Титановый бардак

— Вы уверены в этом?

— Вот, — с этими словами Ира протянула Берии толстую тетрадь, — тут выписаны и подсчитаны все тиражи и суммы гонораров по примерно восьмистам авторам, и я выбрала получателей в сумме более восьмидесяти пяти процентов от общих выплат авторских за последние пять лет. С сортировкой по тиражам, по гонорарам, по выплатам за страницу книги, по числу запросов книги в библиотеках и по числу сданных торговлей в макулатуру книг, не купленных в магазинах. Занимательная, знаете ли, арифметика…

— Хм… это действительно интересно. Давайте сюда вашу тетрадку, я, пожалуй, знаю, кому поручить это дело. Но вообще-то я хотел другой вопрос задать: что вы думаете о вступлении США в войну с Италией и какие неприятности это может нам доставить в ближайшее время и в перспективе?

— А янки в войну в Европе вступили? Рановато что-то. Только я ничего об этом не думаю, так как только сейчас об этом узнала и времени подумать у меня просто не было. А давайте я вам завтра скажу, что я думаю? Часикам к десяти вас устроит? Просто через полчаса начнется совещание по кинематографии — в кино тоже что-то странное с гонорарами творится, так что до вечера у меня времени все равно подумать не будет…

— Вы заедете ко мне или встретимся в полдень у Сталина? Сами понимаете, не одного меня это интересует.

— В полдень в Кремле? Договорились. Только один вопрос: вам мое личное мнение нужно?

— Мнение Девятого управления.

— Поняла. Завтра в полдень мнение Девятого управления будет доведено до вас и Иосифа Виссарионовича. Ну и для тех, кто еще там будет…

Когда Берия говорил Сталину, что в Девятом управлении все делается совместно, то даже не предполагал, насколько он был прав. Вечером Ира позвонила в Боровичи, и за ужином было принято совместное решение о том, что мнение Девятки лучше всех сможет выразить Светлана:

— Светик, — отреагировал на Ирино сообщениие Петруха, — ну ты же историк, сможешь объяснить товарищам с учетом наших послезнаний, что же на самом деле происходит?

— Смогу конечно. Только обойдусь без послезнания, тут и без него все ясно.

— Вот и отлично, — тут же «подвел итог обсуждению» Валентин, — тогда завтра с утра летишь в Москву. Только постарайся обойтись без экскурсов в историю Троянских войн, договорились?

— Я даже Фермопилы упоминать не буду и французскую революцию. Разве что Карфаген, да и то в заключительном слове, — усмехнулась Света. — В смысле, ceterum censeo Carthaginem delendam esse.

— Все же любишь ты занудные лекции, а надо говорить коротко и ясно: Carthago delenda est, и этого достаточно, — улыбнулся Петруха. — Будь проще, и люди к тебе потянутся.

— И я тебя люблю. А сейчас пойду спать: утром нужно будет причесаться, напомадиться…

— Одеть новую генеральскую форму со всеми орденами, — добавила Гуля. — Я не шучу, там будут серьезные дядьки, для которых генеральские погоны — веский довод прислушаться к твоим словам. Форма тебе добавит плюс сто к харизме…

— Ага, в сапогах на свежую голову я буду неотразима!

— А в туфлях, которые Ира все же сумела вкорячить как атрибут формы женской, будешь еще неотразимее.

— Света права, — меланхолично заметила Аня, — белая форма вне строя с юбкой и белыми сапогами очень ей пойдут.

— У меня нет белых сапог, — с легкой грустью ответила ей Света.

— А размер у тебя тридцать девятый? — поинтересовалась Гуля. — Для девочек военно-медицинской школы парадную форму уже месяц как завезли, так что сапоги мы тебе через полчаса придумаем. Ну-ка встань, пройдись… Оль, при ее росте каблука в пять сантиметров не лишку будет?

— А там что, выбор есть? Может, я тоже захочу белую форму с сапогами…

— Сапоги по уставу: каблук три сантиметра и пять. А на красных почему-то Ира каблук один оставила, причем четыре сантиметра…

— Дамы, — зашелся в хохоте Вася, — вы тут сапоги обсуждать будете или все же к войне перейдем?

— Сапоги важнее, — с улыбкой ответил ему Саша, — в сапогах ведь ходить придется, причем не уронив при этом достоинства. А война — она война и есть. И она — все же дело больше мужское, и то, что наши любимые от нее на сапоги отвлеклись — это радует: несмотря на все невзгоды они остались нормальными женщинами…

Строго формально, Клаус Граф никаким графом не был, просто ему фамилия такая досталась. А был он инженером, причем довольно неплохим. В мирное время занимался строительством, и строил он не просто дома, а довольно непростые здания: на его личном счету были четыре кирхи, два музейных здания, два театра (один из которых считался оперным) и несколько кинотеатров. Впрочем, жилые дома он тоже строил — но очень немного: выстроил собственный дом и дом тестя. А потом началась война — и герр Граф внезапно стал сапером. И пробыл сапером целых три года, пока его батальон не попал под мощнейший обстрел и бомбардировку в Мемельском районе. От батальона тогда осталась в живых хорошо если треть, а живых и здоровых вообще не было — но после трех месяцев в русском госпитале большинство из них уверенно встали на ноги и переехали в далекую и страшную Сибирь. Правда, Сибирь оказалась совсем не такой, как о ней рассказывали: никаких дремучих лесов, никаких медведей, одна голая степь вокруг. И озеро с соленой водой на окраине города, в который их привезли. Впрочем, неподалеку от города — как говорили русские, неподалеку, а на самом дела почти в восьми километрах от него — протекала относительно пресная речка, так что городу пресной воды в общем хватало.

