Мощи Распутина. Проклятие Старца

17

Первым из полицейских приехал бритоголовый великан, который приходил в ночь смерти Пола. Слава небесам, он даже не попытался зайти в хранилище.

Сразу за ним явился Виктор Росток, и на этот раз Николь была рада его видеть. Все-таки когда рядом находился знакомый человек, пусть и в полицейской форме, Николь чувствовала себя спокойнее. Она поприветствовала его дружеской улыбкой, но он словно бы ее и не заметил.

Чтобы позволить Ростку открыть дверцу сейфа, Николь пришлось отойти от стены. Проходя рядом с ней, полицейский задел крепким бицепсом ее левую грудь. Покраснев, она почувствовала, как ее сосок напрягся в ответ на прикосновение.

К счастью, этого он тоже вроде бы не заметил. Судя по всему, его интересовало только содержимое ячейки.

— Не похоже, чтобы кисть лежала здесь долго, — заключил он. — При комнатной температуре, тем более в отсутствии вентиляции, кожа очень быстро начала бы менять цвет и опухать. Даже если бы рука пролежала здесь одну ночь, мы сейчас ощущали бы сильный запах разложения. Так что ее, вероятно, положили сюда днем.

Он потыкал в кисть кончиком механического карандаша, продавливая кожу в центре ладони. Кожа упруго восстановила свою форму.

— Этого не может быть, — возразил Зиман. — Ячейка была опечатана. Никто не мог просто так, без моего ведома, пройти сюда и отпереть дверцу. Для этого ему потребовалось бы пройти мимо моего стола в рабочее время, а я не отходил сегодня весь день, и вчера тоже. Никого постороннего я не видел.

— А если ночью? — спросил Росток. — Или утром, до того, как банк открылся для посетителей?

— В дверь нашего хранилища встроены датчики движения, инфракрасные и другие специальные сенсоры. Сигнализация, как вы знаете, напрямую связана с полицейским участком. В случае ночного проникновения вы получили бы сигнал тревоги.

Росток дотронулся кончиком карандаша до отсеченного края кисти. К его кончику прилипла капля темнокрасной жидкости.

— Ничего себе, — пробормотал полицейский. — Кровь до сих пор не свернулась, а кожа все еще розовая. Нет, кисть явно лежит здесь недолго. Я бы сказал, что не более двух часов. Кто был в хранилище этим утром?

— Я открывал дверь в восемь утра, — начал рассказывать Зиман. — На замке есть таймер, и попасть в хранилище раньше невозможно. Я лично выдал кассиру наличные из сейфа — как обычно. После этого сюда никто не входил — за исключением миссис Данилович, конечно. Должен вам заметить, доступа к этому отделению нет даже у работников банка. Как видите, здесь есть отдельная дверь, и она открывается независимо от основного замка — так удобнее вести учет каждого, кто проходит, — он кивнул в направлении решетчатой двери позади них. — Мы открываем ее, когда приходит клиент, и закрываем, как только он уходит.

— Сама по себе она здесь тоже не возникла, — резким тоном сказал Росток. — Когда Пол приходил сюда в последний раз?

— В смысле, чтобы открыть сейф? Никогда.

— Но я думал… — полицейский повернулся к Николь. — Разве ваш муж не арендовал этот сейф?

— Возможно я недостаточно подробно рассказал по телефону, — поспешил прояснить ситуацию Зиман.

Ключ принесла миссис Данилович, но изначально сейф арендовал отец Пола.

— Старик Иван? — Росток нахмурился.

— Да. Он снял этот сейф в 1946 году.

— В 1946? — не веря своим ушам, переспросил Росток. — Это же больше, чем полвека назад.

— Именно. Пока мы вас ждали, я перепроверил все записи. Сейф арендован 16 октября 1946 года, и с тех пор не открывался. Ни разу.

В тесном хранилище повисла душная тишина.

