Мощи Распутина. Проклятие Старца

4

— Когда ты изложил эту версию сыну старика, он выставил тебя из дома. Как он тебя назвал — некомпетентным?

— Пол не хочет поверить в то, что его отца убили.

— И никто не хочет, кроме тебя. Ты меня извини, Росток, но ты сейчас пытаешься ссать против ветра. Ты серьезно хочешь доказать, что Даниловича убили?

— Хочу, и докажу. Не сразу, конечно.

— И ты думаешь, что нашел то самое великое дело об убийстве, раскрыв которое, ты наконец получишь пост шефа полиции вместо исполняющего обязанности? Не обманывай себя. Шеф полиции должен быть замешан в политике. Нужные люди назначат своего человека, который обеспечит им большинство голосов в день выборов. И этот человек не ты. При всем моем уважении, Росток, — ты же одиночка; тебя даже по имени никто не зовет. Ты им обеспечишь свой Голос — что дальше?

Бракнер мясистыми пальцами обхватил вторую банку «Дью». Проглотив содержимое в три глотка, он сдавил ее в ладони и отправил в последний путь к мусорной корзине. Росток поморщился при лязге металла, но канарейки на сей раз не проснулись.

— В любом случае, — продолжал Бракнер, — если ты принесешь дело Даниловича к прокурору округа и начнешь ему доказывать, что старика убили, тебя выпроводят под дружный хохот.

— Для прокурора у меня еще недостаточно доказательств, — ответил Росток, поворачиваясь к монитору. — Но я уверен: ответ в этом файле. Просто я его не вижу. Пока не вижу.

— Может быть, это потому, что там и видеть-то нечего? — предположил Бракнер. — В тебе, по-моему, опять проснулись гены предков. Правильно О'Мэлли говорит: вам, русским, везде чудится заговор.

— Да, такие уж мы, — пожал плечами Росток. — Ко всему относимся с подозрением. Это от природы.

— Особенно у тебя. Ты подозреваешь всех и во всем.

— Меня так воспитывали, — Росток давно привык к подобным замечаниям. Несмотря на то, что упрек Бракнера был сделан по-дружески, Росток решил объяснить: — На ночь мне не рассказывали сказки о том, как Питер Пен убегал от Капитана Крюка. Вместо них я слушал истории о реальных людях: маленьких детях и их родителях, на которых доносили соседи, у которых сжигали дома и которых потом преследовали большевики и коммунисты. И главными героями в этих историях всегда были люди, сумевшие выжить. Знаешь, как им это удавалось? Они никому не верили.

— Но «холодная война» же давно закончилась. И все эти дела с коммунистами — давняя история.

— Только не для тех, кто прошел через это, — настаивал Росток. — В Миддл-Вэлли живут люди, пережившие концлагеря и пытки в тюрьмах Лубянки. Некоторые старожилы еще помнят, как Сталин морил голодом два миллиона украинцев, как в 50-х годах военные проводили секретные биохимические эксперименты, погубившие тысячи людей на северном Урале. Живя в таких условиях, они научились никому не доверять. И научили этому своих детей.