А не хватало городу домов — жилых и не очень, не хватало нормальных дорог (то, что русские здесь называли «улицами», в дождливую погоду превращалось в непролазную грязь, а все остальное время было канавами, заполненными мелкой — и не менее непролазной — пылью). И бывший саперный батальон — дополненный до штатной численности другими бывшими саперами и просто солдатами, в мирной жизни имевших подходящие профессии — как раз и должен был «устранить недостатки». А командовал этим «батальоном» русский парень, совсем еще молодой — но тоже «из госпиталя»: левой руки у него не было. Зато было «строительное образование»: до войны он успел отучиться два года в строительном институте…

Попал в далекую Сибирь герр Граф по своей, можно сказать, воле. То есть когда в госпиталь пришел какой-то очередной русский чекист и спросил, кто хочет позаниматься строительством взамен солдатами Гитлера разрушенного, нежелающих не нашлось. Просто потому, что этот чекист сказал «а кто не хочет — выходи на задний двор и становить к стенке». Но о свое «желании» никто из немцев особо не пожалел: кормили на стройке очень неплохо, одежду выдали удобную, жилье было вполне пристойным…

То есть привезли их весной буквально в чистое поле и поставили брезентовые палатки — но первым делом поставили всех на постройку казармы для самих строителей. Не совсем казармы, а все же обычных жилых многоквартирных домов — но первые два дома были заселены именно немцами. Тесновато их поселили, на каждого отвели около трех квадратных метров жилья — но оно и понятно: не туристами они отдыхать сюда приехали. К началу осени «батальон» доукомплектовали — и началась «основная работа». И Клауса довольно сильно удивило, что начали они не дома даже строить, и не цеха каких-то будущих заводов, о которых говорил командир, а «Дворец культуры».

— Приказом министра культуры определено, что в городах от десяти тысяч населения строится Дом культуры — это с кинозалом на триста-четыреста мест. А если населения уже больше двадцати тысяч — то уже Дворец. Тут и зал побольше, и библиотека городская. Даже две библиотеки, одна специальная детская. И кружки всякие — объяснял однорукий командир. — А здесь по плану будет уже тридцать тысяч человек в городе жить, так что без Дворца никак нельзя. Да, я слышал, тебя солдаты называют «герр инженер»…

— Да, я инженер-строитель.

— А ты можешь привязать проект к местности? Я-то вроде знаю как, но и напутать могу…

Клаус уже привык к тому, что русские довольно часто просят о помощи. Городок-то одноэтажный, по сути — большая деревня. По крайней мере, почти у каждого дома огород разбит — и солдаты нередко помогали старикам в несложных домашних делах. Весной — эти огороды вскопать, осенью — с уборкой справиться (за что русские им платили кто продуктами, кто деньгами — ну, кто чем мог). А здесь все же настоящая работа по специальности — так почему бы и не помочь парню? Чертежи были выполнены неплохо, русские буквы Клаус уже знал. А через три дня он задал командиру неожиданный вопрос:

— Вот тут — это зал для показа кинофильмов?

— И для кинофильмов тоже. А если на гастроли театр приедет, или когда уже свой театр в городе организуется, то и пьесы показывать будут. И даже оперы петь! — парень мечтательно закатил глаза: похоже, где-то он в театре уже побывал и опера на него произвела неизгладимое впечатление.

— Тогда это зал неправильно спроектирован. Я знаю, я уже строил театры — и в этом зале не будет звука.

— Как это звука не будет?

— Есть такая наука акустика. Про то как звуки распространяются в воздухе и гаснут если воздух неверно расположен. Здесь, в этом зале, акустика неправильная, звук распространяться не будет, а будет гаснуть, примерно вот тут гаснуть. И звук со сцены можно будет услышать примерно до третьего ряда. Или до четвертого, но и то очень плохо.

— А что же делать?

— Тут в зале потолок довольно низкий и плоский, а надо сделать его вот так — я слова не знаю… по-немецки будет купель.

— Купол? Но у меня проект, который в институте у Ирина Алексеевны делали. А ты уверен?

— Комплет сихер. Абсолют.

— Это плохо… но фундамент, если потолок другой ставить будем, изменится?

— Если потолок будем делать сверху этого же зала, то нет. И даже стены зала менять не надо.

— Тогда так решаем: фундамент строим, стены тоже — ну, до того места, где будет этот купол начинаться. А ты мне все про акустику напиши…

— Я на русском писать не умею почти совсем…

— Пиши на немецком, там разберутся.

Спустя неделю рано утром на временный аэродром возле города сел пассажирский самолет, Клауса в него посадили и отправили, как выяснилось уже вечером, в Москву. И там прямо с аэродрома привезли в какое-то большое «официальное» здание и привели в кабинет, где сидела довольно молодая белокурая женщина.

— Привет, — небрежно бросила она на неплохом хохдойче, рукой пригласив Клауса присаживаться, — Мне сказали, что по вашему мнению в типовом дворце зал будет абсолютно глухой.

— Можно его и так назвать, в нем звук будет распространяться очень плохо.

— Я поняла уже, — ответила ему хозяйка кабинета и крикнула куда-то в открытую дверь кабинета уже по-русски: — Где эти рукожопые зодчие? — А затем продолжила опять по-немецки и нормальным голосом: — Сейчас придут те, кто это убожество проектировал, и вы им расскажете, как все исправить. А еще я вас попрошу поглядеть на предмет акустики еще четыре проекта: обидно же будет обнаружить, что зал глухой уже после того, как его построят.

— Я могу посмотреть, но что мне будет?

— Денег, конечно, заплатим. Если вам мало денег, могу орден дать, Трудового Красного знамени. А захотите — и на орден Ленина представлю…