Amarie

– Ты не знаешь! – взвизгнула Хариса и затараторила, будто боялась, что Каган уйдет, не услышав ее слова. – Ты все потеряешь! Станешь Бледной Тенью! И тогда обретешь величие, какого не знал ни один смертный! – все это она кричала ему в спину.

– Можно было остановиться на том, что я ничего не знаю, – хмуро ответил Каган, обернувшись к ведьме. – И не хочу знать.

– Все хотят! Дева, облеченная в Солнце, обратит все в прах!

– Если гадаете, говорите конкретнее, – вздохнул Каган, глядя как Хели пробирается к нему.

– Я заберу ноха, – она отодвинула Кагана с пути и, преодолевая гнилую магию старой ведьмы, прошла к поверженному зверю. – Отдай его мне, отродье! – она едва сдерживалась от слез, глядя на беспомощное животное.

– Бери, – захохотала Хариса и ее смех прошел вдоль позвоночника Хели ледяной струей. – Бери, принцесса! Ему не жить, как и всему, что будет знать твое касание!

– Пошла ты к дьяволу, – выругалась Хели и принялась поднимать ноха.

– Над тобой лишь бури, но пока ты с ним, я могу сказать, что будет! – она ткнула пальцем в Кагана. – Ты жива только из-за чужих проклятий, принцесса! Слышишь?! Ты не должна жить! И проклятья – не та сила, коей нужно пользоваться для жизни! Ты думаешь, моя магия гнила? Да, принцесса, она – гнилье, и я – гнилье. И ты стоишь неподалеку от меня!

С отчаянно бьющимся сердцем Архелия подняла животное на ноги, и оно заковыляло вперед.

– Не расстраивайся, – Каган в несвойственном ему жесте положил руку на плечо девушки, и она ее скинула. – Ведьме так много лет, что она бредит.

– Да мне плевать, что она сказала, – пробормотала Хели, держа руку на шее ноха, которое временами благодарно посматривал на нее.

У Архелии впереди был длинный путь до ответов на ее вопросы, во время которого насущные вопросы заставят ее забыть предсказания выжившего из ума Ведьминого младенца.

Каган ехал впереди, погруженный в свои мысли, которые были сплошь о предсказаниях ведьмы.

Величие, – это неплохо, – думал он. Пусть даже придется все потерять.

Юноша оглянулся на Архелию и Шойо, между которыми шел ноха. Нет, ему нечего терять. У него ничего нет и вряд ли когда-нибудь появится. Нет, – он помотал головой, – у меня есть цель. Цель всей моей никчемной жизни, только она и помогает двигаться вперед в надежде на что-то лучшее. Может быть, если он откажется от своей цели или потеряет ее, то сможет стать тем идеальным наемником, которых Дан взращивал в Кандире. У Тихого не должно быть семьи, за которую он будет цепляться. Тихий должен забыть о своей прошлой жизни. Тот, кто преодолел Кандирский серпантин, должен был выбросить свое прошлое, утопить каждую щепотку воспоминаний в маленьких, покрытых хрустким льдом лужицах.

Но у Кагана не было прошлого. Он не помнил лица матери. Возможно, он никогда и не видел ее. Только тот, за чьими плечами нет ничего, кроме упорства, мог войти в Кандир. Каган был одним из сотен мальчиков, жавшихся к нагретым лучами солнца стенам крепости. Он стал одним из десятка тех, кто заслужил честь войти в крепость.

Теперь его цель так далеко, где-то впереди. Она нарисована на картах, но Кагану не было нужды смотреть в них, чтобы знать, где он – Аламгир – сияющий город тысячи радуг.

Он был родом из Аламгира. Он помнил его улицы и деревья с серебряными листьями. В Аламгир он теперь возвращался. Как теперь встретит его город? Как он встретит Архелию? Каган знал, что он отведет ее к магам и, вероятно, больше никогда не увидит. У них ответы на ее вопросы. Она заслужила их знать.

– Эй, мы не можем взять ноха с собой, – сказал он, отвлекая себя от своих мыслей. – Его убьют, как только кто-то посторонний увидит этого зверя.

