Статский советник

Глава 11

Летать за семнадцать с половиной прожитых на этом свете лет мне еще не приходилось ни разу. Хотя всякие воздушные машины я, разумеется, видел. Цветастые шары, наполненные горячим воздухом, что непременно появлялись в небе над Петербургом в дни больших народных гуляний. Юркие аэропланы, вошедшие в моду у столичной знати пару лет назад — и уж тем более интересные теперь, когда их начали активно использовать в боях войска Рейха.

Но в первую очередь, конечно же, дирижабли. Огромные поблескивающие металлом сигары летали над городом нечасто. Видимо, из соображений безопасности — а может, их просто сложно было разглядеть сквозь навечно прописавшиеся на столичном небе облака и мрачные серые тучи. Но в погожие дни вальяжно проплывавшие на невероятной высоте воздушные суда смотрелись, без сомнения эффектно — даже издалека.

А уж вблизи тем более. Я еще неделю назад ради интереса изучил все технические характеристики машины, которой предстояло доставить российскую делегацию прямиком в Париж. Впрочем, большую часть точных значений уже успел забыть — и мощность моторов, и весьма солидный запас хода, и размеры гондолы с отсеками для топлива, пассажиров и команды, и прочие цифры. В память почему-то врезалась только полезная нагрузка и длина корпуса — двести семьдесят четыре метра. Поистине колоссальный показатель, заслуженно принесший “Петру Великому” то ли третье, то ли вообще второе место в мире среди дирижаблей жесткого типа.

Неудивительно, что взлетать ему приходилось со специальной площадке за Царским Селом — в городе для такой махины попросту не нашлось бы места. Со стороны подъезда, из машины гондола казалось крохотной. Забавной вытянутой коробочкой, прилепленной к округлому брюху дирижабля. Казалось немыслимым, что она вообще способна вместить и запас топлива на тысячи километров пути, и команду, и делегацию из почти двух десятков человек.

Да еще каких — официально командовать дипломатической миссией Павел назначил заместителя министра иностранных дел. Тайный советник Василий Николаевич Покровский не только носил графский титул, но и приходился не самым дальним родственником и Гагариным, и Бельским, и, кажется, даже Горчаковым — по линии бабки. Я не раз видел его и на приемах в Зимнем, и, конечно же, на Государственном совете. По слухам, Покровский был человеком мирного нрава и даже скромным — но все же не настолько, чтобы ютиться в одной конуре вдвоем, а то и вчетвером с другими министерскими, придворными или военными чинами.

Чуть ли не каждому из делегации полагалась отдельная каюта, пусть и крохотная. И это не считая общего помещения, какой-никакой кухни, машинного отделения, рубки, места для команды, оружейной комнаты… Я даже представить себе не мог, что в гондолу вообще возможно втиснуть все это разом.

Пока не подошел поближе. “Петр Великий” нависал над головой блестящей серой громадиной. В прямом смысле бесконечной — отсюда я не мог разглядеть ни округлого носа, ни кормы с винтами и рулевой системой. И даже гондола вдруг оказалась чуть зализанным по краям здоровенным прямоугольником. Конечно, поменьше усадьбы в Елизаветино и даже большого сельского дома — но все же раза в два крупнее пассажирского железнодорожного вагона — вроде тех, в которых юнкеров везли из столицы в Пятигорск и обратно.

Со стороны кормы с с носа я разглядел по бокам знакомые стволы и кожухи водяного охлаждения с перфорацией. Конструкция Судаева — и явно что-то из нового. Вряд ли на Балтикой, Швецией, Данией или даже дальше нас ждали какие-то сложности, но то ли сам Павел, то ли тот, кому поручили готовить “Петра Великого” к путешествию в Париж, все-таки решил перестраховаться.

И не зря: магия Одаренных способна на многое, но против защищенных “глушилкой” немецких аэропланов сложно придумать что-то лучше пулеметов под могучий винтовочный патрон.

