Что скрывается за чертополохом

ГЛАВА 35

— Дом Уокера такой чистый, — сказала я Монро, проходя мимо безупречно чистой и скудно обставленной запасной спальни и останавливаясь на пороге впечатляющего домашнего тренажерного зала. — И мужчина тренируется. Каждый раз при виде его тренажеров мне хочется сделать сотню приседаний.

Веселое фырканье Ро эхом разнеслось из динамика моего телефона.

— Что-то я в этом сомневаюсь.

— Ладно, это заставляет меня задуматься о сотне приседаний. Единственное мое упражнение — это…

— Это работа по восемь часов в день в огромном замке и присмотр за ребенком двадцать четыре на семь. — Ро внезапно зевнула. — Не говоря уже о сексе, которым ты сейчас занимаешься. Серьезно, не представляю, как мне удастся вернуться на работу, быть мамой и еще иметь силы, чтобы запрыгнуть на Бродана. Конечно же, мне хочется запрыгнуть на него, но я так вымотана. Постоянно чувствую усталость. И это с мужем, которому посчастливилось ненадолго отпроситься с работы. Мы с Броданом не находили времени друг на друга, и это нормально, потому что мы продолжаем узнавать Леннокса, но это вызывает у меня беспокойство о будущем и о том, как мы собираемся со всем справляться.

Услышав усталость в ее голосе, я испытала прилив вины. Меня так поглотила история с Натаном, а затем с Уокером, что я стала плохой подругой для Монро. Она столько для меня сделала, а что я дала взамен? Они с Броданом воссоединились совсем недавно после восемнадцати горько-сладких лет разлуки! Я видела их восторг от того, что они стали родителями, и Леннокс был любовью всей их жизни, но после стольких лет разлуки они также заслуживали время друг с другом.

— Так, в эти выходные мы с Келли берем Леннокса на день, а вы с Броданом проводите время вдвоем.

— О, нет, Слоан, я сказала это не для этого…

— Я знаю, что не для этого. — Развернувшись, я побрела на кухню. Келли ужинала с Адэрами, так что после работы я пришла к Уокеру. Сегодня он решил сделать заказ в единственном китайском ресторане в деревне. — Я сделаю это для тебя, и ты мне позволишь.

— Не знаю, — размышляла она. — Я…

— Леннокс будет со мной в полной безопасности.

— О, в этом я не сомневаюсь, — Ро медленно выдохнула. — Хорошо. Если ты уверена?

Я ухмыльнулась.

— Да! Я очень уверена. И Ноксу будет приятно провести время с тетушкой Слоан.

— Ноксу? — В ее голосе послышалась улыбка.

— Ах, да, сейчас мы придумываем этому парнишке прозвище, и Нокс звучит чертовски круто, — настаивала я. — Сына Бродана и Монро Адэр не будут звать Лен или Ленни.

Она усмехнулась.

— Что не так с Леном или Ленни?

— Лен или Ленни — шестидесятилетние мужчины.

— Справедливо. Вообще-то… на самом деле… Нокс мне очень нравится. Звучит необычно.

Я улыбнулась, радуясь, что помогла. Бродан и Монро назвали сына в честь дяди Лахлана, чье второе имя было Леннокс, — шотландская фамилия по материнской линии генеалогического древа.

— Тогда, пусть будет Нокс. В субботу я увижу малыша Нокса.

— Слоан, ты уверена, что у тебя есть время? Близится Рождество, у тебя планы с Келли, выпечка для Флоры…

— Уверена.

— Хорошо. Спасибо. Итак, я знаю, что секс у вас — великолепный, — вероятно, я слишком много говорила о своей сексуальной жизни, — но как обстоят дела между тобой и Уокером?

Я открыла рот, чтобы сказать «хорошо», но потом передумала. Несмотря на слова Уокера, не отличавшегося особым красноречием, что он — мой, его действия говорили об обратном. Если бы он действительно был моим, в его жизни не было бы секретов, о которых он избегал говорить. Возможно, я слишком многого от него просила. То, что я была, как открытая книга, не означало, что все остальные были такими же, верно? Но если я становилась для него тем человеком, каким он был для меня… почему он не доверял мне настолько, чтобы рассказать все?