Николь не могла больше находиться рядом с Уэнделлом Франклином. Теперь ей казалось, что потеют все — не только от жары, но и от напряжения. Она чувствовала, как ее собственный пот ручейком стекает в лифчик, в ложбинку между грудями. Отчаянно хотелось выбраться отсюда, на свежий вечерний воздух — пусть и теплый, но избавленный от вони мужского пота, смешанной с тем сухим заплесневелым запахом, что исходил от отрезанной кисти. Он напоминал ей что-то… Солому? Сушеные грибы? Орехи?

Тишину нарушил голос Франклина.

— Кто-то должен был ее сюда положить.

— И это точно был не Иван Данилович, — сказал Росток. — Он уже два месяца как мертв.

— Уверяю вас: в хранилище больше никто без моего ведома не заходил, — настаивал Зиман.

— А как насчет вас, Зиман? — обвинение исходило от Франклина; тем же платком, которым он останавливал кровь из пальца, агент вытирал пот со лба. — Вы владелец банка. Все ключи у вас. Вы включаете и выключаете сигнализацию. Может, это вы взяли все из сейфа, а руку запихнули, чтобы отвлечь от себя внимание?

— Как вы смеете! — прокричал Зиман. На мгновение Николь показалось, что он сейчас набросится на налогового агента. Однако Зиман быстро взял себя в руки и продолжил: — Единственное, за что ценится любой банк, это честность и порядочность по отношению к клиентам. Люди Миддл-Вэлли хранят деньги у нас, потому что доверяют мне, так же, как они доверяли моему отцу и деду. Я никогда не сделал бы ничего, что могло подорвать это доверие. Никогда. И я требую извинений.

— Что насчет ваших работников? — продолжал испытывать его терпение Франклин. — Секретарша, например? Она же ведет все записи, верно?

Росток втиснулся между ними, раздвигая спорщиков широкими плечами.

— Давайте держать себя в руках, — посоветовал он. — Выяснение отношений не поможет нашему делу.

— У него нет права заявляться сюда с подобными обвинениями, — не унимался Зиман. — У нас никогда не было ни малейших разногласий с клиентами. Все работники банка заслуживают высшей похвалы. Я знаю каждого из них лично, знаком с их семьями и осведомлен об их прошлом. Каждого нанимал либо я сам, либо, как в случае с Соней Ярош, мой отец. Уверяю вас, никто из них не стал бы участвовать в таком чудовищном подлоге.

Глядя наг Соню Ярош, трудно было не согласиться. Николь едва ли могла себе представить, чтобы это хрупкое существо, находившееся в весьма почтенном возрасте, сделало что-то, что нарушило бы размеренный ход банковских дел.

— Вполне с вами согласен, — обратился Росток к директору банка. И затем, повернувшись к Франклину, добавил: — Банковскому служащему бессмысленно делать подобное. Было бы куда проще обчистить ячейку и оставить ее пустой — тогда никто ничего бы не узнал.

— Кроме того, чтобы отпереть сейф, необходимо иметь два ключа, — добавил Зиман. — У банка только один из них. Второй находился у миссис Данилович.

— Наверное, вы правы, — неохотно признал Франклин. — Если кто и знал, что изначально лежало в ящике, то только отец и сын Даниловичи. А они оба мертвы, так что доказать факт кражи невозможно. Но это не дает нам ответа на вопрос: как человеческая рука очутилась в банковском сейфе?

Обстановка на время разрядилась, и Росток вернулся к изучению металлического ящика.

— Осторожней, не пораньтесь, — предупредил его Франклин. Агент продолжал зажимать крохотный порез на пальце носовым платком, пытаясь остановить кровь. На полу уже виднелось с десяток капель.

Внимание Ростка привлекла клеенчатая бумага, в которую была завернута кисть. Кончиком карандаша он развернул ее.

— Но этого не может быть… — начал говорить он, но вдруг осекся, молча уставившись на бумагу.

