Приключения сестры милосердия

Допустим, я переверну тихонько ведро, встану на него, открою фрамугу (если она не заколочена). А что я буду делать дальше? Я взяла в руки ведро, и, провозившись с ним минут пять, сняла металлическую круглую ручку, после чего перевернула ведро, встала на него и попыталась открыть окно. Ручка повернулась, но створка окна не поддавалось мои усилиям. Я покачала окно, толкнула наружу и снова потянула на себя. Оконная створка поддалась. Тихонько, так, что бы не издать не звука, я распахнула окно и, просунув конец ручки ведра в щель между досками, начала их отжимать. Звук треснувшей доски раздался в моих ушах грохотом, но терять мне было уже нечего, и, обдирая в кровь локти и колени, я втиснулась в узкую щель между досками. Изворачиваясь, как ящерица, я выпала на асфальт из окошка цокольного окна. Несколько секунд я лежала на земле, пытаясь отдышаться, сердце бешено колотилось, из глаз текли слезы.

Через несколько мгновений, с усилием встав на ноги, я огляделась по сторонам.

Вокруг располагался гаражный массив. Бетонные блоки перемежались металлическими воротами с написанными на них масляной краской трехзначными номерами.

«Надо убираться отсюда, пока никого нет», — подумала я, и в этот момент раздался собачий лай. Ко мне бежала небольшая лохматая собака, а за ней еле поспевал какой-то дядька в спортивном костюме.

— Помогите! — бросилась я к нему.

Ничего не спрашивая, он повернулся, и быстро пошел прочь. Я, прихрамывая, заковыляла за ним, старалась не отставать. Рядом со мной, как ни в чем не бывало, молча, бежала его собака. Когда гаражи остались позади, мужчина обернулся. Он был похож на учителя физкультуры и бродягу-путешественника одновременно. Возраст определить было сложно — может быть и пятьдесят, и семьдесят. Худощавое лицо рассекали морщины, которые появляются у людей волевых и отважных. Мешки под глазами и легкий запах перегара говорили, что мужчина «после вчерашнего». Но взгляд его пронзительных серых глаз был молодой, и как ни странно, трезвый.

В критических ситуациях лучше говорить правду, или хотя бы полуправду, поэтому я выпалила:

— Меня сильно ударили по голове в подъезде и привезли туда, — я махнула рукой в сторону морга. Мужчина не двинулся с места, и молча, как-бы вопросительно, продолжал смотреть на меня.

— Я еле выбралась оттуда…  Помогите мне! — в моем голосе звучало отчаяние.

— И чем же я могу помочь? — пожал он плечами, — может, тебе в милицию стоит пойти?..

— Я не могу сейчас в милицию, у меня документов нет, они меня там слушать не станут. Мне позвонить надо и хотя бы умыться…  — растерялась я.

— Извини, у меня дома мама старенькая, она не поймет, — как бы оправдываясь, ответил мне мужчина, — а вот на работу могу тебя отвести, пойдем.

— А собака?

— Пойдет с нами, правда, Дик? — повернувшись ко мне спиной, мужчина повернулся и пошел, даже не посмотрев, иду ли я за ним.

— А где вы работаете? — ободранную коленку жгло как огнем, но я старалась не отставать, и почти бежала рядом.

— Придем, увидишь.

Собака, высунув язык, бежала рядом, опасливо кося глазом в мою сторону. Пес явно проявлял осторожность, видимо я показалась ему подозрительной.

Местом работы моего нового знакомого, которого звали довольно банально — Иван Ивановичем — была районная подстанция Скорой помощи, находившаяся где-то в десяти минутах ходьбы от гаражного массива. Время было пять утра, весь дежурный персонал подстанции спал, даже диспетчер дремала у телефона, положив кудрявую голову на сложенные на столе руки.

Стараясь не шуметь, я прошла в женский туалет, умылась там ледяной водой, и, дрожа от холода, попыталась хоть немного привести в порядок свою одежду.