Ходили слухи, что принадлежащий самой императорской семье дирижабль чуть ли не готовили к отправке на фронт, к Варшаве. Я не очень верил. С одной стороны, машина подобна “Петру Великому” вполне могла обрушить на укрепления Рейха или панцерные колонны на марше не один десяток бомб разом — а заодно и основательно проредить рой аэропланов пулеметным огнем. Но с другой — всего один прикрытый от магии Одаренных крохотный летун запросто изрешетит обшивку дирижабля, а то и вовсе подпалит наполняющий отсеки водород — и тогда машину стоимостью в не одну сотню тысяч рублей будет уже не спасти. А сильный боевой маг запросто достанет Свечкой почти на любой высоте… Нет, пожалуй, риск все-таки неоправданно большой — при весьма сомнительной пользе.

Да и в целом “Петр Великий” почему-то не внушал доверия. Точнее, внушал — но не столько, сколько хотелось бы. Огромный, могучий, наверняка надежный, как “трехлинейка” — и все же слишком уязвимый из-за собственных габаритов. И медлительный: крейсерская скорость на уровне неплохого автомобиля почему-то не казалась достаточной.

Пули и боевые заклятья куда быстрее — да и сложно промахнуться по блестящей сигаре в четверть километра длиной.

— Здесь нечего бояться, ваше сиятельство. “Петр Великий” абсолютно надежен. В его гондоле безопаснее, чем в самом Зимнем дворце. Капитан лично проверил все механизмы перед отлетом.

Высокий мужчина в темной форме — похоже, один из офицеров дирижабля — явно заметил недовольство на моем лице. И, конечно же, истолковал по своему.

— Механизмам я доверяю. Как и вашей команде, конечно же, — отозвался я. — Скорее уж меня тревожит сам маршрут.

— Большая часть его пройдет над морем. — Офицер пожал плечами. — И вряд ли стоит ждать подвоха от голландцев или бельгийцев… Да даже если и так — “Петр Великий” может подняться куда выше даже самого современного аэроплана. В общем, им ни за что не достать нас, ваше сиятельство.

— Тогда, видимо, мне не о чем беспокоиться. — Я улыбнулся и взялся за поручень. — Доброго дня, ваше благородие.

Не то, чтобы офицер окончательно меня убедил, но переживать сверх меры я все равно не собирался. Как бы то ни было, полет на дирижабле сейчас куда безопаснее любого пути и по морю, и уж тем более по суше, через государства и княжества, входящие в состав германского Рейха.

Да и выбирать мне, в общем, не приходится.

Шагнув в гондолу, я сразу оказался в изрядном помещении, которое с некоторой натяжкой можно было назвать кают-компанией. Конечно, на каком-нибудь дорогущем пассажирском лайнере или даже военном крейсере типа “Бисмарка” она наверняка оказалась бы в разы просторнее, но для пары десятков человек вполне хватало и этой. Прибыли, впрочем, пока еще не все. Пройдя чуть дальше, к барной стойке, я принялся наблюдать за снующими туда-сюда членами экипажа. Они растаскивали чемоданы по каютам, указывали, показывали… Мой багаж уже давно отнесли, куда положено, гостям явно пока было не разговоров, а докучать своей болтовней капитану я уже тем более не собирался, так что оставалось только устроиться за столиком в углу и ждать отлета. Возраст уже полгода как вполне позволял мне выпить чего-нибудь крепкого, но я решил поберечь репутацию — поэтому заказал грушевый лимонад.

За окном гондолы не происходило ровным счетом ничего интересного — да и вообще на посадочной площадке “Петра Великого” было почти пусто. Не то, чтобы наш отлет держали в строжайшем секрете — но и пышные проводы Павел, конечно же, не устраивал. Все нужные указания мы получили уже давно, и посторонних сюда вообще не пускали: я разглядел только местных рабочих, солдат, нескольких человек в темно-синих жандармских мундирах, кого-то из министерства, примерно с полдюжины гражданских — и все. Ни оркестра, ни провожающей родни, ни торжественного построения, ни размахивающих платочками красоток — ничего такого. На мгновение в небольшой толпе будто бы мелькнуло лицо Багратиона — но, наверное, показалось. Делать его светлости здесь явно нечего.