Хели довольно хихикала, поглаживая длинный гребень на шее животного.

– Можем, – возразила она. – И мы его с собой возьмем. Мы защитим его!

– Ты не защитишь его от случайной стрелы, – спорил Каган, зная, что с этим рогатым чудом они далеко не уйдут. – Бирс – его дом, мы должны оставить его здесь.

– Только попробуй!

В таких перепалках тянулись долгие, влажные дни, когда они почти не видели солнца, скрытого густой листвой леса. Каган часто уходил вперед в разведку, чтобы они втроем не наткнулись на поселения людей. В лесу они часто встречали охотников и Шойо каждый раз вызывала проливные дожди, которые скрывали их. Каган говорил, что только так можно обмануть охотников-бирсайцев, так как они – одни из лучших следопытов, ибо живут в отколовшемся от Серрадаса лесу.

Хели и Шойо всегда спали, притулившись к ноха, который милостиво позволял им греться о него. Если бы зверь хотел покинуть их, он бы давно убежал, но он по-прежнему сопровождал троицу. Единственного, чего он не позволял – это ездить на нем. Первые несколько дней их совместного пути Архелия пыталась оседлать его, но он каждый раз опускался на колени и не двигался с места.

Каган при этом закатывал глаза, но удерживался от комментариев.

Но в одну из ночей, когда Хели спала, прислонившись спиной к мохнатому гребню, ноха не проснулся. Напрасно Хели пыталась сдерживать слезы – они лились ручьем, орошая морду животного. Синие, как полночное небо, глаза ноха были крепко сомкнуты, а сердце не билось.

– Ведьма умерла, – тихо сказала Шойо, неловко поглаживая Хели по волосам. – Ноха был частью ее души, а теперь она умерла, и ее душа покинула наш мир. Ноха был стар, как и она. Не печалься, Архелия, он умер от старости.

– Он умер из-за в-ведьмы-ы! – рыдала та, уткнувшись носом в мех животного.

– Он жил так долго только из-за нее, – убеждала та. – Поверь, лучше так, чем от меча или стрелы.

– Она би-ила его!

– Не била, – неуверенно сказала Шойо. – Она просто тягала веревку. Оставь его тело, природа сама заберет его.

Утмас

– Повелитель, – перед Ахалом склонился невысокий, крепкий мужчина – глава разведчиков с Восточной гряды. – Прилетела птица. Амари пересекла перевал.

На лице повелителя Утмаса расплылась улыбка.

– Так-так, – он поднялся с кресла и хрустнул пальцами. – Кто ее сопровождает?

– Девочка-шаманка и Каган, ваше превосходительство.

– Каган, Каган, – Ахал задумался. – Ах, Каган. Припоминаю.

Разведчик молча стоял, ожидая дальнейших распоряжений.

– Отправьте десятку из черной гвардии им навстречу. Нет, сотню, я не могу рисковать.

– Просто привести их? Будут указания относительно Кагана?

– Нет-нет, – Ахал довольно улыбнулся, блеснув крепкими белыми зубами. – Мальчишка еще не пересек стен Аламгира. Пусть выпутывается, как умеет.

Разведчик коротко поклонился и покинул своего повелителя. Продолжая улыбаться, Ахал вышел на балкон и оперся о мраморные перила. Его взгляд устремился в сторону Бирса, где маячила цель. Скоро, совсем скоро он сожмет в кулаке свое бессмертие.

Далеко внизу, у стен Аламгирской цитадели стояла Намин – благоухающий цветок Аламгира. Прекраснейшая из населявших замок женщин, сейчас она была с головы до ног укутана в серый балахон с капюшоном, из-под которого лукаво поблескивали черные, как ночь, глаза.

– Почему я должна была тебя ждать?! – накинулась она на запыхавшуюся служанку, по лицу которой тек пот.

– Простите великодушно, госпожа, – бедная девушка в таком же сером балахоне рухнула на колени прямо на землю.

– Идиотка, поднимись, – прошипела та. – Отправлю в конюшни, как только вернемся!

