Под флаг адмирала Макарова

Глава 10

— Терпение, господа, и тишину соблюдайте. Дайте нам поговорить с «Вильгельмом Карловичем» по душам!

Никогда еще адмирал Алексеев не ощущал себя вошедшим в класс учителем, при виде которого ученики начинают усерднее скрипеть перьями. А таковых было четверо — два лейтенанта лихорадочно строчили, дописывая услышанные слова «одержимого», зато статские советники, не менее усердно записывая, обменивались непонятными словами. По их скептическим улыбкам было видно, что они, являясь сторонниками модных материалистических учений, принятых в обществе, в «беса» они не верили, но вот в шизофрению вполне, не скрывали, что уже пишут анамнез. И переглядывались с горящим в глазах азартом, тихонько переговариваясь — ворваться в комнату отдыха им не давал флигель-капитан Эбергард.

— Коньяк сейчас принесут, Евгений Иванович, я уже распорядился. И бокалы — думаю, не стоит ставить серебряные чарки, мало ли что на самом деле выйдет. И за священником послал — не думаю, что Вильгельм Карлович спятил — голос не его, спесивый и наглый, и глаза «чужие», — Андрей Августович говорил шепотом, стараясь, чтобы не услышали лекари.

— Только сюда не пускайте раньше времени, и врачей задержите. И все пусть записывают, слово в слово — мне самому интересно стало. И не мешайте нам, я на вас полагаюсь, — тихо произнес Алексеев, и, поймав все понимающий взгляд флаг-капитана, вернулся обратно.

— А неплохие папиросы — я думал, что в этом времени дерьмо делают. Табак американский, поди?

«Бес» вел себя развязано, беспрерывно курил, и адмирал подумал, что надо было приказать принести несколько пачек папирос. Ответил спокойно, не выдавая своего истинного отношения:

— Турецкий табак, мне только эти папиросы доставляют. А вот и коньяк, благодарствую Андрей Августович.

Эбергард с каменным лицом поставил на столик поднос с пузатой бутылкой любимой адмиралом «ласточки» — французского мартеля. Кроме того, там стояли два высоких стакана, пачка папирос, тарелочки с легкой закуской и столовые приборы из мельхиора — все предусмотрел опытный моряк. И хотел было уйти, но был остановлен глумливым голосом «одержимого».

— О, сам Гебенгард лакеем! Это ведь он через десять лет германский линкор «Гебен» упустил, имея пять броненосцев. Адмирал Сушон-паша его флагманский «Ефстафий» в первом же залпе пятью одиннадцати дюймовыми снарядами «угостил» у мыса Сарыч…

— Что ты мелешь, какой «Гебен»? Нет его у немцев. У броненосцев типа «бранденбург» шесть стволов. И что, они ни разу не промахнулись⁈ Да ты лжешь, бестолочь, — Алексеев сделал вид, что разъярился, Эбергард сохранил выдержку, хотя по щекам разлился гневный румянец.

— «Гебен» построят через восемь лет, на нем пять орудийных башен главного калибра, вот так они на нем стоят, — «бес» схватил карандаш, быстро нарисовал контуры необычного корабля, кормовые башни которого стояли по линейно-возвышенной системе. И тут же ловко начертил другой, сделав надписи и поставив цифры.

— Сам бестолочь! Вот это «Дредноут», его построят англичане к седьмому году по проекту лорда Фишера. Что твои броненосцы стоят — тут двадцать тысяч тонн водоизмещения, турбины обеспечивают 21 узел хода, броня в десять дюймов. Это тебе не шестидюймовки распихивать — у него сдвоенный залп 305 мм пушек, сокрушающий! Теперь понял, почему «Ефстафию» досталось по первое число⁈ А когда другие броненосцы подошли, «Гебен» уже скрылся в тумане, как тот ежик!

«Бес» отбросил карандаш и налил себе коньяку в бокал, на три четверти примерно. И лихо, будто всю жизнь этим только и занимался, отправил янтарную жидкость себе в утробу. И даже не поморщился, мерзавец, только руки продолжали дергаться. Да его правая половина лица от нервного тика в чудовищную маску постоянно превращалась.

— Я тебе не Витгефт, хотя тоже Вильгельм Карлович, и фамилия моя Фейштер. Да не смотри так, не нищеброд я, у меня в месяц легальных триста тысяч. И по миллиону получаю дополнительно — сделки риелторов оформляю. Они все насквозь «черные» — старух и стариков много, у отставных военных квартиры, вот их переписываем, а мне процент большой платят. Треть от квартиры — мертвым деньги ни к чему, и так на свете зажились. А коньяк этот хорош. А ты что — трезвенник или язвенник⁈

Адмирал сдержался, чтобы не треснуть кулаком в глумливую рожу, которая уже ничем не напоминала милейшего начальника штаба. И взяв бутылку, налил себе чуть больше, чем сделал «бес». Выпил не менее лихо, одновременно почувствовав, как его опутывает что-то мерзкое и липкое — он пил со стряпчим, который, судя по его словам, обманывал отставных военных и их вдов. И убивали несчастных — вот что ощущалось. Но пока он себя контролировал — два рисунка получили, и много информации, если подумать. А вот Эбергард вышел, ухватил листы со схемами, как бы ненароком.

— Японцам вы войну прос…те жидко, и мир позорный заключите. Вашему Куропаткину не армией командовать, а богадельней. Он своими отступлениями в духе 1812 года собственных солдат деморализует, тупица. А Стессель Порт-Артур японцам уже в декабре сдаст, а эскадру тут на внутреннем рейде потопят! Четыре броненосца с «Баяном» их трофеями станут!

— Как четыре, в эскадре семь…

— «Петропавловск» 31 марта на минах подорвется, и на дно уйдет с адмиралом Макаровым. «Севастополь» получит торпеду — перед сдачей крепости его на внешнем рейде затопят. «Цесаревич» после боя 28 июля интернируется в Циндао — на его мостике Витгефта в клочки снарядом разнесет. «Рюрика» 1 августа в Цусимском проливе утопят крейсера Камимуры. А тебя в отставку после таких «побед» вышибут, тоже мне главнокомандующий нашелся, Кутузов и Нельсон в одном флаконе, бля…