Поправка курса

Глава 15

15

14 августа 1904 года, суббота

Ялта

— Здесь будет самое знаменитое место Ялты, — сказал я, указывая на камень, о который споткнулась Мария.

— Ты серьезно? — спросила она.

— Серьезнее не бывает. Я купил этот участок. Все восемнадцать десятин. Отсюда начнётся Город Грёз!

Участок, признаться, был средненький — с точки зрения человека, собирающегося строить жильё. Но у меня были планы иные. Кинофабрика! Павильоны, бассейн, производственные помещения, склады — всё разместится. Со временем.

— И кто будет грезить?

— Весь мир, Мария, весь мир. Санкт-Петербург и Вена, Берлин и Париж, Лондон и Рим! Синематографу принадлежит будущее!

Хочешь ли ты стать частью этого будущего? — и, перейдя с восторженного тона на деловой, добавил: — Суворин пишет, что готов вложить в синемафабрику сто тысяч.

— И этого хватит?

— Для начала вполне. И у меня есть кое-что, и Савва тоже интересуется. Первую фильму начнем снимать через месяц. Так что решайся.

Я опередил Андрееву. Судя по всему, она собиралась именно сегодня вербовать меня в полезные идиоты. Полезные для Партии, понятно. Но я выскочил первым, предложил ей стать дивой электротеатра. Расписал блестящее будущее. Бешеный успех, миллионы поклонников. И вот она в раздумьях. Оставаться ли товарищем Феноменом, снабженцем Партии с неясными перспективами, особенно неясными после того, как главные доноры, Морозов и Пешков, взяли паузу? Или блистать в электротеатре, утерев нос Книпперше? А вдруг она откажется, а в электротеатр возьмут Книппершу? Она пролезет, Книпперша! Через Чехова! Мол, Антуан, мы будем вместе жить в Ялте, ты писать пьесы, я сниматься в наиглавнейших ролях электропостановок!

Получится ли что из затеи? Суворин опытный человек, свой театр вел уверенно, крепкой рукой. Электротеатр тоже сможет. Морозов будет деньги давать. Электротеатру, не партии. Партии, он сказал, больше не даст. Хватит. Партия тогда хоть чего-нибудь стоит, когда способна добыть средства к деятельности самостоятельно. Сказал, как отчеканил, видно, долго думал. Ну, а Магель… Странный он, Магель. Не от мира сего. Не в том смысле, что рассеянный прекраснодушный интеллигент, напротив, он словно за гранью волнений и печали. Миллион зарабатывает, словно чай пьет. Равнодушно. И, главное, один! Ни жены, ни детей, ни близких родственников. Такие деньжищи — и без присмотра!

Но Партии денег не даст. Не похож он на тех, кто Партии деньги дает. Какая, спросит, партия? Рабочая? Ну, пусть рабочие и дают. По пятачку каждый рабочий даст — уже капитал. Не даёт рабочий? Ну, значит, не видит в Партии своих. Не верит. Убедительнее нужно работать. Не даст Магель денег, и что тогда? Гордо уйти? Оставить надежды на миллионы? Да что миллионы, будто не видела она миллионов. У Саввы этих миллионов… У Саввы, правда, и жена есть. И родня цепкая, зоркая. Но не в том разница. Оставить надежды на славу? Лучше быть первой в синематографе, чем второй в Художественном! И барон говорит о будущем с уверенностью не мечтателя, а человека дела.

Нет, торопиться не нужно. Нужно посоветоваться с Партией.

Мы вернулись к дороге. Я помог Марии подняться в мотор, затем устроился сам.

— Трогай, Жан!

И Жан тронул.

Моторы сейчас, в девятьсот четвертом, ещё не столь удобны, как десять лет спустя, но мой «Пегас» не уступает комфортом коляске Альтшуллера. Какое не уступает — превосходит! И скоростью, и комфортом, а, главное, «Пегас» есть самодвижущаяся реклама прогресса в целом и синематографа в частности. «Пегас» будет символом ялтинской кинофабрики.

Шофер, Жан Сорель, управлял «Пегасом» уверенно и аккуратно. Натуральный француз, из самого из Парижа. Поступил на службу. Жалование хорошее, плюс доплата за согласие на модификацию второй степени — Россия щедрая душа.