Не успела я поделиться этим с Монро, как услышала отдаленный вопль Леннокса, судя по всему, звучавший из радионяни.

— Прости, Слоан. Мне нужно пойти проверить Леннокса.

— Иди. — Я натянуто улыбнулась, хотя она меня и не видела. — Мне все равно пора искать тарелки.

Завершив разговор, я принялась открывать дверцы шкафов в шикарной кухне Уокера, пытаясь обнаружить, где он держал тарелки. В отличие от меня, заказавшей цыпленка в кисло-сладком соусе с большим содержанием калорий, мужчина заказал себе полезную, легкую курицу чоу-мейн с овощным гарниром. Клянусь, он почти вынуждал меня питаться лучше, но, хотя мой метаболизм по-прежнему сохранился на уровне подросткового возраста, план состоял в том, чтобы наслаждаться едой, пока это еще возможно.

Найдя тарелки, я стала искать столовые приборы. Любопытство, однако, взяло надо мной верх. Я начала просматривать все кухонные шкафы и ящики. Уокер готовил для себя, и у него было много бытовой техники: пароварки, ручные миксеры и соковыжималки. Опять же, кругом царил порядок, и все стояло на своих местах. Интересно, как он собирался уживаться с двумя неряшливыми девочками Харроу.

Будет ли это когда-нибудь возможно.

Во всем остальном наши отношения были вторым лучшим событием, которое когда-либо случалось со мной после рождения Келли. С Уокером я чувствовала безопасность и заботу. Секс был совершенно умопомрачительным, и он относился ко мне с нежностью. Он умел слушать, не осуждал и заставлял меня чувствовать себя самой полноценной женщиной в мире. Особенной мамой и талантливым пекарем. Вишенкой на торте было его терпение и доброта по отношению к Келли. О, и что при своем появлении он по-прежнему пробуждал бабочек у меня в животе.

Но между нами стояла стена, и она причиняла мне боль. Сильную боль.

Словно для того, чтобы специально обострить мои чувства, очередной выдвинутый ящик ускорил мое сердцебиение. Этот ящик был самым захламленным из всего, что я видела в доме Уокера. Его наполняли всякие мелочи: ручки, измерительная лента, клочки бумаги, ненужные вещи.

А еще фотографии.

Старые полароидные снимки.

Я доставала их дрожащими руками, потому что знала, что должна положить их обратно. Вместо этого я стала их просматривать, с шумом в ушах пытаясь собрать их воедино, как пазл. Фотографии были старыми, но женщину на них я узнала. Женщину с Принсес-стрит в Эдинбурге. С глазами, как у Уокера. На фотографиях она выглядела моложе, но это определенно была она. Неудивительно, что она была привлекательна, и на многих снимках рядом с ней находился высокий, красивый мужчина, очень похожий на Уокера.

На фотографиях также была девушка. Одно из наиболее очаровательных фото заставило меня остановиться. Симпатичная девочка с такими же голубыми глазами, как у Уокера, и густыми темными локонами стояла позади маленького мальчика, обнимая его за плечи и прижимая к себе. Чуть наклонившись, она прижималась щекой к его щеке, а он держал ее за руки, и они оба улыбались в камеру. Меня потрясли знакомые формы глаз и губ… я поняла, что этот маленький мальчик — Уокер.

Трудно поверить, что очаровательный маленький мальчик с широкой улыбкой и теплым взглядом — Уокер Айронсайд.

Девочка очень походила на него, должно быть, это была его старшая сестра.

Эти фотографии… я лихорадочно перебирала их снова и снова… на этих фотографиях была его семья, о которой он никогда не рассказывала. Почему? Почему в Эдинбурге он отнесся с матери как к абсолютной незнакомке?

Я разложила фотографии на кухонном островке, жутко нервничая в ожидании возвращения Уокера. При звуке открывающейся двери и его небрежном «Детка, это я», на моих ладонях и в подмышках выступил пот.

