Ирландская принцесса

То, которое, в зависимости от того, что я с этим сделаю, может изменить все.

6

СИРША

— Сирша? Ты готова? Сирша?

Голос моей матери за дверью моей спальни заставляет меня съежиться. Я в принципе готова, просто наношу последние штрихи туши, но то, как она зовет меня по имени, заставляет меня пожалеть об этом, просто чтобы подольше отложить поход вниз. Тот факт, что Мэгги будет на этом девичнике, единственное, что делает его хоть немного терпимым, и тот факт, что меня воспитали именно для этого. Улыбаться, быть вежливой и терпеть события с людьми, общество которых мне не нравится, ради блага моей семьи, ради блага королей, ради блага жизни, для которой я была создана. Все это, начиная с красивого белого хлопчатобумажного платья с проушинами, которое на мне надето, сандалий Louboutin и заканчивая сверкающими бриллиантовыми серьгами в мочках ушей, благодаря моей семье. Благодаря тому, кто я есть.

Я никогда даже не пыталась представить себе жизнь без этого. Я бы не знала, как.

Коннор — мой путь вперед. Любезничать с женщинами внизу и устанавливать свое место в их иерархии — мой путь вперед. Любые мои собственные удовольствия, которых я захочу достичь, придут позже, после этого. Я напоминаю себе об этом факте, когда наношу тушь и делаю глубокий вдох.

— Я иду! — Кричу я, только чтобы услышать, как со скрипом открывается дверь. Я стискиваю зубы, готовясь к тому, что это будет моя мать только для того, чтобы увидеть, как из-за двери выглядывают кудрявые волосы Мэгги и ее широкую улыбку.

— Я сказала ей, что она нужна внизу, — говорит Мэгги, проскальзывая в мою комнату и закрывая дверь. — Знаешь, в колледже я думала, что эта комната была глупо великолепной, и я всегда думала, что это просто потому, что я была ребенком, и она казалась такой непохожей на мою, но это действительно так. Ты живешь другой жизнью, Сирша.

Она не ошибается. Мне не нужно оглядываться, чтобы понять, что она видит: сводчатые потолки, французские двери, ведущие на мой собственный балкон, каменный камин и позолоченное зеркало во всю стену, толстые ковры на блестящем деревянном полу и мебель из красного дерева в тон, кульминацией которой является кровать с балдахином, подходящая для принцессы. Я несколько раз была в комнате ее детства, навещала ее семью вместе с ней после того, как мы подружились в колледже, и я знаю, что там ничего подобного не было. Я помню ворсистый ковер, потолок из попкорна, двуспальную кровать, любовно застеленную стеганым одеялом, которое мама Мэгги сшила сама. Каждый раз, попадая туда, я испытывала странную ностальгию по жизни, которую я даже представить себе не могу, по более простой жизни, с таким большим выбором.

Я чувствовала себя неблагодарной, и это до сих пор так, но это не меняет того факта, что каждый раз, когда я была там, меня охватывала затяжная боль или что я испытывала легкое смущение, зная, что Мэгги видит в моей комнате. Я хочу быть больше, чем просто избалованной богатой девчонкой, какой видит меня Коннор, больше, чем просто племенной кобылой, какой ожидает меня видеть моя семья.

Но сначала я должна сделать то, чего они от меня хотят.

— Поехали. — Я ободряюще улыбаюсь Мэгги. — Сейчас не время заканчивать с этим, верно?

— Ты не должна хотеть заканчивать со всем этим, — бормочет Мэгги. — Это должно быть захватывающее время в твоей жизни, а не… — она замолкает, увидев выражение моего лица. — Или, может быть, я просто не понимаю.

— Мне просто нужна твоя поддержка, — шепчу я, пока мы спускаемся по лестнице. — Это и так достаточно сложно.

— Поддержка. Поняла. — Мэгги одаривает меня своей лучшей улыбкой. — У меня всегда это хорошо получалось.

