Тёмные истории Северо-Запада

Мама побледнела, затем побагровела, но смолчала. А девушка отстранилась от папы и, бросив в ее сторону победный взгляд, развернулась и медленно, словно зная, что папа не может оторвать от нее глаз, пошла назад к мысу.

Остаток вечера Даня сидел в палатке, обняв колени и положив на них подбородок. Он слушал, как мама плакала и обвиняла папу, а тот злился и постоянно повторял «истеричка, истеричка, какая же ты истеричка!». Опять поднялся ветер, и далекая Ладога задышала.

Цыганка слышала его просьбу. Если бы папа был прав, и Даня слишком много фантазирует — она бы удивилась. Засмеялась бы. Попыталась бы посюсюкать с ним, как сюсюкают все взрослые с испуганными детьми.

Но она ничего не сделала.

- Прекрати, Света, хватит! - говорил с той стороны палатки папа.

- Я старая, да? Старая? - отвечала ему мама. - Молоденькую хочешь? Так иди, вон. Иди к ней, чего уж!

- Да хватит уже!

Даня тихонько шмыгнул носом. Ему хотелось, чтобы родители перестали ссориться. Но горький опыт научил не вмешиваться в их разговоры. От обиды было трудно дышать. Ему никто не верит, а он слишком маленький, чтобы что-то сделать сам. Папа сильный, но цыганка имеет над ним власть. Даня никогда прежде не видел такого темного огня в глазах отца, когда пальцы гостьи коснулись его руки.

Он ничего не может сделать. Он всего лишь ребенок.

Губы задрожали, и слезы сами поползли по лицу. Даня стер соленые капли кулаком, лег на бок. Скорее бы утро. Что если они не будут спать? Что если не будут спать всю ночь? Тогда ничего не случится. В темноте не зародятся голоса, тени не обступят их палатку.

Идея захватила его, и он даже улыбнулся ее гениальности. Они будут сидеть у костра, и петь песни. Сейчас можно просто выползти к костру, молча подойти к родителям обнять их. Это должно помочь.

- Отстань от меня! Убери руки! - сказала мама. Даня застыл у выхода из палатки. Коснулся пальцами собачки молнии.

- Света! Приди в себя, от твоей ревности хочется волком выть! Ты ж на каждую встречную бросаешься!

- Это ты бросаешься! А мне... Да что с тобой говорить. Отстань.

Зазвенела миски, ложки. Мама встала, и ее шаги удалились, а потом со стороны озера послышалось звяканье посуды. Папа тяжело вздохнул, что-то буркнул себе под нос, и Даня потянул за собачку.

- Не спится, юнга? - спросил отец.

Даня, даже не обуваясь, прошлепал в носках по мху до папы и обнял его за шею. От него пахло хвоей, потом и костром. Отец на миг опешил, а затем обхватил Даню правой рукой, прижал к себе.

- Мама сегодня не в духе, да?

- Давайте всю ночь просидим у костра? - тихонько попросил Даня. - Поиграем?

- Не думаю, что это хорошая идея, юнга. Настроение не то.

- Пап... Та тетя плохая.

- Так... Чего вы ко мне привязались с ней? - отстранился отец.

- Она злая. Я ее боюсь. И это не фантазии, пап. У нее в глазах что-то прячется. А еще те два дяди, они показали мне вот так тогда, - он провел рукой по горлу. - Я не хотел говорить, я думал, мне все кажется. Как тогда. Я не хотел никого злить, па...

- Даня... - дрогнул голос отца. - Ох, Даниил. Они тебе угрожали?! Угрожали?! Вот скоты! Ох, Даня... А я же подумал... Что же ты молчал?

Он запнулся и горько сказал:

- Ну, конечно же... Понятно, почему молчал. Ох ты ж... Что я за человек-то такой...

В озере что-то громко плеснуло, и дыхание Ладоги изменилось, оно стало громче, сильнее. Деревья заволновались, зашелестели кронами. Где-то заскрипели трущиеся друг о друга стволы.

- Пап...

Отец привстал, вслушиваясь в лес. Нахмурился. Ветер ярко раздул костер, и пятна поползли по его встревоженному лицу.

- Погоди... Где наша мама?

Он обернулся:

- Света!