Когда я вошла в маленькую комнатку, видимо, служившую сотрудникам подстанции кухней, мой новый знакомый уже заварил чай и выложил в керамическую вазочку, с отбитым краем разломанную на мелкие кусочки заветренную шоколадку. Я обхватила кружку с горячим чаем, пальцы рук наконец-то согрелись, и минут через пять от шоколадки не осталась и следа.

— Согрелась, пришла в себя? Ну, рассказывай, что с тобой случилось…  — Он внимательно смотрел на меня, пытаясь, видимо понять, как я очутилась в такое раннее время в таком безлюдном месте. Сил врать и изворачиваться у меня не было, поэтому тихо, неторопливо, прихлебывая горячий чай из кружки, который по мере того, как кружка пустела, мне заботливо туда подливал мой собеседник, в ритме давно забытой детской сказки про колобка: «жили-были», я поведала моему новому знакомому все события последних дней.

Когда я закончила, он долго молчал.

— Да, попала ты в самое пекло…  — Иван Иванович задумчиво вертел на пальце связку ключей от квартиры.

— В смысле? — булькнула я в чашку с горячим чаем.

— Сама подумай. Скорее всего у того парня незаконно удалили какие-то органы. Умер он, возможно, случайно, от наркоза, сейчас аллергии знаешь сколько? Этим воспользовались те, кому срочно были нужны органы для пересадки. Судя по разрезу, у несчастного вырезали печень для пересадки.

— Незаконной пересадки? — уточнила я очевидный факт.

— Ну, конечно. Зачем им похищать тебя, если они действуют в рамках закона? — Иван Иванович резко встал и прошелся по маленькой комнатке, размахивая руками. Видимо, эти движения помогали ему размышлять.

— А почему меня привезли в морг? — я старалась казаться наивной. Мало ли что за человек мой новый знакомый!

— А куда тебя везти? На кладбище? Там скрыть следы преступления не так-то просто. А потом, наверное, твои органы тоже могли впоследствии кому-то пересадить. У тебя какая группа крови?

— Третья минус. — Мне стало холодно.

— Вот видишь! Редкая группа… Ты вообще разницу между больничным и судебным моргом знаешь? — вопрос был задан таким тоном, что промолчать мне не удалось.

— Приблизительно…  Ну, не точно. В больничном морге лежат больные, а в судебном убитые, наверное.

— В принципе ты права, девочка. В больнице смерть пациентов связана или с течением болезни, или с проводимым лечением. Вскрытие там проводят, чтобы узнать, правильно ли лечили больного. После этого его тело выдают родственникам. В основном в больнице умирают люди или пожилые, или тяжелобольные. — Иван Иванович снова начал ходить по комнате, сопровождая свои слова жестом, как будто он что-то рубил.

— Если же человек погибает насильственной смертью, его тело везут в судебный морг, где проводится судебно-медицинская экспертиза. Как правило, в результате насильственной смерти гибнут люди молодые и здоровые, если этот факт на экспертизе подтверждается, прокуратура возбуждает уголовное дело. Если есть родственники — тело выдают им.

— А если родственников нет? — мой голос от волнения сел, и эти слова я прошептала тихо, как будто боялась, что меня услышат.

— Труп считается невостребованным, и его следует хоронить в общей могиле за счет государства. Обычно таким телом сотрудники морга могут распоряжаться по своему усмотрению: например, отправляют труп в анатомку, где после длительной обработки формалином из него изготавливается препарат для изучения анатомии. Если же умерший молод и здоров, органы могут использовать для других целей, например, для незаконной пересадки. Знаешь, сколько всего органов можно забрать у одного трупа? — Иван Иванович наклонился прямо к моему лицу, неосторожно обдав меня вчерашним перегаром.

— Сколько? А почему незаконной? Разве пересадка органов запрещена?