— И однажды это будешь ты, и я буду жить опосредованно через твое волнение.

Мэгги фыркает.

— Чертовски маловероятно. Я еще не встретила мужчину, который мог бы меня терпеть.

— Ты хочешь сказать, что еще не встретила мужчину, которого ты могла бы терпеть, — говорю я со смехом, когда мы спускаемся по лестнице и направляемся в летний сад веранду, где моя мама приготовила поздний завтрак для новобрачных.

Все великолепно, надо признать. Два длинных стола ломятся от угощений: вафельные доски с мини-вафлями, серебряные кувшинчики с сиропами и керамические вазочки с фруктами, взбитыми сливками и медом, фруктовые башни с кремом для макания, сырные доски с крекерами и джемом и другие пикантные блюда. Здесь есть мини-пироги с заварным кремом, крошечные тако к завтраку, охлажденные креветки и омлет с любой начинкой, какую только можно придумать: шнитт-лук, копченый лосось, бифштекс, различные сыры, сальса, авокадо…на самом деле больше, чем я могу полностью переварить. Здесь даже есть "Кровавая Мэри" и "Мимоза" с разными соками для смешивания с бутылками шампанского Cristal, а затем еще один стол, заваленный подарками. Я вздрагиваю, когда вижу это. Я попросила маму сказать гостям, чтобы они не приносили подарков, мы с Коннором могли более чем позволить себе обустроить наш собственный дом, а его семейное поместье определенно уже оборудовано всем, что нам может когда-либо понадобиться, но, конечно, она меня не послушала.

Ничего нового.

Моя мама и все ее друзья, конечно, уже в летнем саду, французские двери выходят в сад за домом, впуская легкий летний ветерок с ароматом цветов, а справа от застекленного сада виден бассейн, сверкающий аквамарином в лучах солнца. Помимо Мэгги, мои единственные близкие подруги здесь Анжелика и Лори из колледжа, остальные девочки моего возраста, все дочери подруг моей матери. Конечно, я знаю их имена, но ближе к ним я не подхожу. И, конечно же, здесь Катерина и София, обе со стаканами апельсинового сока вместо мимоз, благодаря своей беременности. Они обе вежливо улыбаются мне, когда я вхожу, и все оборачиваются, чтобы поприветствовать меня.

— Сирша! Наконец-то здесь счастливая невеста! — Кричит моя мама, вставая. На ней яркое солнечно-желтое платье, которое ей совершенно не идет, с высоким вырезом у горла, рукавами до локтей и подолом до колен. Моя мама на самом деле очень красивая женщина ее многие назвали бы привлекательной, и она сохранила свою фигуру даже в свои сорок, но она прикрывает это, насколько это возможно, во имя приличий.

Кажется, что цель этой жизни, в которой мы все родились, каждая из нас, за исключением моих подруг по колледжу, состоит в том, чтобы мы, женщины, получали как можно меньше развлечений. Я вспоминаю свои поездки на заднем сиденье мотоцикла Коннора, ночь в секс-клубе, галоп по ирландскому пляжу с ним, и чувствую, как дрожь пробегает у меня по спине. По крайней мере, он даст мне некоторую свободу помимо этого. В моей жизни появятся возможности, которых никогда не было у моей матери, которых не будет ни у одной из этих других жен и дочерей, потому что Коннору нравится немного выходить за рамки, нарушая традиции там, где он может. В этом мне повезло, и я знаю, что должна быть более благодарна, чем я есть на самом деле.

— Все так мило, — говорит Катерина, вставая, чтобы встать рядом со мной, пока Мэгги направляется прямиком к столу для позднего завтрака.

— Не благодари меня, — говорю я с легким смешком. — Все это придумала моя мама. Она потрясающе умеет устраивать вечеринки.

