Мощи Распутина. Проклятие Старца

55

Ростка несколько озадачило, как Робин, скептически настроенная репортерша, спорившая недавно с каждым словом Альцчиллера и не желавшая верить, что рука действительно принадлежала святому, теперь сама торопила Ростка и требовала от него историю, популярную и среди европейской знати, и в самых глухих русских деревнях. Историю, в которую никто не поверил бы, не будь она подкреплена результатами официального вскрытия и тщательного расследования комиссии Муравьева. И похоже, Робин была неплохо осведомлена о деталях этой истории.

Остальные уже праздновали его смерть, — сказала она. — Они курили сигары на втором этаже, когда снизу раздался крик Юсупова.

— Да, — подтвердил Росток. — Князь сумел вырваться и звал на помощь Владимира Пуришкевича, который был наверху вместе с доктором Лазавертом. «Стреляй, — кричал Юсупов. — Он жив! Он убегает!» Когда Пуришкевич спустился, Распутин уже убегал от них по заснеженному двору.

— С полным желудком цианида и пулей в груди он до сих пор был жив! — ликующе вскричала Робин. — Даже смерть была не властна над Распутиным.

— Да уж, похоже на то, — Росток вдруг понял, что разделяет ее восхищение. — Пуришкевич был искусным стрелком. Он прицелился, выстрелил, но промахнулся. Снова выстрелил, и, как ни странно, снова промахнулся. То ли сказывалось волнение, то ли Распутин был так же неуязвим для пуль, как и для цианида. Третий выстрел раздался, когда Распутин был уже у ворот, и на сей раз пуля повалила его на снег. Подойдя ближе, Пуришкевич выстрелил еще раз, на сей раз в голову. Распутин начал трястись в конвульсиях, но скоро они прекратились. Сомнений быть не могло: Распутин умер. Пуришкевич пнул его голову, разбрызгивая кровь по снегу. Доктор Лазаверт проверил пульс и констатировал смерть.

— …и тогда князь Юсупов начал бить Распутина по голове стальным ломом, — подхватила Робин. — Он просто обезумел от ярости, он наносил удары снова и снова. Кровь была повсюду. Он продолжал поднимать и опускать лом, пока не упал в обморок от нервного шока.

— Ты и так все знаешь, — сказал Росток.

— Они связали труп, завернули его в ковер и бросили в прорубь, — продолжала она. — Распутина отравили огромной дозой цианида, как жидкого, так и порошкообразного; его два раза объявили мертвым от пулевых ранений — в грудь и в голову; его жестоко избили стальным ломом. И все же… — ее глаза загорелись, — …и все же, когда его труп два дня спустя извлекли из воды, стало понятно — подо льдом он все еще оставался жив. Это было настоящее чудо.

— Никто так и не смог его объяснить, — согласился Росток. — При вскрытии в легких обнаружили воду, и это доказывало, что он умер от удушья.

— И еще что-то было связано с его правой рукой?

— Только не говори, что ты сама не знаешь. Как оказалось, он сумел высвободить правую руку, и она примерзла к его лбу. Пальцы были сложены так, словно последним движением он пытался осенить себя крестным знамением.

— Именно! — триумфально объявила Робин. — И теперь эта рука лежит перед нами. Правая рука Распутина. Рука, которая творила чудеса. Рука, которая благословляла больных и исцеляла царевича. Рука, которую он поднял в молитве в момент смерти.

— Но ни в одной из историй не сказано, что эту руку затем отрезали, — на Ростка вдруг напала усталость, и говорить не хотелось. — Мы знаем, что Распутина похоронили под боковым нефом одной из церквей неподалеку от Царского Села… что императрица в знак признательности положила ему в гроб икону и личное письмо… — он заметил, что слова даются ему с трудом. — И нам известно, что два месяца спустя большевики вырыли его тело, облили бензином и сожгли, обложив бревнами… но нет записей… о том, что отрезали руку.

— Группа эмигрантов в Париже утверждает, что отрезали пенис Распутина, — сказала Робин. — Теперь они почитают его как святыню.

— Я слышал об этом, — Росток никак не мог понять, неужели ему было так тяжело говорить из-за водки. — Однако я не склонен в это верить.

— Но, допустим, его детородный орган отрезали… если так, вполне могли отрезать и руку, которой он творил чудеса.

Росток не знал, что на это ответить. Когда он попытался что-то сказать, губы отказались двигаться. Язык онемел.

— Только представь себе мощь, которая в ней скрыта, — Робин глядела на руку в пластиковом пакете. — Когда-то она вела за собой всю Российскую Империю… она творила чудеса, писала пророчества и исцеляла болезни, перед которыми была бессильна медицина того времени. И самым великим чудом стало то, что она почти век сохраняет свое безупречное состояние. Как думаешь, какие еще чудеса она сможет сотворить?

Он хотел ответить, что сама по себе человеческая плоть не способна творить чудеса, но рот и горло онемели.

— Ты веришь в чудеса, Росток?

Робин ждала, пока он ответит. Не дождавшись, она улыбнулась и ответила за него:

Конечно, веришь. Как может кто-то не поверить в чудо при виде подобного? Нетленные мощи, нарушающие законы природы… Профессор сказал, что это знак свыше, и я ему верю. Это знамение. Мы все еще можем надеяться на божественное вмешательство и на чудеса.

Стакан выпал из руки Ростка. Его ладонь, однако, застыла в раскрытом положении. Робин улыбнулась ему. Он беспомощно наблюдал, как она встает с кушетки, подходит к его креслу, берет за плечи и трясет его. Он не мог ей ответить. Мог только смотреть, как она уходит в спальню и возвращается с прямоугольным контейнером из нержавеющей стали, бережно укладывает в него руку Распутина и закрывает крышку.

Росток хотел остановить ее, но не мог ни двигаться, ни говорить. Его голова медленно опустилась на грудь. Глаза закрылись. Последнее, что он услышал, перед тем как потерять сознание, был ее удаляющийся голос:

— Прости меня, Росток. Ты отличный парень и очень нравишься мне. Но я должна это сделать.