Мама не ответила. Лес загудел, небо стало стремительно чернеть. С Ладоги понесло тяжелые тучи.

- Света?!

Звон посуды тоже стих. Папа подошел к поваленному бревну, на котором вечером рубил дрова, выдернул топор.

- Даня, держись у костра. Света?

Лес озарился белой вспышкой молнии, отчего стволы деревьев почернели, и где-то в лесу мелькнуло несколько светлых пятен.

- Света?

Он ступил на тропку к берегу, и Даня шагнул за ним. Остановился. Ветер качнул деревья так, будто невидимый великан провел по кронам ладонью. Небо бурлило чернотой.

Миски лежали на камне, у воды. Из одной торчал кусок мыла, рядом валялась мочалка. Мамы нигде не было. Даня сжал кулачки от страха.

- Ма? - позвал он.

- Вернись к костру, Даня! - крикнул ему отец, задрал голову. - И держись подальше от деревьев! Смотри на них, Даня! Они могут упасть!

От нового порыва ветра в лесу что-то затрещало, и Даня обернулся на кренящуюся стену соснового бора. Сверкнула молния, ослепительно яркая, страшная. Она выдрала из темноты десятки голых мужчин, столпившихся вокруг лагеря, и Даня вскрикнул.

Но фигуры исчезли, как только рассеялся свет от молнии. Даня застыл, вглядываясь в шумящий, опустевший лес. Вновь ударила молния, и прямо перед ним возник мертвец с разинутым ртом и закатившимися водянистыми глазами.

- Папа! Папа!

Отец не ответил. Зато взревела Ладога. Волны бились о каменную полосу, разделяющую два озера, с яростью обезумевшего викинга. Трещали сгибаемые бурей деревья.

- Папа! - Даня бросился прочь от мертвецов, на берег.

Отец с топором в руках стоял у воды, спиной к Дане. Могучий, широкоплечий витязь из сказки, вышедший на ратный бой с ведьмой. Но из озера к нему шла не беззубая уродливая старуха. Из пучины к нему поднималась обнаженная цыганка, и вода стекала с мокрых волос по изгибам белого тела. Порывы ветра хлестали застывших на берегу мужчину и женщину, но не могли разорвать цепь, сковавшую их взгляды. Девушка сделала шаг к окаменевшему папе, затем еще один.

Рука с топором неуверенно качнулась. Отец попытался было ее поднять, но не смог. Цыганка же прильнула к папе и жадно впилась алыми губами в рот. Ее рука поползла в штаны.

- Папа!

Даня бросился по тропинке вниз, но споткнулся о корень и упал. Вспышка молнии высветила бледные тела, заслонившие дорогу к отцу. Чьи-то холодные руки подхватили его за подмышки. Завоняло водорослями и рыбой. Даня забился в холодных объятьях, но ему показалось, будто он пинает камни. Невидимые камни.

Отец что-то проговорил, вяло попытался отстраниться, а цыганка, приоткрыв рот, заглядывая ему в лицо, ритмично задвигала правой рукой, будто накачивала колесо велосипеда.

- Даня... - прохрипел околдованный, но все еще пытающийся вырваться отец. - Да...

- Папа! - завизжал Даня и попытался вырваться из ледяных объятий, но холодные мокрые пальцы заткнули ему рот.

Отец отшатнулся, на миг вывалившись из колдовского дурмана, повернул голову к сыну. Цыганка же прижалась к нему всем телом, медленно опустилась на колени и стянула с папы штаны.

А затем спрятала свое лицо у него в паху.

Отец застонал. Звонко стукнул о скалу упавший топор. Взгляд папы опустел, стал таким же, как у того бледного парня с красно-синей байдарки. Он видел Даню, но уже не мог разорвать чары. Голова цыганки двигалась туда-сюда, туда-сюда, и тени вокруг шептали все громче:

«Не тот не тот не тот не тот не тот не тот»

Даня бился в их руках, пуская сопли и слезы, и не мог оторвать взгляда от того что происходило на берегу. Цыганка остановилась, грациозно поднялась с колен, повернула голову папы к себе. Еще раз улыбнулась. Ее рука вновь скользнула вниз, но теперь движения стали медленнее, плавнее. Она попятилась к озеру, и папа маленькими шажками, из-за спущенных штанов, последовал за ней.

