Поправка курса

Всеми силами Британия будет стараться удерживать монополию на препарат Аф. А сил у неё много. Да и ума не занимать. Опасная комбинация для окружающих. Потому приходится довольствоваться малым и надеяться, что гриб удастся разводить здесь, в Крыму.

— Но есть ли возможность вылечить ещё хотя бы одного человека?

— Есть, Исаак Наумович. И одного, и двоих, и даже троих. Но тут вопрос — кого? Представьте, посреди океана тонет огромный корабль. Тысяча человек обречены на смерть. А спасти можно только одного, двух, трёх. Как выбрать? Спасешь одного — тысячи тебя проклянут! А ведь у нас болеют не тысячи, миллионы.

— Так что ж, никого не спасать?

— Напротив. Нужно всех спасать. Вот только как?

— Как? — эхом отозвался Альтшуллер.

— Завтра привозят больную, с корабля, — сказал я.

— С какого корабля?

— С того самого, который тонет.

— Это женщина?

— Девочка, одиннадцати лет. Надя Коломина, внучка Суворина.

— Почему она?

— Почему нет? Глядя на Антона Павловича, Суворин решился. Знаете, у Суворина с семьей неладно. Жену убили, сын умер, другой сын умер, третий сын застрелился, дочь умерла, ну, и так далее. И внучка больна. Тяжело. Костный туберкулез. Петербургские светила признали её безнадежной. Московские светила признали её безнадежной. Немецкие и французские тоже. А тут Чехов, аки Лазарь восставший. Помолодевший, здоровый. С рассказом о чудо-препарате из Африки. Суворин — человек трезвомыслящий, в чудеса не верит, но вид Чехова его убедил.

— Суворин, он… — Альтшуллер не стал продолжать.

— Ну да, не сахар. И антисемит, я знаю. Но внучка-то причём? И потом, спасая Надю, мы спасём десятки и сотни других детей.

— Это как?

— Суворин человек деловой. И неблагодарным его никто не называл. Он выделяет сто тысяч сразу, и по десять тысяч ежегодно — на детскую санаторию. Здесь, в Крыму. Без условий, независимо от результата лечения внучки. Может, прочувствовал, может, хочет задобрить судьбу, но детская санатория — это…

— Это замечательно, — закончил Альтшуллер. — Здесь, в Ялте?

— Поблизости. В Кучук-Кое. У Антона Павловича там усадебка, три десятины земли, он её отдает под санаторию. И я по соседству три десятины прикупил. Тоже под санаторию. Места хватит. Сады разведем, парки. Учителей пригласим — дети будут лечиться долго, сколько нужно, им без учебы никак. В общем, постараемся создать образцовую санаторию. Глядишь, и другие толстосумы подтянутся. Опять же, поддержка такой газеты, как «Новое время» сама по себе дорогого стоит. Так что, Исаак Наумович, завтра приходите. Дети — это особая ответственность. Будем стараться.

Авторское отступление

Алексея Пешкова,более известного по литературному псевдониму Максим Горький, нередко представляют этаким пролетарием, который босиком бродил по России, сочувствуя униженным и угнетенным.

Но период босячества был лишь кратким эпизодом. То ли дедовские гены сказались, то ли ещё что, но Пешков оказался дальновидным и удачливым дельцом. Придя в издательство «Знание», специализирующееся на литературе научно-популярного направления, он в корне изменил издательскую политику, переключившись на беллетристику, и сделал это таким образом, что прибыли «Знания» возросли многократно. Это позволило многократно же увеличить авторские гонорары, что привлекало лучших писателей к сотрудничеству, что в свою очередь, поднимало престиж «Знания» и т. д. На фоне гонораров «Знания» чеховские гонорары выглядели жалко.

В реальной истории Пешков тоже предлагал А.П.Чехову избавить того от кабального договора, но Чехов отказался. Ему, умирающему, не хотелось лишних хлопот. А деньги, что деньги… Деньги у Чехова были, да толку-то, если, имея десятки тысяч, он не мог купить себе запросто шубу.

Да-с, деньги у Чехова были, и он распоряжался ими весьма толково. Так, он построил дом. Обошёлся — вместе с землею — дом в двадцать пять тысяч, но уже в 1905 году его рыночная цена удвоилась: начался бум недвижимости.

Кроме того, Чехов прикупил себе дачу в Гурзуфе и дачу в Кучук-Куе. Последней он почти не пользовался, и потому она простаивала. Дом был неавантажный, но с участком в три десятины с плодовыми деревьями. До моря — пятнадцать минут чеховским шагом. Кстати, десятина — это вовсе не десять соток. Десятина — это сто десять соток, такая вот загогулина. Вполне подходящий для санатория участок — триста тридцать соток (и Магель прикупил столько же, так что есть где развернуться)

И, наконец, Алексей Суворин. Прозаик, драматург, публицист — и владелец «Нового времени», крупной, авторитетной и прибыльной газеты проправительственного направления. Был конфидентом Чехова. Всячески отговаривал Антона Павловича от сделки с Марксом, считая её невыгодной для Чехова. Жертвовал тысячи на чеховские затеи со школами. Мог он пожертвовать сто тысяч на санаторий (по тогдашней грамматике — женского рода, санаторию)?

Возможности (деньги) у него имелись. Жадным он не был. Внучек любил. И детей в целом тоже. Думаю — мог.