Пятнадцать минут — и мы среди роз. То есть дома. Я дома. А Мария едет дальше. Ей нужно на пароход. В Севастополь. А дальше — в Москву. Закрыть контракты с Московским Художественным Театром — так она говорит. Думаю, не только это, но какое мне, собственно, дело? Я не диктую поступки, лишь открываю возможности.

Сердечно расставшись с Марией у порога (ну, это так говорится — на пороге, на самом деле — у подножки «Пегаса»), я занялся своими делами. Нет, провожать её не нужно — так она просила. Возможно, надеется, что в последний момент появится Пешков? Или другая причина?

Немного скучно без Марии будет. К кошке и то привыкаешь, а тут не кошка, тут актриса всероссийского таланта.

Но что мы знаем о театральных актрисах и актерах? Только охи, ахи и эхи современников. То ли дело синематограф. Смотришь фильм и видишь наяву и Чарли Чаплина, и Мэри Пикфорд, и Веру Холодную. Если получится, то и Марию Андрееву. С Сувориным ли, с Морозовым, а фабрику грёз я на путь поставлю. Важнейшим из искусств сейчас является искусство мечты. Оно, конечно, описание трущоб Петербурга, Москвы и прочих мест привлекает внимание публики, но на самое короткое время. Пешкова читают. Но редко перечитывают. А на любимую синематографическую фильму ходят по десять раз. Деньги — конечно, но куда важнее другое. Люди одеваются так, как в фильме, двигаются так, как в фильме, говорят так, как в фильме (ну, не сейчас, а лет через тридцать), и, главное, ведут себя так, как в фильме. Что покажешь, то и пожнёшь.

Ленину не газетку бы печатать, а фильму снять мечтательную, «Жизнь рабочего после победы Революции». Просторная светлая комната, мебель магазинная, из кухонного лифта обед из пяти блюд, а на заводе автоматические станки, а рабочий только ходит в белом халате, да время от времени рычажки нажимает. Потом обед в ресторане, ему красивые девы подают всякие блюда — фарфор, хрусталь, серебро. Потом опять работа — белый халат и рычажки раз в полчаса. Ну, а затем конец рабочего дня, он садится в трамвай «люкс» и едет в библиотеку, читать учебник на французском языке. На инженера, стало быть, учится, раз читает.

Стоить такая фильма при налаженном производстве будет для партии посильно, ещё и прибыль даст, но важнее прибыли воздействие на массы. А оно будет, непременно будет!

Не будет.

Не додумаются большевики до агитации путем синематографа. Потом, когда придут к власти…

Если придут.

И я стал набрасывать сюжет первой фильмы. С учетом технических возможностей. Друзья графа N., ярого сторонника простой жизни, решили подшутить: напоив его, они переодевают графа в мужицкое платье и переносят в избу. Утром граф просыпается, а все говорят ему, что он не граф, а мужик. Приходится графу делать мужицкую работу — запрягать коня в сани, колоть дрова, косить траву и доить корову (это для пущего смеха). Все он делает не так, и баба (на самом деле хорошенькая артистка) бьёт его веником. В слезах граф засыпает, а друзья возвращают его в графские покои. Конец. Метров на двести пленки. То есть на сто рублей. При оптовой закупке дешевле. А позднее нужно будет построить свой заводик в Самаре или в Казани — делать кинопленку, фотопленку, фотобумагу, и, быть может, даже фотоаппараты.

Таких сюжетов я накропал с дюжину. Да, неприхотливые. Прихотливые пусть Суворин сочиняет, «Татьяну Репину» перекладывает на язык электротеатра. Важное дело, не спорю. Но зрителя нужно приучить к длинным фильмам. Постепенно. Удержать внимание более десяти минут тяжело. Даже пять минут для человека, никогда прежде не видевшего синематографа — дело непростое. Не о театралах речь, синема и театр — это разные искусства.

Впрочем, электротеатр найдет своих критиков, своих философов, своих основоположников. Мое же дело — открыть ворота возможностей.

