Титановый бардак

Броня крепка и танки наши быстры

Григорий Васильевич домой ехал в настроении очень поганом. Откровенно говоря, он вообще не ожидал, что Ирина Владимировна ему откажет, а потому разочарование его было велико. И тем более велико, что раньше он искренне считал, что Ирина Владимировна восхищена его талантом — а теперь…

С этой странной женщиной он познакомился в далеком уже тридцать пятом, когда она совершенно внезапно приехала к нему на съемочную площадку и предложила попросту выкинуть весь уже отснятый материал:

— Вы, конечно, много уже чего сделали, но сделали плохо. Да послушайте, не дергайтесь: вы сделали плохо не потому что плохо делали, а потому что делали с негодными средствами. И я предлагаю все сделанное забыть как страшный сон и начать все с начала. И да, гоните в шею вашего оператора, я вам другого дам.

Вообще-то эта странная женщина сама сняла уже три фильма, ставших невероятно популярными, но такие её заявления…

— Как вы можете говорить такое, вы же вообще не видели…

— Григорий Васильевич, я же не просто какой-то там режиссер или оператор, я, между прочим, еще и второй заместитель начальника Девятого управления ОГПУ. Особого Девятого управления. Так что насчет «видела-не видела»… В общем так, решать, конечно, вам — но я предлагаю все, что вы сняли, выкинуть и переснять заново, причем на цветную пленку и с качественным звуком.

— А кто нам даст цветную пленку?

— Что за дурацкий вопрос? Я и дам, ведь у нас в СССР кроме как у меня цветной пленки ни у кого нет…

Снято было еще очень немного, так что, хотя и было жалко потерянного времени, жалко было все же не очень. Володя Нильсен, конечно, страшно обиделся, но Григорий Васильевич буквально с первых же дней понял, что уровень съемки не просто вырос, а буквально вознесся на недосягаемую высоту: весь снятый за день материал Ирина Владимировна отправляла самолетом в Боровичи, а на следующее же утро группа просматривала — в цвете и на широком экране! — снятое вчера и решала, что необходимо исправить и что уже сделано достаточно хорошо. Сама Ирина Владимировна в съемочный процесс практически не вмешивалась… разве что поменяла половину сценических костюмов Орловой — ради «правильных цветов» поменяла — и во многих сценах лично «ставила свет», используя привезенные из Боровичей какие-то удивительные лампы. А в эпизоде с танцем на пушке она заставила просто переделать всю декорацию, заявив Любови Петровне:

— Уважаемая, на вашем месте я бы послала режиссера в жопу: вы же просто обгорите нахрен! Вас же снизу он собирается поджаривать на настоящей электроплите! Значит так, эпизод откладываем, стекло заменяем на наполненный водой тепловой фильтр — и вот когда вашу безопасность обеспечим, тогда кадр и отснимем…

Еще она буквально пинками выгнала со съемок Михоэлса, а «Колыбельную» в фильме пели, кроме выбранных Александровым артистов, еще привезенные Ириной Владимировной молоденькая девчонка на корейском и настоящий летчик, певший почему-то на испанском.

Несмотря на кучу подобных задержек фильм получилось снять чуть ли не на два месяца раньше планового срока, а вот со звуком… Ирина Владимировна посмотрела готовый фильм, обозвала кого-то «козлами рукожопыми», забрала смонтированный фильм с собой и через неделю привезла уже готовую прокатную копию с идеальным звуком. А еще она привезла и несколько копий, «кадрированных» (по её выражению) под стандартный экран и с оптическими звуковыми дорожками. И при всем при этом она категорически запретила даже упоминать о своем участии в съемках.

С «Волгой-Волгой» все получилось еще интереснее: Ирина Владимировна на робкую просьбу Александрова даже привезенный сценарий читать не стала, а просто сказала «снимайте, вы лучше знаете что снять хотите — а ко мне не лезьте», опять прикомандировала к нему своего оператора (молодого парня чуть старше двадцати, но успевшего снять «Чапаева» у Васильевых), звукооператора (вредную девицу, которая Любовь Петровну на записи песен «под картинку» буквально тиранила) — и фильм снова бил все рекорды посещаемости в кинотеатрах. А сегодня, когда он приехал в Боровичи с просьбой обеспечить дефицитной пленкой новый фильм, она даже голову от каких-то бумажек не подняла:

— Мне Ардов вообще не нравится, так что снимайте без меня. Ни пленки цветной, ни людей я вам не дам. И вообще, идите и не мешайте мне работать…

Дома жена ему сказала лишь, что «у Лукьяновой безупречный вкус, а «Золушка» действительно так себе пьеса».

А летом вышел фильм никому неизвестного Анненского «Медведь», в цвете и со стереозвуком — и Григорий Васильевич вообще перестал понимать, как Ирина Владимировна выбирает фильмы, которые станут любимыми в народе. Ведь если она фильм «приняла под покровительство» — получается шедевр. А если нет — то что? Ведь Георгий Васильевич точно знал, что она считает Эйзенштейна «пустышкой», а тут буквально «за уши вытащила» его любимого ученика на вершину славы. Ну, допустим, у нее действительно «безупречный вкус» — но как она определяла, хорош будет фильм или плох еще до начала съемок и даже до утверждения сценария? Или действительно всё, к чему она прикладывает руку, становится шедевром?

Когда Александров покинул, наконец, Ирин кабинет, она спустилась на этаж в «общую квартиру», где уже обедали Аня и Света.

— Ну, как там у вас? — поинтересовалась она.

— У нас как что? — переспросила Аня, — у нас вообще-то много чего всего.

— Я насчет визита Сталина в Хранилище-13.

