Белые пешки

– Очень сочувствую, – тихо сказал Миро. Понял, наверное, что здесь беседа точно зайдет в тупик, и осторожно перевел тему обратно. – Ну и вот мы тут, я, может, по-прежнему пугаю тебя, но теперь ты хоть понимаешь, что это не ромкомовая любовь с первого взгляда. Ты правда мне очень симпатична. – Он пожал плечами. – Но я ничего не… не… – Он опять прикрыл лицо руками и рыкнул: – Блин! Короче, если ты просто продолжишь ходить на лекции, а после них согласишься иногда пить со мной кофе, будет классно. Ну и книгу твою я, кстати, купил. Мне про тебя препод рассказал, он про зеленую ленточку услышал и сразу такой: «Это же Шурка тебя побила!» Он тебя так зовет, хо-хо. Как тебе?

– Фу! – поморщилась Саша, но все же рассмеялась. – Только папе можно!

– А вот я, кстати, – он снова чуть посерьезнел, – все-таки не Мирослав. Правда, Миро.

«Просто имя такое. Мама придумала. И я им дорожу». Так он сказал у пруда, но Саша, конечно, этому значения не придала.

– У него две версии происхождения, кстати. Греческая и цыганская. Вам с твоей подружкой, – он негромко рассмеялся, – явно ближе вторая. Спорим… – И он многозначительно приподнял брови. – Из-за дурацкого сериала, где так зовут красивого дядьку, влюбленного в героиню? «Кармелита», да?

Саша не на шутку смутилась. Последнее, в чем она хотела бы признаваться Миро или кому-либо еще, – что смотрит дешевые мыльные оперы. Да она и не смотрела, только две-три серии, случайно! Она быстро парировала:

– А ты-то откуда знаешь? Смотрел?

Миро радостно фыркнул:

– У меня два администратора в возрасте и гардеробщица. Как ты думаешь, о чем они разговаривают? Я знаю кучу героев, в кого они влюблены, кто чей сын и брат, кто в коме…

Саша засмеялась, а потом вспомнила кое-что еще.

– Поэтому ты скрывался от своих сотрудников? Одна из теток, администратор, говорила, что не видела Голос в лицо.

Прозвучало забавно, но Миро понял и покачал головой.

– Не поэтому, конечно. Я не против теток и сериалов. Я просто боялся, что дело загнется на корню, и поначалу предпочитал, чтоб они думали, будто лектор и наследник Штольца, дающий на планетарий деньги, – два разных человека.

– Как Бэтмен и Брюс Уэйн? – уточнила Саша, и он одобрительно, как-то по-мальчишески хлопнул ее по плечу.

– Леди, да вы разбираетесь в комиксах! Круто!

– Ну, Бэтмена-то все знают, – возразила Саша. – По кино.

А еще это любимый мультик Аси. От мысли о которой снова сжалось сердце. Вспомнилось, как посреди леса Миро обнимал ее, и выглядело это так, будто он готов защищать совершенно незнакомую зареванную девчонку от всего мира. И вот оказалось, что нравится ему совсем другая. Точно что-то из детства вывернулось наизнанку.

– Если серьезно, – голос Миро опять потускнел, – мама, конечно, дала мне имя задолго до сериала. Она увлекалась этой культурой: читала книги, ходила в «Ромэн», очень любила там «Мы, цыгане» – такой старый-старый спектакль, до сих пор идет. Кровь рома в ней тоже была. Папа говорит, она и характером была очень рома. Беспокойная. Вспыльчивая. Свободолюбивая, но очень любящая.

– А рома – это… – заскрипела мозгами Саша.

– Ветка цыганского народа. Мама, конечно, не из табора, ничего такого, но была у нее такая родня. Я их не помню, они не общаются с нами с тех пор, как ее нет, то есть с моего рождения. Отец их не очень понимал, он-то совсем другой. Но иногда он зовет…

Миро осекся и остановился. Саша не поняла, что случилось, пока мысленно не прокрутила оборванную фразу еще раз. Тогда она тоже остановилась, не решаясь заговорить. Миро натянуто улыбнулся.

– «Цыганва». Он иногда звал меня в шутку цыганвой. От него-то у меня только глаза. Отец… он рыжий. Был рыжий.

