакета, умостившихся у стены прихожей, — Настя с нами обязательно посидит. После экзаменов. Как раз все вместе ее оценки и обмоем. Правда, Настя?

И почему мне почудилась в его словах угроза? Не обычная, шутливая, а настоящая, тяжелая, от которой воздух словно тяжелеет, не желая насыщать легкие и кровь? Не знаю…но отказаться напрямую не посмела, медленно кивнув.

— Да, конечно. Обязательно.

— Ну, вот и договорились, — улыбается Валерий, будто расслабляясь, — иди учи, студентка! А за хорошие отметки — с меня подарок! Надо же стимулировать будущих специалистов!

Он смеется, а я с трудом держу улыбку, отступая в комнату.

Впрочем, мужчина уже отвернулся, уходя в кухню, а я с облегчением запираю дверь на тяжелую щеколду. Приваливаюсь к ней спиной и пару минут перевожу дыхание, успокаиваясь.

А затем вновь возвращаюсь к подоконнику…

Чтобы простая мысль неожиданно поразила до глубины души.

Хватит.

Достаточно истязать себя вопросами без ответов. Надеждой на то, что никогда не сбудется. Желанием понять и оправдать того, кто в этом определенно не нуждается.

Потому что все это зря. Бессмысленно. Безнадежно.

И выматывает меня не молчание Вовы, не его равнодушие, а само ожидание. Вера в то, что все изменится. Мечты о том, что все наладится…

Но ведь совсем не факт, что все будет именно так. И чем дальше, тем тяжелее мне будет пережить ту жестокую правду, о которой я сейчас боюсь даже думать. Но почему это так напоминает изощренный садомазохизм?

Потому что хвост надо отрубать сразу, а не по частям…

И если Вова не может или не хочет по каким-то непонятным мне причинам сделать этот шаг, что ж…я сильная. Всегда была. Да, расслабилась, разнежилась рядом с парнем в надежде на счастье…

Но не перестала быть собой.

И сегодня наступил тот самый момент, когда искать ответы мне уже не хочется.

Я решительно выхватила телефон из-под подушки, разблокировав экран. Зашла в мессенджер, в котором до сих пор «висело» без ответа мое вчерашнее сообщение. Прочитанное…

И, немного подумав, набрала короткую фразу, дав себе право на «последнее слово». Все же уходить, не попрощавшись, невежливо.

«Не вижу смысла и дальше мучить друг друга. Будь счастлив. И спасибо за все»

Небольшая пауза и я нажимаю «отправить».

Не жду оповещения о доставке, удаляя разом всю историю переписки. Убирая абонента в «черный список». И отключая телефон.

Финита ля комедия, как говорится. Ничего не может быть вечным.

И, как ни странно, мне становится легче. Нет, я не рада, весельем тут и не пахнет. Настроение хуже некуда, а в груди клокочут слезы, собираясь в уголках глаз. Но, при всем при этом, эта «точка» словно перечеркивает мучительную неопределенность, от которой я лезла на стены все эти дни.

Больше не нужно ждать, мучить телефон и себя. Теперь все просто и понятно — он не придет и не позвонит. И я не позвоню. Потому что выбор сделан, а решение принято. И теперь можно двигаться дальше, затолкав слезы и переживания в дальний угол. И самое замечательное, что я могу сейчас сделать — вернуться к учебнику. Сдать экзамены. Выйти на работу, на которой мне дали небольшой отпуск на время сессии, и, возможно, найти другую, более денежную. Встретиться и погулять с Лесей, отметить окончание сессии с одногруппниками. Выспаться.

А потом можно и поплакать.

Потом. Когда-нибудь.

Сделав глубокий вдох, я снова расположилась на подоконнике. Потом встала и взяла подушку с кровати, устраиваясь поудобнее. И на этот раз углубиться в чтение мне ничего не помешало…