– Нет-нет, пожалуйста, только не навоз, – по крупному лицу служанки потекли слезы.

– Дура, – бросила Намин и, развернувшись, направилась прочь от замка. Служанка, суетливо поднявшись и отряхнувшись от пыли, побежала за ней.

Любой, кто взглянул бы на этих одинаково одетых девушек, сразу бы отличил среди них представительницу голубых кровей. Как Намин не старалась походить на подобострастных служанок, это было сродни выдаче породистого скакуна за корову.

Она это понимала, поэтому, подхватив юбки, бросилась бежать к королевским казармам. Знатные дамы не бегают. Вместо них бегают слуги, а дамы неторопливо потягивают освежающие напитки в узорных беседках Аламгира, прячась от палящего солнца.

Черная гвардия еще не должна была выехать из города. Намин спешила как могла. Бегу мешал толстый мешок золота, болтающийся на поясе. Этим золотом можно было наполнить чей-нибудь ночной горшок, но она боялась, что будет мало. Намин приготовилась обещать еще два таких мешка. Черная гвардия подчиняется самому Ахалу. Но и Намин не была простолюдинкой. Двадцать лет скучной жизни, которые она провела в поместье, словно драгоценный цветок под пристальным вниманием садовников, научили ее развлекаться хитростью и небольшими заговорами. Она лучше многих знала, что неподкупных людей не бывает. Вопрос лишь в количестве утмасского золота, за которое люди продадут и родную мать.

Намин как никто другой ждала возвращения Кагана, своего любимого брата, которого не видела столько лет. С его возвращением все должно было измениться, и Намин наконец могла быть свободной от бесчисленных сватов, обивавших пороги ее небольшого замка уже на протяжении восьми лет. Именно они заставили изысканную розу Аламгира отрастить шипы.

Намин по праву считалась красивейшей девушкой Утмаса. Но в отличие от других экземпляров аламгирского цветника, которые уже посрывали особенно охочие представители знати со всего мира, у Намин было то, чего не было у них. Гордость, независимость и ум. Все это ей постоянно приходилось прятать, ибо умные женщины были не в почете.

Именно поэтому она так вцепилась в свою единственную возможность освободиться от оков вековых устоев – в Кагана. Младший брат обладал большим потенциалом, и Намин сразу разглядела это. Годами она поддерживала с ним связь, пока он жил в Кандире, куда его отправили. И хотя общая кровь в них была лишь от отца, Намин любила сводного брата как родного.

И поэтому она, сбивая дыхание, теперь мчалась наперерез элитному отряду, чтобы сделать самую важную вещь, которую она когда-либо могла бы сделать для Кагана.

Черная гвардия и впрямь еще не покинула казарм. Эти люди, одетые в черную броню из вареной кожи, были высокими, на две головы выше самой Намин. Скинув капюшон, она беспрепятственно вошла в казармы.

– Где… где ваш командир?.. – едва переводя дух, спросила она.

– Госпожа чего-то желает? – поинтересовался вышедший вперед мужчина с парой загнутых клинков на поясе.

Намин передала ему листок пергамента и принялась отстегивать мешок с золотом с пояса.

Мужчина нахмурился, читая изящные строки, затем поймал мешок, который ему кинула девушка.

– И это все? – спросил он, указывая пальцем на пергамент.

– Не слишком тяжелая работенка, – Намин выдавила улыбку. – Я должна быть уверена, что вы это сделаете.

– Нас сотня, – мужчина покачал мешком.

– Дам еще два таких, если все будет так, как нужно.

– То есть, когда мы ничего не сделаем, мы получим три мешка золота? – уточнил он.

– Обрати внимание, – Намин подошла и постучала пальцем по бумаге. – Вы выполните приказ нашего повелителя в точности как он сказал. И не более, вы понимаете?

– Мы должны молчать, – кивнул он.

– Просто молчать, – на лице Намин расцвела улыбка. – Ведь это несложно, правда? Вы не нарушите приказа и поможете бедной девушке, – она слегка сузила подкрашенные глаза и лукаво улыбнулась, зная, как выглядит эта улыбка на ее лице.