Саша молча смотрела ему в лицо. На языке крутился еще вопрос, и язык приходилось прикусывать, обещая себе: «Спрошу у Ники». Теперь – точно спросит. Как-нибудь осторожно, чтобы правда не было милицейской паранойи. Выкрутится ведь? Но Миро, похоже, угадал то, что не спросили, сам. Поколебался, глубоко вздохнул и объяснил:

– Он с большим трудом выиграл грант. Деньги обещали втихаря состричь кому-то другому, на строительство, блин, то ли навороченного паркинга, то ли бань бизнес-класса, то ли рынка очередного, не помню. И когда вот мы все это начали воплощать, почти сразу посыпались обвинения, что мы… точнее, отец… воруем, и проверки, и препятствия – вроде того, что нам не хотели давать эту землю. На отца давили. Сильно. Первый инфаркт был у него, еще когда умерла мама, очень рано. Второй стал последним. Вот. И да, нас довольно сильно опозорили. В том числе поэтому я ненавижу… ненавидел… ментов.

Саша кивнула. Миро пошел вперед, и в этот раз она сама его догнала. «Ты в порядке?» – нет, Саша не готова была это спрашивать. Скорее всего, Миро просто опять отшутился бы. Заверил бы, что все отлично, все в прошлом и так далее… И она спросила другое:

– Так что значит твое имя по-цыгански? В сериале я про это ничего не слышала.

Миро, глядя на желтые огоньки в переплетенных ветвях, ответил:

– «Мой». Ничего особенного, просто «мой». Она очень меня ждала. У нее были проблемы со здоровьем. Я не знаю, может, лучше бы и не дождалась.

Захотелось стукнуть его, но Саша сдержалась. Только поругала:

– Ну и кто был бы тогда душой и голосом такого классного планетария?

Миро улыбнулся.

– А действительно?

Они пошли дальше. Впереди уже маячила знакомая фигура из сияющего металла и слышалось тихое журчание воды. Миро прибавил шагу, Саша машинально последовала его примеру, и вот они уже оказались возле фонтана. Олень склонялся к ним. Вода из его рогов била назад искристыми цветными струями.

– Привет, приятель! – Миро быстро подошел, прижался лбом к оленьей морде и зажмурился.

Саша замерла рядом. Ее удивило, что он сделал это при людях, ведь сейчас фонтан буквально оккупировали со всех сторон и многие гуляющие стали пялиться.

– А ты точно за мной не следил? – полушутливо спросила она. – Я тоже его тискаю иногда…

Но не так, конечно, а только наедине. Саша присела на каменный бортик. Миро сел рядом и, опустив одну руку, стал болтать пальцами в воде.

– С чего такие грязные подозрения?

– Да так, – не став развивать тему, Саша попыталась пошутить: – Но ты меня сейчас удивил. У тебя телепатический обмен с этой статуей?

Миро неожиданно помрачнел, дернул плечом и уставился на воду. Пальцами он рисовал по ней круги.

– Шизофрении нет. Наверное. Ну, если ты об этом.

– Нет, конечно, – заверила Саша. Она не обиделась на резкость, вспомнив, как обозвала всю семью Миро сумасшедшей, и даже добавила: – Ты вообще прости меня, пожалуйста. Я правда мерзко разговаривала с тобой у пруда. Я сложно отношусь к мистике в последнее время, ну ты, наверное, понял по той моей подружке, Марти. Она пытается объяснить вот этим всем слишком много сложных вещей.

Миро снова посмотрел на нее, с каким-то сомнением. Ох, не скажет ли сейчас «Так, я передумал, ты не мой типаж»? Но он сказал другое, ровно и буднично:

– Просто понимаешь, выбора иногда не остается. А в таких вещах, как ни странно, можно спастись. И даже найти рациональные корни. Не всегда, но…

– Ты ищешь? – Саша сама не осознала, что перебила. Просто вспомнила сам факт: Миро, блин, плавал в университетском прудике, нашаривая какой-то там энергетический узел или бог знает что. Может, все-таки скажет – зачем?

– Да, – после еще одного промедления ответил Миро. Вздохнул. Облизнул губы и вынул мокрую руку из воды. – Ладно. Наверное, я могу сказать. Чтобы ты не гадала, например, зачем я выспрашивал у твоей Марти про голоса в голове.

Саша кивнула. Этот вопрос тоже ее беспокоил, просто потускнел на фоне всего, что она услышала. Может, речь о побочке от препаратов? Ну, как у самой Марти? У нее же была побочка?..