— А, там все нормально, ему Хлопин реактор показывал-рассказывал. И теперь у нас одним преданным сталинистом больше.

— А чего так?

— Да Сталин у Хлопина мимоходом поинтересовался, причем в правильном месте рассказа, на сколько времени придется реактор заглушить если из-за падения нагрузки он свалится в йодную яму или случится ксеноновое отравление. Я думала, что Виталий Григорьевич вообще дар речи потерял… а когда Сталин спросил, как быстро в реакторе плутоний нарабатывается, то решила, что Хлопин до конца дней своих заикой останется. Ты знаешь, у Сталина ведь действительно феноменальная память, я же ему это так, мимоходом рассказывала лет много тому назад.

— И это всё?

— Нет, утром сообщили, по нашим каналам, что мне и Валере по ордену Ленина дали, в газетах завтра напечатают… или не напечатают.

— А у нас еще новости есть, — наябедничала Светлана. — К нам едет ревизор…

— С этого места поподробнее.

— Начальником НКГБ назначен Лаврентий Павлович и, по слухам, он всех нас ждет у себя в Москве.

— Что значит «по слухам»?

— Позвонил Поскребышев, сказал, что мы должны быть готовы к тому, что нас всех пригласит Иосиф Виссарионович. И сказал, что вроде бы для того, чтобы нас новому начальнику представить — но это не точно.

— Интересно девки пляшут… надо Петрухе сказать, что у меня уже готова машина, на которой мы сможем хоть в Аргентину улететь.

— Это же сколько километров?

— Это овердофига, на самом деле самолетик летает на три с половиной тысячи — но есть где по дороге сесть и заправиться.

— Нас десять, детей шестнадцать — это значит еще и няньки… а самолет не резиновый. Думаешь, пора валить? — несколько встревожено спросила Света.

— Куда, в Аргентину? — решила уточнить Ира.

— Кого, Берию? — очень удивленно и одновременно с Ириной спросила Аня.

Женщины переглянулись и закатились в припадке безудержного смеха.

— Нам всяко реактор оставлять нельзя, а Берия… сразу он нас арестовывать и расстреливать не будет, а там — посмотрим…

Мясокомбинат в Росарио ежедневно производил, кроме всего прочего, и пятьдесят тонн очень малоаппетитных отходов: содержимого коровьих желудков, кишок, шерсть и много еще такого, при взгляде на которое у человека возникали рвотные позывы. В общем, очень много дряни, способной отравить природу и свежий воздух на километры вокруг. Однако если эти «ароматные» отходы запихнуть в бетонные емкости, плотно закрытые крышками, то через некоторое время та же природа «возьмет своё» и выдаст, кроме всего прочего, широко популярный в двадцать первом веке «биогаз». А если этот газ пропустить через разделительную установку, то — при определенных условиях — из него можно выделить практически чистый метан. В объеме примерно десять миллионов кубометров в год.

Метановая фабрика мясокомбината продукции теперь выдавала уже двадцать миллионов кубометров (просто потому, что отходы мясного производства еще смешивали с молотой соломой и содержимым помоек многочисленных кафе и ресторанчиков) — и это было уже довольно приличной добавкой к местному топливному балансу. Газ этот «тратился разумно», обеспечивая топливом кухни в жилом комплексе, где проживали работники мясокомбината, да и соседние кварталы довольно быстро стали подключаться к газораспределительной сети. Но на весь полумиллионный город этого газа все равно не хватило бы, и Сергей Сенявин сильно жалел, что аргентинские коровки большую часть сырья для получения биогаза «бездарно разбрасывают по прериям» и всерьез работал над увеличением поставок сырья для метановой фабрики.

Коровки же советские не бродили без присмотра по саваннам, а загонялись каждый день в стойла — поэтому практически каждая коровка в России создавала ежедневно килограмм по десять вполне себе доступного сырья для получения биогаза. И довольно приличная часть этого сырья уже попадала в биотанки: даже самые дремучие мужики успели убедиться, что готовить еду на газовой плите куда как удобнее, чем на печке с дровами. Но хотя газификация деревенского быта и давала стране ощутимую пользу, «ценный ресурс» использовался все же маловато, к тому же не одними коровками была богата «сырьевая база». Света, которой пришлось немного поруководить городским обустройством, практически случайно обратила внимание на инициативу Сергея Сенявина — и предложила нескольким боровичским инженерам «изучить передовой опыт»…

Молодые инженеры к поручению отнеслись с огромным энтузиазмом: ведь не каждый день можно за казенный счет скататься за границу и посмотреть на экзотические страны! А потом они вернулись домой и принялись за работу с еще большим энтузиазмом. Потому что мало что увидели что-то невероятное, но каждый (почти каждый) в уме увиденное значительно улучшил и старался это доказать уже воплощая задуманное в металл и бетон.

Вообще-то Сенявинская идея была не совсем Сенявинской, в США и даже в Германии нечто подобное уже строили. И даже в СССР строили, причем в том числе и в Боровичах — но строили-то неправильно! Хотя идея сама по себе была очень красивой: гадят-то не одни лишь скотинки бессловесные, человек им в этом деле не уступает — и если отходы жизнедеятельности человека поместить в метановый танк…

Вот только человеческие отходы поступают через канализацию в очень разбавленном виде, и даже после отстойников тонна «отстоя» дает хорошо если два десятка кубов метана, а то и один. Сергей Сенявин просто догадался «отстой» еще больше обезвоживать (что, конечно, прилично энергии потребляло) и достиг производства почти сотни кубов горючего газа с тонны «сырья» (что в конечном итоге обеспечивало заметно больше энергии, чем было на производство газа потрачено). А в Росарио жителей собралось уже больше полумиллиона…