Мощи Распутина. Проклятие Старца

24

Впрочем, его больше заинтересовал другой предмет, из-за которого она как раз и двигала сумочку так, чтобы та постоянно находилась между ними. Это был компактный японский диктофон, в длину не больше пачки сигарет, а в ширину раза в три меньше. Судя по надписи, сделанной маленькими серебряными буквами, он реагировал на голос. В узком окошке виднелись две катушки пленки.

— Поразительные вещи сейчас делают, — проговорил он, глядя, как пленка начала вращаться при звуке его голоса и перестала, когда он замолчал.

Без лишних слов он принялся нажимать на маленькие кнопочки, пока наконец не нашел «EJECT». Достав кассету, Росток кинул ее в остатки кофе.

— По закону запрещено записывать разговор, не предупреждая об этом своего собеседника.

— Вы только что уничтожили улику.

— Не стоит из-за нее беспокоиться, — он пожал плечами, после чего встал и подошел к кофеварке. — Я сделаю вам еще кофе.

Росток сменил промокший фильтр на новый, и вскоре кабинет вновь наполнился приятным кофейным ароматом.

— Странно, что вы меня еще не выкинули, — сказала она. — Большинство копов сделали бы именно так.

— Были времена, когда и я бы так сделал, — ответил он. — Однако как временному шефу полиции мне следует быть более дипломатичным.

— Я бы не возражала, будь вы еще и посговорчивее.

Росток смотрел на кофеварку, которая опять принялась кашлять и вздыхать, после чего, наконец, струйка коричневой жидкости потекла в стеклянный кофейник».

— Я хочу вам кое-что рассказать, — негромко произнес он, не поворачиваясь к Робин. — Объяснить, почему мне не хочется распространяться обо всей этой истории с рукой — по крайней мере, пока я не набрал достаточно фактов.

— Я слушаю.

— Все дело в менталитете местных жителей. Миддл-Вэлли совершенно не похож на остальные города. Родословная многих его обитателей происходит из России: либо они сами иммигранты, либо дети и внуки иммигрантов. И город постоянно пополняется — причем, в основном, родственниками местных. Так или иначе, с каждым годом русских здесь все больше и больше.

— Это я и так знаю, — уставшим голосом сказала она. — Во время распада Союза я работала на местной радиостанции и проводила пару опросов.

— Если перечитаете те интервью, то поймете, с какими людьми мне приходится иметь дело, — он налил кофе и поставил стаканчики на стол. — Русские всегда были загадочным народом. Они верят в чудотворные иконы, предсказания будущего и святых целителей. Русские иммигранты, приезжавшие в Миддл-Вэлли, принесли сюда свои суеверия и религиозные традиции.

Он не спеша потягивал кофе, отметив, что Робин к своему не прикасается.

— В нашем городе три разные русские церкви, и каждая предлагает свое видение православия. Также здесь есть несколько групп раскольников, которые исполняют свои ритуалы в заброшенных зданиях и частных домах. Секта Хлыстов верит, что может добиться спасения через дикие сексуальные оргии. Молокане — приверженцы пацифизма. Дырники поклоняются небу сквозь дыру в крыше. А Божьи Люди называют себя «детьми господними» — считается, что во время проведения своих обрядов в России они имели обычай калечить женщин. Приезжие поражаются, когда слышат об этих сектах, — а ведь это только несколько из тех подпольных культов, что существуют в России. У нас, как в любом сообществе русских иммигрантов, имеются их представители.

— Вы говорили что-то о святых целителях, — сказала она, так и не притронувшись к кофе. — Они есть в Миддл-Вэлли?

Самый известный — епископ Сергий, — сказал Росток. — Он утверждает, что продолжает традицию русского старчества, — заметив вопрос в ее взгляде, он объяснил: — Старцами называли святых, в давние времена скитавшихся по Руси. Они несли слово Божье и исцеляли больных.

— Они по-настоящему… то есть, действительно лечили?

— Если верить всему, что я слышал, то да. Мой дед много мне о них рассказывал. В те дни врачей в деревнях не было. Если человек заболевал, ему оставалось либо лечиться народными средствами, либо ждать странника-старца, способного его исцелить.

— А этот епископ… вы так сказали?

— Да, как в католичестве.

— …этот епископ Сергий, он все еще здесь? В Миддл-Вэлли?

— Здесь, — сказал Росток. Разговор приобрел неожиданный оборот, и Робин теперь задавала вопросы менее настойчиво и уверенно. Хотя, пока она не давила на него по поводу таинственной руки, он был только рад отвечать ей. — Сергий — глава русской старообрядческой церкви Святой Софии. Она сейчас не в лучшем состоянии, но остается самой красивой в городе.

— Я хотела бы больше узнать о нем… — начала она, но затем, видимо, почувствовала, что нужно как-то обосновать свою просьбу: — Здесь может быть что-нибудь интересное.

— Ну, во-первых, он не настоящий епископ. То есть, он не был рукоположен на сан.

— Но у него церковь…

— Это автокефальная церковь, — сказал Росток. — Иными словами, она никому не подчиняется, что дает Сергию право присвоить себе такой сан, какой ему хочется. Он приехал сюда из сибирского монастыря и, обнаружив, что у Святой Софии нет постоянного приходского священника, поселился в доме рядом с церковью и объявил себя ее главой. Церковь тогда мало что собой представляла. Ее построили старообрядцы, бежавшие из России под давлением иерархов. Мой дед говорил, что они не желали принимать новые ритуалы и хотели молиться так, как это делали их предки. За то, что они отказались принимать нововведения в литургии, их дома уничтожили, деревни сровняли с землей, а священников сожгли заживо. Во имя реформы Церкви было убито двадцать тысяч старообрядцев. Выжившим пришлось уйти в подполье. Некоторые приехали в Америку. Они селились в районах Эри и Питтсбурга и здесь, в Миддл-Вэлли, где и построили церковь Святой Софии. Когда приехал Сергий, ее здание уже разваливалось. Многие из тех староверцев, что основали церковь, умерли, а их дети покинули город. Осталась всего горстка прихожан — слишком маленькая, чтобы поддержать священника. Однако за год Сергию удалось все изменить и значительно увеличить приход.

