Фальдийская восьмерка

Полусобранная хреновина отправилась в подсобку, а Брак с Кандаром целый вечер заливались пивом и громко ругали у костра всяких недалеких типов, загораживающих своим толстым пузом дорогу прогрессу. К их преогромному сожалению, подсобка безмолствовала и не отзывалась, сводя на нет все усилия пьяненьких механиков.

Когда компрессор уже не стучал, а надсадно кашлял, Брак потянулся за флажком. Махнул пару раз из стороны в сторону красной тряпкой, почувствовав, как кресло уверенно потянуло к земле натянувшейся паутинкой.

В последний раз оглядывая землю сквозь линзы окуляра, калека заметил крохотное, полузамерзшее озерцо, уютно лежавшее на севере, в стороне от очередного изгиба реки. Но внимание его привлекло отнюдь не озеро.

Три фелинта, уже начавших менять шкуры за зимние, а потому вызывающе пестревших островками зеленого на белоснежном мехе, ловили рыбу. Точнее, ловили два котенка, маленьких, размером едва ли с крупную собаку. Напрыгивали с берега, проламывая лапами тонкий ледок, неумело били искрящимися усами по воде, поднимая фонтаны брызг. Бьющаяся в судорогах рыба всплывала редко и вызывала у котят шумный восторг, немедленно перерастающий в не менее шумную драку, к вящему неудовольствию третьего кота – фыркающей от долетающих брызг взрослой самке, вальяжно лежащей на берегу.

Брак убрал окуляр, потянулся было за угольком и бумажкой, но передумал. Покачал головой, сплюнул куда-то вниз, искренне надеясь, что плевок попадет прямиком на голову Везиму, и вновь прильнул к линзам, всем телом ощущая, как неумолимо тянет вниз тонкая нить, связавшая его с "Вислой Каргой" и ее обитателями.

Раздраженная самка, хлеща хвостом по бокам, встала на лапы, парой резких стежков усами разняла дерущихся котят. Покрутилась по берегу, обнюхивая следы, внимательно изучила опушку, после чего вновь улеглась на бок и принялась неторопливо вылизываться, шумно чихая от долетающих с озера холодных брызг.

Калека наблюдал за этой семейной идиллией до тех пор, пока озеро не скрылось за вершинами деревьев, чувствуя себя незваным гостем на чужом празднике, урвавшим свою порцию вурша и медузок, лишь для того, чтобы тоскливо сожрать все в одиночестве. Доживающая последние минуты гравка хрипела и дергалась, а снизу уже доносилась приглушенная ругань Жерданов, ворочающих лебедку.

Полет, как и все хорошее, подходил к концу.