Отложив ручку (писал я «Паркером» тридцать второго года, перо золотое, с иридиевым наконечником), я посмотрел на часы. Просто так посмотрел, ради развлечения. Дедушкины часы свидетельствовали о том, что хозяин — человек умеренно консервативных взглядов, изысканного вкуса и не стесненный в средствах. Так, во всяком случае, было написано в проспекте фирмы «Мозер». Хорошие часы. Точные. А маятник качается неспешно, два градуса влево, два градуса вправо. Festina Lente — девиз на корпусе чёрного дерева. Поспешай медленно. Что ж, приходится. Нет средств мгновенной всемирной связи, вот и приходится ждать, пока Суворин приедет в Ялту. Телеграф? Ну, положим, проведу я в «Дом Роз» телеграф — хотя и сложно это. Но у корреспондентов-то телеграфа нет. Телефон? В пределах Ялты да. Можно в Массандровский винный подвал протелефонировать, в Ай-Данильскую экономию, Ливадию. Не дальше. Но ведь дорого. Сам аппарат восемьдесят рубликов, или даже сто. Установка столько же. И абонентная плата столько же. Но Антон Павлович установил, не задумываясь. Хотел быть на связи. Синани говорит: «Хорошие вести подождут, а плохие подождут и подавно» — в этом мудрость прошлого, девятнадцатого века. И веков предшествующих. Но и у Синани есть телефонный аппарат. И у заведения Роффе есть. И в кефирном магазине Аксельрода. И в ресторане госпожи Бирюковой есть. Прогресс! Без телефона нынче плохо. А с телефоном хорошо. Я и кухарки не держу, кофе Мустафа готовит, а остальное по телефону, в ресторане госпожи Бирюковой заказываю.

Но сегодня не заказал. Сегодня обойдусь. Есть коробочка французских сардинок, есть кусок хлеба, много ли одинокому человеку нужно?

Одинокому человеку нужно много работать!

Завтра будет торжественное освящение санатории в Кучук-Кое. Не открытие, нет, но строения уже готовы. Как водится, будет присутствовать общественность, будут речи, и будет награждение участников строителей ценными подарками и, разумеется, деньгами. Ценными подарками я выбрал часы. Архитектору Шаповалову — с турбийоном, в золотом корпусе, с бриллиантиками, генподрядчику Шамаеву — то же, но без турбийона, руководителям среднего звена — просто золотые часы, руководителям начального звена — часы серебряные. Рабочим же довольно будет и денег. В меру.

Открыл сундук, достал полевой синтезатор. Ну да, проще всего часы купить, не прибегая к технике двадцать четвертого века. Но таких часов, какие мне нужны, не продают. Нет, с виду часы как часы, и самый дотошный часовых дел мастер не найдет отличия между «брегетом», созданным синтезатором, и тем, что продается в фирменном магазине. Но разница есть. Я готовлю не просто часы, а часы с корректором. Их обладатель под влиянием мю-поля будет немножко здоровее, немножко умнее, немножко восприимчивее к новому, немножко честнее, немножко добрее. Не разительно, нет. Немножко. В пределах, не требующих обязательного согласия на модификацию личности. Но и немножко дорогого стоит. У меня большие планы: строительство электростанций, строительство электротеатра, строительство самой Фабрики Грёз. Много будет всякого строительства. А что в строительстве главное? Техника? Материалы? Люди! Как, впрочем, в любом деле. Раньше, в стародавние времена, функции корректора выполняли ордена. Увы, те знания человечество крепко забыло, и сейчас, в одна тысяча девятьсот четвертом году ордена лишены изначальных свойств — и изначального же смысла.

И я запустил синтезатор. Дело неспешное, это не опилки в червонцы превращать. Но за час управился. Я подумал немножко, и набрал код кольца принцессы Виктории, пропавшего при невыясненных обстоятельствах на следующий день после того, как Виктория получила его в подарок. В честь восемнадцатилетия. Хорошее кольцо. Скромное. Сапфир в четыре карата. Десять мелких бриллиантиков. И да, малый корректор. Подарю Марии на премьеру первой фильмы. Если Мария вернется. А не вернется — пошлю почтой, как символ утраченного. Будет смотреть на кольцо и вздыхать. Даже плакать о несбывшемся.