— Каким образом?

— Творя чудеса. Исцеляя людей.

— Внушением?

— Он предпочитал называть это чудотворным исцелением. Говорил, что ему дана сила избавлять от любого недуга.

— И люди ему поверили?

— После первого исцеления — нет, — сказал Росток, — Русские не только суеверны, они еще и недоверчивы. Прихожане потянулись к нему только после третьего или четвертого исцеления. Довольно скоро начали приезжать люди из Рединга[19] и Филадельфии. Они считали, будто Сергий способен избавить от рака, заболеваний Легких, лейкемии, диабета — да чего угодно.

И это правда? Я хочу сказать, люди действительно выздоравливали?

— Расследования, конечно, не проводилось — по крайней мере, такого, как в католической или традиционной православной церквях. Некоторые из так называемых исцелений оказались обыкновенным внушением, вызвавшим временное облегчение… Но были и другие случаи. Он читал молитвы над людьми, прикованными к кровати неизлечимыми болезнями, и те вставали на ноги и начинали ходить. Я знаю по крайней мере пятерых из них: они до сих пор живы, хотя прошло уже двадцать лет. И до сих пор каждое утро ходят в его церковь. Одна пожилая женщина сейчас живет с ним в доме возле церкви, она работает там горничной. Врачи поставили ей диагноз — неизлечимый рак шейки матки, и сказали, что жить ей осталось четыре месяца. Это было двадцать лет назад. Говорят, что Сергий положил руки ей на живот и всю ночь молился. Утром его нашли на полу, абсолютно лишенного сил. Но женщина была здорова. Она оставила своего мужа и посвятила жизнь Сергию.

— Невероятно.

— Видимо, для старцев такое нормально, — сказал Росток. — Древние легенды говорят, будто они обладали силой, с помощью которой могли лечить больных, предсказывать будущее и читать мысли.

— Вы ведь не придумываете это все? — сказала она с толикой прежнего цинизма в голосе.

— Старчество — древняя русская традиция, — продолжал Росток. — Достоевский писал о старце по имени Зосима, ученики которого обретали силу самопознания, помогавшую им в борьбе за духовное развитие. Это, конечно, звучит хорошо, все эти рассказы об исцелениях и просветлении, но есть и темная сторона. Старец требует от своих учеников полного повиновения. Он обретает абсолютную власть над их умами. Если верить легендам, настоящий старец может читать мысли других людей и постепенно менять их волю на свою, после чего он способен управлять их разумом.

— Но если он может исцелять больных… — прошептала Робин. — Ведь он до сих пор этим занимается?

— Не уверен, — ответил Росток. — Он давно не проводил исцелений на публике. Сейчас численность его прихода сократилась почти до первоначального уровня. Некоторые люди, которые знакомы с епископом и знают, что происходит внутри церкви, говорят, сейчас он отчаянно ищет способ вернуть себе прежние силы.

Он осекся, вдруг поняв, что уже сказал ей слишком много. Репортерша сделала хитрый ход, притворившись, будто ее интересуют легенды о Сергии и старцах, когда ее настоящей целью было вытянуть из него эту информацию. Неужели, спросил себя Росток, она начала подозревать, что человек, чье имя написано на бумаге из сейфа, был одним из самых известных старцев-целителей в русской истории?

— В общем, я хочу, чтобы вы поняли, что произойдет, если ваша история прозвучит с экранов телевизоров, прежде чем у нас на руках будут все факты. Местные люди до сих пор сохранили обычаи и суеверия родной страны, — не только сами иммигранты, но и их дети, и даже внуки.

— Как вы, например?

— Древние традиции искоренить нелегко, — продолжал он, проигнорировав ее комментарий. — Горожане узнали о руке из сейфа, и теперь я должен объяснить им, как она там оказалась и кому принадлежала, иначе они изобретут собственные сверхъестественные объяснения. Например, решат, что это знак свыше или проделки Антихриста.

— Абсурд какой-то, — сказала она.

— Для вас — может быть. Но для жителей Миддл-Вэлли — особенно тех, что постарше, — это обычный ход мыслей.

— «Знак свыше», — пробормотала она. — «Проделки Антихриста»… Звучит как название фильма о паранормальных явлениях, — он почти вживую видел, как в ее голове проносятся кадры из будущего репортажа. — Религиозный оттенок придаст истории глубину. Можно было бы опросить староверцев и некоторых сектантов — как вы их назвали, хлысты? Если разрешат, заменять изнутри их церковь, — ход ее мыслей развивался именно так, как он и боялся, а голос от волнения становился все громче. — Связь с суевериями русских иммигрантов внесет в историю любопытный этнический угол зрения. Не исключено, что ее подхватит и пресса.

— Вот видите, вас заботит только ваш чертов репортаж. Почему вы никак не хотите поверить — это просто отрезанная кисть, ничего мистического в ней нет.

— О мистике начали говорить вы, — напомнила она. — И меня это, если честно, заинтриговало.

— Послушайте; я хочу с вами сотрудничать и помогу, если получится. Но прежде чем вы пойдете с этой историей на телевидение, дайте мне время выяснить, что тут творится. Чья это рука. И как она попала в сейф.