Когда Уокер вошел на кухню, от его вида мне захотелось спрятать фотографии, притвориться, что я их никогда не видела, сунуть голову в песок и просто взять от этого мужчины все, что можно.

Проблема, однако, заключалась в том, что я его любила.

Я полностью и безоговорочно по уши влюбилась в Уокера Айронсайда и с жадностью хотела его всего.

Оказалось, я принадлежала к типу женщин «все или ничего».

Нежность с его лица исчезла, как только он увидел выражение моего лица. Он поставил пакет с едой на островок, выискивая во мне причину, прежде чем скользнуть взглядом вниз к фотографиям на столешнице.

Лицо Уокера превратилось в камень.

— Прости, — выпалила я. — Я искала столовые приборы… нет. Мне было любопытно. И я нашла эти фотографии.

Он ничего не сказал. Стоял, замерев, как статуя, устремив пустой взгляд на полароидные снимки.

— Уокер? Это твоя семья? Та женщина, с которой мы столкнулись в Эдинбурге, была твоей мамой?

Внезапно черты его лица ожесточились, а взгляд, который он бросил на меня, как на незваную гостью, вторгшуюся в его дом, заставил меня немного умереть внутри.

— Это не твое гребаное дело.

Я вздрогнула, как от удара, но он будто этого и не заметил. Не осознавал, насколько глубоко ранил меня своими словами.

Оперевшись руками о столешницу, он наклонился ко мне.

— Разве я шарюсь в твоем чертовом доме? Господи, Слоан, я считал тебя лучше этого.

Я бы не заплакала. Не позволила бы ему довести меня до слез.

Сдерживая обжигающие слезы, я опустила взгляд и отошла.

— Ты прав, мне не следовало смотреть твои вещи. Прости меня.

— Извинения приняты, — резко ответил Уокер и шагнул вдоль островка, сгреб фотографии, выдвинул ящик, в котором я их нашла, бросил их туда и с грохотом захлопнул ящик. — Блинчики с начинкой закончились, так что я купил тебе брокколи с чесноком. — Он двинулся, чтобы открыть пакет с едой.

Я ошеломленно уставилась на него, пока он доставал коробки с едой.

Он посмотрел на меня.

— Не любишь брокколи с чесноком?

Он это серьезно?

Я недоверчиво фыркнула, и, услышав гнев в этом звуке, Уокер остановился.

— Что?

Этот резкий, нетерпеливый вопрос, подобно крюку, вытянул мой позвоночник и распрямил плечи.

— Я хочу знать, почему ты не говоришь о своей семье. Почему игнорировал свою маму. Почему ты исчезаешь каждый год в одно и то же время, почему не рассказываешь, откуда у тебя шрам на животе, с остальными у тебя подобных проблем не возникло. — Я обогнула островок и прижала ладони к его груди. — Я хочу узнать тебя, а ты мне не позволяешь.

— Чушь собачья, — рявкнул Уокер. — Ты знаешь меня лучше, чем большинство.

— Чем большинство? — Я провела ладонью там, где билось его сердце. — Обо мне ты знаешь все. Я впустила тебя повсюду… почему ты не впускаешь меня?

Он обвил рукой мое запястье.

— Я впустил. Но есть вещи, о которых я не хочу говорить. Вот, — он накрыл ладонью мою руку, лежащую на его груди, — что я могу тебе дать. Этого либо достаточно, либо нет.

Я отдернула руку, и глаза Уокера сверкнули, но неохотно он отпустил меня.

— Значит, ты говоришь мне, что в твоем прошлом есть нечто важное, о чем ты никогда мне не расскажешь?

— Тебе об этом знать не нужно. Это никак на нас не повлияет.

Он шутил что ли? Неужели настолько ничего не понимал?

— Если наши отношения продолжатся, я должна буду просто молча наблюдать, как ты исчезаешь каждый сентябрь на две недели?

Он казался удивленным, что я знала о нем такие подробности.