Мощи Распутина. Проклятие Старца

20

Николь не принадлежала к числу женщин, которых легко напугать.

Однако до этого никто никогда не сообщал ей, что за ней охотится убийца. Она попросила Ростка проверить перед уходом, не пробрался ли кто в дом. Сама Николь следовала за полицейским из комнаты в комнату, глядя, как он проверяет замки на дверях и оконных рамах, изучает полки в шкафах. Особенно внимательно он осмотрел подвал и дверь черного входа, удостоверившись, что она заперта изнутри. Странные ямы в земляном полу выглядели зловеще. Они были расположены хаотично и различались по размеру. Одни были узкими и уходили далеко вглубь, другие напоминали мелкие могилы. Глядя на них, Николь вспоминала предостережение Ростка и гадала, не предназначена ли какая-нибудь для нее.

Когда Росток наконец заверил ее, что в доме безопасно, он ушел, запретив ей открывать дверь кому-либо, кроме него и Отто Бракнера.

Как только полицейский покинул дом, она заперла парадную дверь на засов. Зажгла свет во всех комнатах первого этажа — в том числе и аварийный на заднем дворе. Затем забаррикадировала парадную и кухонную дверь стульями и только тогда решилась подняться наверх, в главную спальню, не забыв запереть за собой дверь. Ей не хотелось ложиться в постель, где умер ее муж, поэтому она свернулась в углу — оттуда ей было видно любого, кто подходил к дому.

Впрочем, даже за запертыми дверьми Николь чувствовала себя не намного спокойнее. Никакой засов не мог защитить ее от неизбежных вопросов собственного разума.

Полицейский предупредил, что ее жизнь может быть в опасности. Однако не хотел, чтобы она покидала Миддл-Вэлли.

Почему?

И все ли из того, что он сказал, было правдой?

При обычных обстоятельствах она легко видела, когда мужчина лжет. Но по выражению лица Ростка она, как ни старалась, не могла понять, что он чувствует, — на нем словно бы была маска безразличия. Он рассказывал ей историю, полную пугающих фактов и соображений, но без страха в голосе. Его тон был бесстрастным, как и выражение лица. С той же эмоциональностью он мог бы беседовать с ней о погоде — когда на самом деле излагал историю жестоких убийств, где след преступника вел прямо к ее дому.

Стал бы он ей лгать о таких ужасных вещах?

Она поняла, что после его слов стала пленником в стенах собственного дома. Напуганная его рассказом, Николь теперь вынуждена была скрываться за закрытыми дверьми.

Этот дом был всем, что осталось у нее после брака с Полом. Раньше она думала, что это единственное безопасное убежище, которое ей удалось найти за всю жизнь, единственное место, где можно было укрыться от преследовавшего ее прошлого.

Л теперь даже эта тихая гавань превратилась в очередную станцию на тяжелом пути, уготованным ей Судьбой. А что, если на доме лежало проклятье, и теперь ей как новой владелице было суждено стать очередной жертвой? «Если так, — подумала она, то проклятья можно избежать, как можно скорее покинув город». Решение показалось ей довольно разумным.

В глубине души она, конечно, знала, что бегством ничего не решить. Слишком много раз Николь проделывала это и всякий раз ее ждало новое несчастье. Если проклятье и существовало, то только одно: наложенное на нее Судьбой, что дала ей черты лица и фигуру, перед которыми не мог устоять ни один мужчина. И теперь, свернувшись в углу комнаты, где умер ее муж, она понимала, что не может быть никакого другого объяснения.

Для нее никогда не было проблемой соблазнить мужчину, некоторые из них готовы были заплатить любую цену, только чтобы быть рядом с ней. Однако именно эта красота и тело, столь желанное многими ее поклонниками, стало для нее проклятьем — ловушкой, заточившей Николь в том аду, в который превратилась ее жизнь. Одно за другим исходили от них лживые обещания: приглашения поехать в Нью-Йорк, Майами и, наконец, Лас Вегас. Все эти поездки заканчивались одинаково — в зловещих номерах отелей, выхода из которых, казалось, не было.