– Мой папа, – заговорил Миро, и Саша скорее превратилась в слух, – не был политиком. Он преподавал физику и астрономию в школе, полжизни, а о том, что сейчас, только мечтал. Но как ты понимаешь… – Он вытер руку о джинсы. – Мечтают многие. Добиваются единицы. А нужны для этого две вещи, которых у него никогда не было. Деньги и связи.

– Ну да, – опять кивнула Саша. – Это почти нереально и нужно до фига работать.

– До фига, – согласился Миро. Задумчиво стал обводить взглядом гуляющих людей. – И отец работал, прошел с низов: от муниципального депутата к довольно большой должности в минобре, весь этот путь занял около двадцати, где-то так, лет. Но… – Поднявшийся ветер опять привел в беспорядок его волосы. Поправлять пряди Миро не стал. – Я все равно как-то пропустил эту точку. Точку, где папу стали слушать большие люди. Точку, где у нас случился евроремонт, появились иномарка, дорогая одежда, хорошая еда. И то зелье удачи, которое он выпил, чтобы в девяностые остаться в живых. Ведь он, представь себе, всегда вел политику чисто. Насколько это вообще возможно.

Да, звучало… нереалистично. Саша теперь сама опустила руку в воду, стала легонько брызгать в сторону, щелкая пальцами. Вода была ледяной и приятно чистой, никаких окурков и презервативов.

– Если кратко, – продолжил наконец Миро. – Папе, в общем, очень везло, а объяснить это не мог ни я, ни… кто-либо. Его друзья. Враги. Журналисты, в том числе оппозиционные, которые слова плохого о нем при жизни не сказали, а когда нас начали травить, вступились. Какая сказочка о мандате и портфеле, а? – Он улыбнулся желчно, не так, как обычно, и сильно тряхнул головой. Саша машинально протянула руку и сама убрала волосы с его глаз. – Спасибо. А потом, вот незадолго до его смерти, произошла довольно странная вещь. Я подслушал кое-что и, возможно, впервые усомнился… да во всем.

Задумавшись, Саша стала болтать рукой в воде, Миро тоже. Он рисовал круги, она – восьмерки, хотя сразу даже не осознала этого. Утешила себя: не восьмерка, а знак бесконечности! Не помешана она на своих друзьях, нет!

– К папе приехал давний друг, не помню, вроде они вместе преподавали. Я оказался у кабинета, когда они пили вискарь или что-то еще. – Миро посмотрел Саше в глаза снова. На его скулах вдруг заходили желваки. – Тот друг спросил вот примерно то, что я тебе сказал, ну, «Как ты так поднялся-то? Кто тебе помог?» А папа ответил такую дичь, что у меня волосы дыбом встали, Саш. Сказал: «Мне в восемьдесят девятом сон приснился. А там один человек, такой холеный император в лиловом плаще и сияющей короне, сказал, что я что-то мало делаю для своей мечты. Надо идти к ней, потому что скоро все изменится. Он поможет. И препятствия все я обойду, если буду настойчив. Ну… я попытался. И обошел».

Саша вздрогнула. Волосы на голове, наверное, дыбом не встали, но на руках – да. Она даже ничего уточнить не смогла. Миро снова неестественно усмехнулся.

– Я бы, может, это все не воспринял так, но тот друг был жутко воцерковленный и загоношился: «Слушай, а ты душу дьяволу не продал? Он в обмен у тебя ничего не попросил?» Отец засмеялся, конечно, он у меня куда проще ко всему этому относится… относился. Заверил: «Да нет, конечно. Я же ничего не подписывал. Он мне только сказал, когда я спросил, с чего щедрость, мол „Рука руку моет, может, и ты мне когда-нибудь чем поможешь или твой сын“». Друг продолжил его стращать, выпытывать подробности, отец в конце концов вспылил и велел: «Так, Гриш, хватит. Ничего он не просил, а возьмет – так пусть, смотри, сколько всего я сделал. Он мне все эти годы подсказывал будто, я его слышал! Здорово же?» – Миро совсем помрачнел. – Ну и вот. А вскоре случился тот скандал с коррупцией. Началась травля. Папа умер. Вот такая удача и такие… голоса. А потом еще эта цепочка с пешкой, вынутая уже из гроба. У отца такой не было, Ника права.