Плечи полицейского закрывали ячейку от Франклина и Зимана, но Николь увидела: на бумаге было что-то написано карандашом — вроде бы три слова, на неизвестном ей языке, незнакомыми буквами.

— Вы что-то сказали? — переспросил Франклин.

Росток быстро взял себя в руки:

— Ничего, мысли вслух.

— Нет, вы сказали «не может быть», я слышал. Что вы имели в виду?

Росток свернул бумагу обратно, так, чтобы надпись не было видно.

— Я имел в виду, что не понимаю, как эта кисть тут оказалась. Если принять во внимание временной промежуток и состояние плоти, это кажется просто невероятным.

Николь знала, что он лжет. Его фраза явно относилась к загадочным знакам, но она решила пока промолчать.

— По краям дверцы ржавчина, — пробормотал себе под нос полицейский. — Дверца не сразу открылась?

— Да, заело немного, и замки тоже тяжело отпирались, — ответил Зиман. — В конце концов, ячейку последний раз открывали пятьдесят лет назад.

— Сколько можно повторять, — пробурчал Франклин, — кровь на руке свежая. Даже коп вон говорит, что рука здесь разве что пару часов лежит.

Росток наклонился к сейфу, пристально разглядывая его содержимое. Николь удивилась при виде того, как он без тени отвращения изучает ужасный предмет.

— Это просочится в прессу? — спросил Зиман. — Такое событие плохо скажется на репутации банка.

— Он обязать подать отчет, — ответил Франклин. — Было совершено преступление.

— Наверняка ничего не известно, — проговорил Росток, проводя пальцами по пятнам ржавчины. — У нас нет состава преступления.

— Черт, да у вас человеческая рука в коробке, — прокричал Франклин. — Это что, не преступление? Какие еще доказательства вам требуются? Часть тела-то у вас на руках! Значит, вы обязаны сообщить коронеру.

— Ничего, время еще есть, — успокоил его Росток. — Пока мы не выясним, чья это кисть и что она здесь делает, мы не узнаем, какое преступление имело место и было ли оно вообще. Так что я бы пока не распространялся.

— Чем меньше будет об этом известно, тем лучше, — радостно согласился Зиман.

— Как хотите — я в сокрытии преступления не участвую, — заявил Франклин. — Может, у вас в городе так и принято, но я работаю иначе. Раз вы не хотите составлять отчет, это сделаю я.

Росток медленно повернул голову, пока налоговый агент не оказался в поле его зрения.

— Давай определимся, Франклин. Я веду расследование, и мне не нужна утечка информации. Другими словами, рот держать на замке — понятно?

Обильно потеющий налоговый агент молча глядел на полицейского.

Росток послал своих коллег к машине за пакетами для улик и резиновыми перчатками.

Пакеты имели объем четыре литра и поддерживали внутри себя прохладную температуру. Николь наблюдала, как Росток натягивает перчатки и аккуратно достает из сейфа отрезанную руку. Окровавленным концом вниз он положил ее в пакет и запечатал. Полицейский-гигант, не скрывая отвращения, принял пакет из рук Ростка; тот приказал отвезти улику в участок и положить ее в морозильник, пока кисть не начала разлагаться, после чего возвращаться в банк для снятия с ящика отпечатков пальцев. Бумагу Росток убрал во второй пакет — Николь отметила, что эту улику он оставил себе.

Когда все наконец начали продвигаться к выходу из хранилища, Росток предупредил, чтобы никто ничего не трогал по пути.

Процессию замыкал Зиман. Он закрыл металлические ворота, и из глубин здания раздался низкий урчащий звук. Перекатывающийся грохот нарастал до тех пор, пока Николь не почувствовала, как пол дрожит у нее под ногами.

Сквозь прутья решетки она видела, как металлический ящик трясется, наполовину выдвинутый в своих пазах.

Крышка его распахнулась.

Пустой, он вибрировал, пока сам собой не выдвинулся из сейфа и не упал на пол.

Лицо Уэнделла Франклина побелело от страха.