С ней работали другие женщины, и те искали временного убежища в сладких объятьях галлюциногенных веществ: подобно гурманам, они выбирали из богатого меню наркотиков, предлагаемых их покровителями. Она не раз думала, что куда дешевле и быстрее перерезать себе вены, лежа в теплой ванне; может быть, даже в ванне с пеной — чтобы не видеть, как страшно меняет свой цвет вода. Однако Николь так и не смогла принять окончательного решения.

Она стала пленницей собственной жизни. Такое существование было не по ней, но и прервать его она не осмеливалась. Именно поэтому однажды, проснувшись и обнаружив себя замужем за незнакомым человеком, — пожилым мужчиной с вытянутым, испещренным морщинами лицом и седыми волосами — она не стала сопротивляться. Ей показалось, что это священная рука Судьбы вмешалась в ее жизнь, предоставляя второй шанс. До этого дня она считала брак чем-то запретным — словно свадебного ритуала и размеренной жизни были достойны только нормальные женщины. У ее нового мужа были водянистые глаза, большие уши и только месячная пенсия в качестве заработка. Однако он говорил мягким голосом, дружелюбно улыбался и всегда был вежлив и заботлив по отношению к ней.

Учитывая обстоятельства их свадьбы, вряд ли Пол был в неведении относительно ее прежней жизни, но его, похоже, не смущало прошлое Николь. Он хотел одного — увезти ее в свой родной город в Пенсильвании. Там у него был дом — наследство от отца. Она не сразу полюбила Пола, но все равно верила, что брак с ним — это ответ на ее молитвы, шанс начать все сначала, возможность просыпаться утром и не чувствовать отвращение к себе из-за того, что она делала прошлой ночью.

Теперь же ей вновь начало казаться, что она попала из огня в полымя. В Лас-Вегасе за ней хотя бы не охотились убийцы.

Из угла Николь заставил выбраться неприятный и знакомый запах, пробирающийся в ноздри.

Поначалу она решила, что с ней играет собственное воображение. Она попыталась проигнорировать едкий запах и не вспоминать те горькие образы, которые он вызывал в мозгу. Однако он становился все явственнее, и Николь вынуждена была признать реальность его присутствия. Она выглянула в окно. Полицейский, как и обещал Росток, уже приехал, но все еще сидел в патрульной машине — наверное, заполнял какие-то бумаги.

Николь неслышно отворила дверь спальни и спустилась на первый этаж, с ужасом рисуя в голове то, что ей предстояло увидеть.

В любимом кресле ее мужа сидел Василий Жамнов и курил одну из тех дурно пахнущих сигарет «Красная Звезда», что можно найти только в магазинах русских иммигрантов.

Василий был худым человеком с узким лицом. Его черные, зачесанные назад волосы слегка завивались возле ушей. На нем, как обычно, был дорогой костюм, сидевший на удивление плохо: серые брюки, сшитые не по размеру, и бледно-голубая шелковая рубашка.

Василий был последним человеком, которого она хотела видеть в данный момент своей жизни.

А ведь она думала, что сумела спастись от него.

— Как ты сюда попал? — дрожащим голосом спросила Николь.

Василий улыбнулся, но не приятельски, а как-то плотоядно, словно напоминая ей: не стоит удивляться его умению беззвучно проникать в запертые дома. Как и тому, что он смог проскользнуть мимо полицейского. Миддл-Вэлли был маленьким городком, где редко появлялись люди вроде Василия.

— Я пришел выразить свои соболезнования — у тебя ведь умер муж. — сказал он.

— Ты приехал сюда из Лас-Вегаса только затем, чтобы сказать это? Но как ты узнал?

Василий пожал плечами и отмахнулся от ее вопроса, как от чего-то незначительного. Он затянулся русской сигаретой, выпустил струйку дыма и произнес:

— Ты не хочешь подробно рассказать мне о том, что нашла в сейфе?