Окаянные

VI

— Да-да! Совершенно верно! — с красным от волнения лицом, в гимнастёрке, взмокшей на груди, Луговой, вытянувшись стрункой у стола, орал на весь кабинет в телефонную трубку и, завидев вбежавшего наконец Осинского, замахал ему свободной рукой, подзывая ближе. — Чёрт возьми! — уловив момент, он отстранил трубку от зудевшего уха на несколько мгновений, гневно выкатил глаза на заместителя. — Где вы пропадаете? Я же велел позвать срочно! Москва на проводе! Сам Павел Петрович!

— Буланов?! — ахнул тот. — Сам?!

— Стал бы я!.. — задохнулся Луговой от возмущения. — Ему детали задержания нужны. Вы ж должны понимать, пустяки его не интересуют! А вас не найти!.. — начальник не докончил грозный монолог, из трубки посыпались ругательства покрепче, прижав её к уху и выслушивая их, Луговой всё шире и шире открывал глаза и отмахивался головой, словно его одолели налетевшие мухи или стаи комаров.

— Да-да! — заорал он снова. — Я ж докладывал дежурному. Документов при них не имеется. Сожгла по ошибке вместе с грязной одеждой приютившая их хозяйка особняка. Её?.. Задержали, конечно, и её. Разбираемся. Один назвался Корновским… Глеб Романович. Христофорович?.. Нет, он весь в бинтах и говорит с трудом. Да, в здравом рассудке и утверждает, что именно Романович он. Ах, вы забыли? Ну вот, значит, я прав, Павел Петрович…

В телефоне затрещало, Луговой чертыхнулся и с облегчением откинул руку с трубкой в сторону.

— Это что ж у нас со связью творится? — вопрошая, взглянул он на Осинского, словно тот главный виновник неполадок. — Сколько я просил, я требовал навести порядок! Что подумают о нас в столице? Из центрального аппарата с нами нормально поговорить не могут! Под суд отдам негодяев! Всех без разбору вместе с их главным связистом! Как его?

— Новенького недавно назначили, — подсказал Осинский. — В обкоме с ним встретились на бегу, поговорить даже не удалось. К нему с претензиями со всех сторон.

— Упрячь его в тюгулевку, тогда и познакомишься, и наговоришься! — рявкнул Луговой, но в трубке заверещало, и он, хлопнув ею себя по уху, переусердствовал, чтобы не пропустить ни слова.

— Фамилия второго? Сакуров. Артур Аркадьевич. И на него данные передавал, — отвечал Луговой уже гораздо тише и спокойнее, видно, связь налаживалась.

Осинский облегчённо вздохнул, и даже слегка улыбнулся, закивал, поддакивая.

— Этот Сакуров самый разговорчивый, — затараторил он. — Обстоятельно отвечал на вопросы. Всю воду из моего графинчика выпил, пока я допрос вёл. Не нервничал, как его старший товарищ. Сопротивления не оказывал. А маузер свой добровольно сдал ещё там, в особняке.

— Что ты там бормочешь? — оторвался от трубки Луговой. — Мешаешь.

— Я говорю, этот Сакуров, хоть и помладше, но именно он сразу попросил, чтобы мы в ОГПУ звонили лично Павлу Петровичу, а нет его — побеспокоили бы самого товарища Ягоду.

— Это теперь неважно, — остановил его Луговой. — За старшего у них Корновский. Тот, что весь в бинтах. Помолчи, пожалуйста. Опять помехи одолевают. Ты бы лучше с другого аппарата со станции дозвонился да их образумил.

— Лечу! — рванулся к двери Осинский. — Я им уши пообрываю!

— Стой! — опередил Луговой, выражение лица его изменилось. — Можешь понадобиться. Пробивается крик какой-то. Вроде требует Павел Петрович что-то. — И, надув щёки, заорал в трубку: — Арестовали, конечно, всех троих! И четвёртая — хозяйка! Дочку Корновского и её мальчонка оставили под присмотром в особняке. А прислужка хозяйки у нас, язык у неё подвешен! Подвешен язык, говорю! И глазастая! Она их всех и сдала!

— Сивко чисто сработал, — шепнул от себя Осинский, подбираясь ближе к столу начальника. — Сделал выводы. Он ещё себя покажет.

— Уйди! — замахал на него рукой Луговой. — Час от часу нелегче! Разобью этот проклятущий аппарат! Опять захрипело!

Осинский отлетел к порогу, застыл там.

— Третий, спрашиваете, кто? — вопрошал в трубку Луговой. — Сами не знаем. Молчит. А эти двое рассказывали, что бандиты их накрыли у монастыря в одной из деревень. В бою, может быть, третьего этого и контузило. Что? Что вы сказали? Всех троих и хозяйку срочно этапировать под усиленной охраной к вам? Я понял! Так точно, Павел Петрович! Я вас понял и срочно обеспечу этапирование. Не беспокойтесь. Упакуем. И больному Корновскому обеспечим должный уход в дороге. Что?.. Позвонить, когда отправим? Будет сделано!

Трубка запиликала, Луговой, словно сбросив с плеч мешок с песком, охнул, опустился в кресло. Лицо его разгладилось; смахнув капельки пота со лба, он поманил Осинского к себе:

— Чуешь, чем пахнет?

— Ордена чую, Яков Михайлович, — расплылся в широкой улыбке тот.

— Благодарность от самого товарища Ягоды и его хорошее отношение дороже стоит, глупец, — лениво пожурил его Луговой. — Лишь бы проверяющего не прислали, да Буланов сам бы не примчался.

— А чего же? Познакомились бы лично, — облизнул губы Осинский.

— Зубы бы не глотать после его приезда! — отмахнулся Луговой.

— Это за что ж?

— Они ж ему всё расскажут про ту пристань и монастырь. Скольких там оперодовцев полегло? Они ж об этом ещё ничего не знают.

— А заткнуть глотки нашим арестантам?

— Кому? Сакурову глотку заткнуть? Буланов приказал, чтобы дочку Корновского берегли пуще собственных родичей, чтоб ни один волос с её головы!.. Во, как наказывал!

— Что же это за орёлики к нам залетели?

— Готовь поезд для срочного их этапирования в столицу, Марк Эдуардович. И позаботься, чтоб на станциях эшелон не торчал, а мчался пулей.

— Пустой состав?! — вытаращил глаза тот.

— В одном вагоне по-отдельности с охраной разместишь арестантов, — пресёк его недоумение Луговой. — Корновского можно с Сакуровым и санитаром, а бабу с немым и нашими двумя бойцами. Для видимости прицепи несколько вагонов, кому до самого конца ехать. И чтоб в пути пассажиры не шастали по вагонам! Сегодня чтоб отправились. Мне ещё докладывать Павлу Петровичу.