И хорошо. Чем меньше шуму — тем лучше.

— Ваше сиятельство… здесь не занято?

Я уже давно не считал себя человеком, которого легко удивить — и все же когда Гижицкая, не дожидаясь моего согласия, отодвинула стул и уселась напротив — от неожиданности закашлялся так, что лимонад едва не брызнул из носа.

— Приятно видеть, что мое появление все еще не оставляет вас равнодушным, князь.

— Графиня — вы выглядите безупречно, — сдержанно отозвался я. — Впрочем, как и всегда.

— Приятно слышать подобное. — Гижицкая улыбнулась и чуть склонила голову. — Похоже, вы не ожидали встретить меня здесь.

— Пожалуй. — Я не стал юлить и изображать невозмутимость. — И если вы не провожаете кого-то, я склонен думать…

— Именно так, князь, — кивнула Гижицкая. — Я тоже отправляюсь в Париж.

— Могу я полюбопытствовать — зачем?

— Немного развеяться. В это время года во Франции чудесно. И не так холодно, как в Петербурге.

Ее сиятельство шутила — и, пожалуй, не слишком удачно. Так что я отодвинул стакан с лимонадом и молча посмотрел ей в глаза. Не сурово — но все же вполне убедительно.

— Простите, князь, — негромко проговорила Гижицкая. — Конечно же, никто не пустил бы меня на дирижабль, не будь на то особой причины. Я в составе российской делегации — как и вы.

— Никогда не замечал в вас особого интереса к политике, графиня, — усмехнулся я. — Или тяги к дипломатии.

— И не заметите. — Гижицкая мягко улыбнулась. — Но все же я смогу принести… скажем так, определенную пользу. Иногда женщина достаточно просто быть очаровательной, чтобы чуть разбавить общество суровых и серьезных мужчин.

Закончив говорить, Гижицкая облокотилась на стол и чуть выгнулась вперед, явно пытаясь заставить меня заглянуть в вырез платья… между прочим, весьма откровенного. Соблазн был велик, но я все-таки заставил себя смотреть в глаза. Но ее сиятельство это ничуть не смутило: скорее наоборот — почему-то позабавило.

— Увы. Вряд ли император Жозеф Бонапарт посадит за стол переговоров тех, кого можно отвлечь столь неуместным трюком. — Гижицкая снова уселась ровно. — Но делегации может понадобиться маг… особого профиля. Моя цель — защитить разум послов от чужого воздействия. Как вы понимаете, князь, на карту сейчас поставлено многое — и поэтому опасаться стоит всего. Даже невозможного.

— Вот как? — отозвался я. — Вы не самый сильный менталист в Петербурге.

— Достаточно сильный, князь. За последние полгода мои способности значительно возросли. — Гижицкая улыбнулась одними уголками губ. — Но скорее меня выбрали оттого, что едва ли кто-то в Париже будет ждать особой прыти от кого-то настолько юного… разве не так, князь?

Последние слова явно были толстым намеком на меня самого. Не знаю, как много было известно Гижицкой… и кто на деле отправил в Париж ее саму: то ли Павел, то ли Багратион — в том случае, если Третьему отделению зачем-то понадобилось засунуть свой нос даже в переговоры с французами.

Но разбираться не хотелось: дед неплохо обучил меня, так что за сознание я не беспокоился. А само присутствие Гижицкой на борту “Петра Великого”, пожалуй, даже скорее радовало. Обсуждать со мной важные вопросы никто из серьезных министерских чинов или генералов наверняка не собирался, да и зрелище они представляли не самое занимательное — а графиней хотя бы можно было вдоволь любоваться.