Под кожей

Глава 39

Следующие четыре дня сильная снежная буря накрывает весь юго-запад Мичигана. Брокуотер похож на маленькую деревню, запертую в постоянно дрожащем снежном шаре. С неба, затянутого тучами, неустанно сыплются огромные хлопья снега. Метель нарушает электроснабжение, машины застревают на подъездных путях. Снег засыпает все, заваливая почтовые ящики, линии электропередач, автомобили. Сугробы наметает выше, чем окно моей спальни.

Тетя Элли вышагивает по гостиной, как измученная домашняя кошка, крутит жемчужную веревку на шее и дергает за серьги — топазовые крылья ангела, усыпанные крошечными рубинами. Она постоянно проверяет погоду на своем телефоне, постукивая по экрану идеально накрашенными розовыми ногтями, когда термометр опускается все ниже и ниже.

— Все дело в этом доме, — вздыхает она, глядя в окно. — С ним что-то не так.

В канун Рождества я говорю мальчикам, что мы устраиваемся все вместе ночевать. В кои-то веки Фрэнки решает вести себя вполне прилично. Мы затаскиваем матрасы мальчиков в гостиную, отодвигаем подарки и елку с дороги и запихиваем матрасы перед диваном. Снимаем со всех кроватей пледы и обшариваем старый шкаф моих родителей, где мама хранила лишние одеяла. Фрэнки помогает мне притащить кухонные стулья, и мы строим крепость над матрасами из простыней. Фрэнки и Аарон забираются в самодельную палатку и делают тени фигур с помощью фонариков, прижимая их к своим подбородкам и шепча о привидениях и ведьмах.

Я спрашиваю мальчиков, что они хотят на ужин.

— Зефирный восторг! — кричит Фрэнки. Аарон заливается радостным смехом.

Это еще одно лакомство, которое я готовлю им с тех пор, как Аарон был маленьким: два кусочка хлеба с арахисовым маслом, начиненные несколькими большими зефиринками. Обычно я разогреваю их в микроволновой печи, что нравится мальчикам, потому что зефир раздувается, как шарики, и сэндвич выглядит огромным.

— Я не могу сделать их горячими без электричества.

— Нам все равно! — Заявляют мальчики.

Позже они засыпают, завернувшись в одеяла, зефир облепил их губы, зимние шапки надвинуты на уши. На мне две толстовки и куртка, и все равно я дрожу.

Рождественским утром буря стихает. Солнце, отражающееся от снежного покрывала, такое яркое, что трудно смотреть на улицу, не щурясь. После завтрака мы открываем подарки. Я дарю Аарону его первый набор акварельных красок. Тетя Элли купила ему мольберт выше его роста, отчего глаза Аарона сделались огромными, а лицо расплылось в гигантской улыбке. Фрэнки я купила несколько классных наклеек для его скейтборда и самоката. Тете Элли я подарила пару забавных сережек, которые нашла на еbay. Они похожи на гирлянды, из какого-то зеленого металла в форме листьев, усеянных гранатами и топазами.

Она снимает лимонно-желтые серьги-капли, которые носила, и надевает их. И подмигивает Аарону.

— Как празднично!

Я открываю самый маленький подарок последним. В бархатной коробочке лежит кольцо из белого золота, усыпанное крошечными сверкающими бриллиантами. В центре — сияющий голубой сапфир в форме сердца. Я снимаю одно из пластиковых колец с левой руки и надеваю его. Кольцо идеально подходит. Должно быть, оно стоило… Я даже не знаю, сколько. Мой желудок завязывается узлом. Оно слишком красивое, чтобы на него даже просто смотреть.

— Я не могу это принять.

— Конечно, можешь. Подумай, как ты хочешь себя чувствовать, дорогая. — Тетя Элли поднимает воображаемый бокал. — За семью. И новые начинания.

Я могу поддержать семью. Но новые начинания? Возможно ли это вообще, после всего, что произошло? Я надеюсь, что для моих братьев такое все же возможно, может быть, для маленькой Зои Роуз. Но для меня? Тени всегда мелькают в углу моего сознания. Вина, стыд и гнев — они всегда здесь, под поверхностью. Монстр не исчезает. Он становится все больше, питается моим страхом и ждет меня.

Я представляю свою мать, сидящую тихо и неподвижно, держащую на тонких руках ребенка. Она должна быть здесь, разделить этот момент с нами. Она должна сидеть здесь, в окружении разорванной оберточной бумаги и открытых коробок, а в ее глазах должны мерцать огоньки елки. Я отняла у нее это.

— Сидни? — спрашивает тетя Элли. Все смотрят на меня.

Я быстро моргаю, заставляя себя улыбнуться.

— Это прекрасно. — И я говорю серьезно.

Остаток рождественских каникул проходит как в тумане. Я вижу Арианну пару раз, но в основном переписываюсь с Лукасом, который гостит у своей мамы во Флориде. Пишу итоговые эссе о роли женщин в классической литературе и литературном использовании психических заболеваний у Шекспира, отвечаю на вопросы в конце главы по государственному управлению и пишу формулу за формулой для курса химии.

Дважды тетя Элли отвозит мальчиков на два с половиной часа к маме и просит меня поехать с ней. Оба раза мое тело немеет, а разум заполняется черным облаком стыда. Я не могу думать, едва могу дышать.

Тетя Элли смотрит на меня удивленно, как будто хочет о чем-то спросить, но так и не решается.