— Столько вопросов сразу… . Пересадка органов разрешена, но с момента создания трансплантологии как науки, стоит один вопрос — когда можно забирать органы у донора. Когда человек может считаться умершим, когда умер его мозг или когда остановилось сердце? Как точно определить, что мозг погиб? Сейчас считается, что если мозг еще функционирует, то есть человек еще не умер, органы забирать нельзя. Смерть мозга определяют специалисты — невропатолог, реаниматолог и судебно-медицинский эксперт. Кроме этого, проводится лабораторный анализ по степени насыщения крови кислородом, я не буду тебе рассказывать подробно, довольно сложный тест, но это всего лишь лабораторный анализ, цифры, ничего больше! Знаешь, сколько всего можно забрать у трупа? Забрать, чтобы впоследствии продать тем, кто нуждается в пересадке этих органов? Две почки, печень, сердце, две роговицы глаза. Это то, что можно пересаживать сразу. Связки, кости, сухожилия можно пересаживать после необходимой обработки. Можно переливать трупную кровь.

— Что?! — я, конечно, натерпелась за последние сутки, но мысль о том, можно перелить живому человеку кровь трупа, казалась мне особо кощунственной.

— Докторская диссертация была написана лет десять назад по переливанию трупной крови, занимались этим в основном военные, но тем не менее…

— Господи, ужас какой!

— Да, и органы для пересадки донорам стоят очень дорого.

— Но я где-то читала, есть какой-то Банк органов.

— Есть. Но органов для пересадки все равно не хватает, то группа крови не подходит, то пробы на совместимость отрицательные, в общем, мутная вода. А если есть спрос, обязательно будет предложение.

В комнату заглянул заспанный мужик, спросил — Иваныч, это ты? Чайник поставь, не проснусь никак. Иван Иванович взял со стола полупустой чайник, вышел из комнаты на несколько минут, вернувшись включил чайник, и продолжил, как ни в чем не бывало.

— Я только сейчас вспомнил, в нашем городском судебно-медицинском морге несколько лет назад была пресечена деятельность преступной группы, во главе которой стоял один из видных судебно-медицинских экспертов. Из трупов, попавших в морг молодых женщин удаляли яичники, и переправляли их в Прибалтику, кажется, для приготовления омолаживающихся кремов.

— А в морге много таких, ничьих трупов?

— Невостребованных. Ну, я же уже тебе объяснял, большая часть покойников, попадающих в этот морг, не имеет в городе ни родственников, ни знакомых — это перегонщики, гастарбайтеры из бывших союзных республик, бомжи.

Сама посуди, сколько людей гибнет ежедневно в таком огромном городе из-за криминальных разборок, несчастных случаев, аварий. И сколько можно на этом заработать.

— Кто же меня похитил, как Вы думаете, Иван Иванович?

— Я не знаю, видимо те, кто оставил послеоперационный шрам на животе умершего в субботу больного.

— А почему?!

— Видимо, решили, что ты много знаешь… . Но я могу только предполагать.

— И что мне делать?! Идти в милицию?

— Милиция тебе вряд ли поможет, у шаек подобного рода в милиции есть, как правило, хорошее прикрытие. Тебе надо срочно уезжать из города, и скрываться, пока все не утихнет.

— Но мне некуда…

— Всегда есть куда. Думай. Ладно, пошли отсюда, уже пора.

Мы попрощались с Иван Ивановичем на крыльце подстанции. Оказалось, что он был хирургом в областной больнице, но, повздорив с заместителем главного врача, ушел работать на скорую помощь. Пока он писал мне на бумажке свой телефон, я подавленно молчала. Потом я, молча, погладила по мохнатой голове бдительного пса, сунула листочек бумаги в карман, и быстро пошла к автобусной остановке, трепетно сжимая в кармане сто рублей, которые в последний момент, явно стесняясь этого, сунул мне Иван Иванович…