Вода коснулась его ног, но девушка не остановилась, увлекая пленника за собой. Движения ее становились все сильнее и сильнее. Ветер рвал кроны, Ладога ревела от ярости.

Волны накрыли папины колени, но зачарованный папа, следуя за ласками, не остановился. За миг до того, как озеро забрало отца, тот резко вскинул голову, очнувшись, и раскрыл рот, в который тут же хлынула холодная вода. Но его что-то дернуло снизу, как поплавок при поклевке, и папа исчез.

Даня упал на тропинку, не отводя взгляда от камня с тремя мисками и куском мыла. Ветер резко стих, замолчала Ладога и безмолвные мертвые люди, что пришли с молниями, исчезли.

- Не тот! - послышался откуда-то женский крик. - Не тот!

* * *

Чаще всего Даниилу снилась именно эта ночь. В мелких, порою отвратительных деталях. Он сползал с влажной от пота простыни, опускал ноги на прохладный линолеум и подолгу сидел так, успокаивая сердце. Прошло двадцать лет, а рана так не зажила.

На тумбочке у кровати, на заклеенной в полиэтилен карте, стоял красный бочонок с цифрой семь. Его святыня. Одна из безымянных пассий как-то случайно смахнула ее на пол, и Даниил чуть не убил девушку, а после голой вышвырнул прочь на лестничную площадку.

Потому что когда много лет назад он, потеряв родителей, охрипший, одуревший от страха и слез выбрался к поселку, то в одном кулаке сжимал бочонок от лото, как память о маме, а в другом карту отца. И никто не смел так относиться к последней его связи с родителями.

Сейчас сокровища были у него в кармане. Даниил шел по сумеречному лесу в сторону озера, и сердце его колотилось сильнее, чаще. Он старательно сдерживал порывы ярости и обиды, справедливо считая, что они ничем ему не помогут. Никто кроме него не виноват. Нужно было выехать вчера. Переночевал бы в лесу, прежде чем выйти на охоту. Спокойно бы подготовился.

Жаль, что такие мысли приходили задним числом. В итоге же он потерял уйму времени из-за дорожных работ, а потом еще умудрился пробить колесо в районе хийтоловского грейдера. Если он не успеет...

Ярость ударила по сердцу, он задохнулся от неприятного ощущения, чуть замедлил ход и коснулся груди. В ушах застучало. Даниил облокотился на сосну, поглаживая кору пальцами, перевел дух и дождался, пока еканье уйдет.

Солнце садилось.

Даниил вернулся на тропу. Сегодня ему повезет. Все сходится. Он приезжал на проклятое озеро уже восьмой год. Искал систему, знаки, и теперь-то знал, что случилось. Много читал, много ездил, многим интересовался. Так и наткнулся на карельскую легенду об Импи, девственнице-утопленнице, ставшей русалкой. Про нее многие тут рассказывали. С улыбочкой, с шуточкой. Культурный бэкграунд для развития туризма в регионе. Страшилка.

Для Ладоги пропадающие люди не редкость. Озеро древнее, могучее, скрывающее в себе множество темных мест. Но во всем всегда есть схема, если знать, что искать. 2000 год, москвичи потеряли товарища в лесу во время урагана. Его так и не нашли. 2004 год — в шторм седьмого июля пропал местный житель, рыбак. Ушел на Импилампи и не вернулся. Снасти на берегу отыскали, а его нет. Посчитали, что утонул — не такая уж и редкая смерть в этих краях. Пустая моторка, разбившаяся в шхерах во время урагана в 2002-м, группа из Вологды, не дошедшая до Валаама в 2003. Яхта в 2010, унесенная в Ладогу и найденная без экипажа. Смертей вокруг озера было очень много.

В 2005-м году он впервые приехал сюда и провел месяц в окрестных лесах. Бродил кругами вокруг озера, где по легенде и утопилась Импи, слушал, наблюдал, изучал, записывал. Анализировал.

2006, 2007 — пусто. Он прятался в чаще, наблюдая за отдыхающими на озере. Притворялся рыбаком, охотником, туристом и избегал контактов с предполагаемыми жертвами, но Импи не появлялась.