Брокен-Харбор

За спиной у Ричи, в резком белом свете комнаты для допросов, Конор положил ручку и стал тереть глаза – в унылом, безостановочном ритме. Я подумал о том, сколько он уже не спал.

– Помнишь, мы говорили о самом простом решении? Оно сидит у тебя за спиной. Если найдешь доказательства того, что Пэт был конченым подонком, избивал жену и детей до полусмерти и готовился уйти от них к модели из Украины, тогда и приходи. А пока что я ставлю на психа.

– Вы же сами говорили, что “псих” – не мотив, – возразил Ричи. – То, что его расстраивали несчастья Спейнов, – это ерунда. Проблемы у них начались много месяцев назад. И вы хотите меня убедить, что позапрошлой ночью он ни с того ни с сего – да так быстро, что даже не хватило времени убраться в логове, – решил: “По телику ничего нет… А, знаю, что делать, пойду-ка я к Спейнам и всех укокошу”? Да ладно. Вы говорите, что у Пэта Спейна не было мотива. Черт побери, а у этого парня какой мотив? Нахрена было их убивать?

Помимо прочего, убийство уникально тем, что только оно заставляет нас задаваться вопросом “почему?”. Ограбления, изнасилования, мошенничество, торговля наркотиками – у каждого преступления из этого грязного списка есть свои грязные, готовые, “встроенные” объяснения. Все, что нужно следователю, – это отнести преступника к одной из стандартных категорий. А вот расследование убийства требует ответов.

Некоторым детективам наплевать. И формально они правы: если можешь доказать кто, закон не обязывает тебя доказывать почему. Однако мне не все равно. Однажды мне досталось дело – человека без всякой причины застрелили из проезжавшего мимо автомобиля. Уже после того, как мы задержали убийцу и добыли улики, с которыми десять раз могли бы его засадить, я потратил несколько недель на обстоятельные беседы со всем ненавидящим копов отребьем из его вонючего района, пока один из них не проболтался, что дядя жертвы работал в магазине и отказался продать двенадцатилетней сестре убийцы пачку сигарет. В тот день, когда мы перестанем задаваться вопросом “почему?”, в тот день, когда мы решим, что “по кочану” – приемлемая причина оборвать жизнь, в тот день мы отойдем от черты перед входом в пещеру и впустим внутрь диких зверей.

– Уж поверь, детектив, я это выясню, – сказал я. – Мы поговорим со знакомыми Бреннана, обыщем его квартиру, залезем в компьютер Спейнов – а возможно, и Бреннана, – скрупулезно проанализируем данные криминалистической экспертизы… Где-то там найдется мотив. Извини, если не собрал все кусочки головоломки за первые сорок восемь часов, но, уверяю тебя, я их найду. А теперь давай заберем эти долбаные показания и пойдем домой.

Я направился к двери, однако Ричи остался на месте.

– Напарники, – сказал он. – Утром вы говорили, что мы напарники.

– Да, так и есть. И что?

– Значит, вы не можете решать за нас обоих. Мы принимаем решения вместе. И я говорю, что нельзя снимать подозрения с Пэта Спейна.

Его поза – ноги широко расставлены, плечи распрямлены – говорила о том, что без боя он не уступит. Мы оба знали, что я могу запихнуть его обратно в коробку и захлопнуть крышку. Один плохой отчет от меня – и Ричи вышвырнут из Убийств и вернут в Транспортные преступления или Наркотики еще на несколько лет, а то и навсегда. Стоило мне на это тонко намекнуть, и он бы заткнулся, дописал бумажки по Конору и оставил Пэта Спейна в покое. И на этом закончилось бы робкое взаимопонимание, установившееся между нами на больничной парковке менее суток назад.

– Ладно. – Я снова закрыл дверь, привалился к стене и попытался расслабить плечи. – Ладно. Вот что я предлагаю. Всю следующую неделю мы будем рыться в подноготной Конора Бреннана, чтобы дело не развалилось, – если, конечно, он тот, кто нам нужен. Параллельно мы можем заниматься Пэтом Спейном. Главному инспектору О’Келли эта идея понравится еще меньше, чем мне, – он скажет, что мы даром тратим время и ресурсы, – так что трубить о своих занятиях мы не будем. Если – то есть когда – все вскроется, мы скажем, что просто хотим быть уверены, что защита Бреннана не представит в суд какой-нибудь компромат на Пэта. Работать придется допоздна, но если ты справишься, то и я тоже.

Ричи, казалось, засыпал стоя, но он был молод, так что пара часов все исправит.

– Я справлюсь.

– Не сомневаюсь. Если найдем веские улики против Пэта, то переосмыслим нашу позицию и выстроим новую версию. Как тебе такой план?

Он кивнул:

– Звучит неплохо.

– Слово недели – “осторожность”. Пока у нас нет неопровержимых улик, я не собираюсь оскорблять память Пэта Спейна, объявляя его близким, что он убийца. И смотреть, как это делаешь ты, тоже не собираюсь. Если ты сболтнешь кому-то из них, что мы считаем Пэта подозреваемым, все кончено. Я ясно выразился?

– Ага. Абсолютно.

Ручка по-прежнему лежала на исписанном бланке; Конор обмяк над ним, прижав основания ладоней к глазам.

– Нам всем нужно поспать, – сказал я. – Передадим его для оформления документов, напечатаем отчет, оставим инструкции для летунов, а потом отправимся по домам и вырубимся на пару часов. Встретимся здесь в полдень. А теперь давай посмотрим, что он для нас приготовил.

Я сгреб со стула свои свитеры и нагнулся, чтобы запихнуть их в рюкзак, но Ричи меня остановил.

– Спасибо. – Он протянул мне руку. Его зеленые глаза твердо глядели прямо на меня.

Мы пожали друг другу руки, и я удивился, с какой силой он стиснул мою ладонь.

– Не стоит благодарности. Мы же напарники.

Слово повисло в воздухе – яркое, дрожащее, будто зажженная спичка.

– Супер, – кивнул Ричи.

Я быстро хлопнул его по плечу и продолжил собираться.

– Шевелись. Не знаю, как тебе, а мне срочно пора в койку.

Мы покидали вещи в рюкзаки, выбросили в мусорную корзину бумажные стаканчики и пластиковые ложечки, выключили свет и заперли комнату. Конор не шелохнулся. В окне в конце коридора все еще брезжил мутный свет усталой городской зари, однако на этот раз ее холод меня не коснулся. Возможно, все дело было в энергичном парне рядом со мной, но в крови снова забурлило победное ликование, и сонливость слетела с меня без остатка. Я распрямил спину, чувствуя себя сильным, крепким как скала и готовым ко всему.