— Важный навык для жены в нашем положении. Я уверена, что она хорошо тебя обучила. — Катерина проницательно смотрит на меня. — Может быть, нам стоит устроить что-то вместе, у нас с Виктором дома в Нью-Йорке, после свадьбы. Я уверена, что Коннор мог бы завести там отличные связи.

— Возможно, — вежливо говорю я ей. — Я обязательно спрошу, что думает Коннор по этому поводу.

— Я уверена, Виктор обсуждал ваш приезд на Манхэттен. Лука, вероятно, тоже прислал бы приглашение. — Катерина замечает вспышку моего раздражения и слабо улыбается. — София придет в себя. Она не была рождена для этого, ты это знаешь. Она не контролирует свои эмоции так хорошо, как ты или я.

— Как вообще получилось, что ты вышла замуж за Виктора? — Спрашиваю в лоб я.

Катерина слегка пожимает хрупким плечом.

— Мой первый муж был убит, как ты знаешь. Виктор был зол, что Лука увел Софию у него из-под носа. Я была нужна ему в качестве своего рода компенсации. Моя рука в обмен на мир между итальянцами и Братвой точно так же, как жизнь старшего Макгрегора была платой за их мир с королями.

— И ты не боролась с этим?

— Таков порядок вещей. — Катерина спокойно смотрит на меня. — Конечно, я пыталась настоять на определенных условиях. Некоторые из них были соблюдены, а другие нет. В конце концов, все получилось.

— Разве ты не была в ужасе, будучи замужем за ним? Особенно учитывая его деловые отношения в то время. — Я пытаюсь скрыть легкую дрожь, пробегающую по спине. Я была достаточно взрослой, чтобы слышать шепотки о бизнесе, которые ходят по нашему семейному дому, я знала, что Виктора Андреева когда-то считали ужасом, поставщиком девственниц, которые попадали в его руки к мужчинам, готовым заплатить за них достаточно высокую цену.

— Конечно, была, — говорит Катерина с легким смешком. — Но это была цена за мир. Это был мой долг. Я нашла свои собственные способы сохранить свою власть в браке на какое-то время. А потом, позже, мы с Виктором узнали друг друга более близко, и я влюбилась в него. — Она мягко улыбается. — Конечно, так бывает не у всех. Нам с Софией повезло в том, что мы научились любить своих мужей, а они в ответ горячо любят нас. Но в этом нет необходимости. Я вышла замуж за Виктора без любви, и я бы осталась с ним и без этого. София отличается в этом отношении, она не хотела оставаться без любви. Она не понимает, что заставляет таких женщин, как ты и я, выполнять свой долг, невзирая на личные издержки.

Я опускаю взгляд на руки Катерины. Сегодня она оставила их открытыми, ее вырез был приоткрыт, а не доходил до горла, уступая неуклонно усиливающейся летней жаре. В результате я вижу тонкие, как волос, шрамы, покрывающие ее бледную кожу, пересекающие руки и грудь, шрамы, которые никогда не смогут полностью излечить никакие массажи, шлифовки или масла. Пластический хирург, возможно, смог бы что-то с ними сделать, и у нее, безусловно, есть на это деньги, но я сомневаюсь, что она воспользуется такими услугами, она оставила их по другой причине, чтобы показать, что она пережила… что ей пришлось пережить.

Я мало что знаю об этом только то, что она была похищена предателем из окружения Виктора вместе с Софией, Анастасией и еще одной женщиной из семьи Катерины, и по диким слухам, которые циркулируют среди преступного высшего класса "белых воротничков", к которому мы все принадлежим. Я не собираюсь спрашивать, это было бы за гранью невежливости, но есть определенная манера ее поведения, которая заставляет меня уважать ее больше, чем раньше, царственная осанка, которая говорит о том, что все, что ей пришлось вынести за свою короткую жизнь, она делает с немалой грацией и силой. Однако, прежде чем я успеваю сказать что-либо еще, я вижу, как глаза моей матери широко распахиваются, когда она тихо ахает, и слышу звук открывающейся двери.