Титановый бардак

Кабы не было зимы в городах и сёлах…

Насчет «по мегаваттнику в сутки» Аня ошибалась, но «ошибалась в частностях, в главном же она была права»: «Боровичский завод электрических машин» мегаваттников выдавал по одному-два в неделю, в зависимости от того, сколько запрашивал Павловский — а вот небольшие «модульные ГЭС» мощностью от пятидесяти до трехсот киловатт завод выпускал по несколько штук в день. И эти установки пользовались огромным спросом, так что только в той части Ленинградской области, которой предстояло стать областью Новгородской, было всего лишь за лето поставлено семь станций мощностью свыше ста киловатт каждая. С точки зрения попаданцев — крохи, конечно, но вот в деревнях, где появились хотя бы лампочки электрические, считали иначе.

Поэтому строились электростанции и вовсе крошечные, причем строились они как правило по инициативе и силами местных крестьян. «Откомандированный» Павловским в Боровичи совсем молодой, всего лишь двадцати одного года, «инженер» Василий Заклинский только на крошечной речке Удинке поставил пять «электростанций» мощностью в пятьдесят и семьдесят пять киловатт…

— Вот удивляюсь я мужикам: в борьбе за урожай трудовым энтузиазмом вообще не прыщут, а вот чтобы лампочку в избе повесить — готовы с утра до ночи вкалывать, — заметила Света после того, как подбила «итоги сбора урожая в Боровицкие хранилища». Её «временно назначили» ответственной за городское хозяйство, и не потому, что у нее хоть какой-то опыт был, а потому, что никого более подходящего не нашлось. То есть как раз городским хозяйством было кому заниматься, но вот напрямую обращаться с любой проблемой к «вышестоящим органам» возможность была как раз у Светланы.

— И это нам пока на руку, ведь большинство отгрузок с завода Прокофьева идет по бартеру, мы за эти электростанции того же зерна получаем больше чем сожрать сможем, — поспешила «успокоить» её Оля. — А если учесть еще и провода с изоляторами, то вот где-где, а в Боровичском районе голод никому не грозит.

— Ага, а если еще и трактора учесть… Кстати, а почему мы трактора не продаем? Их же уже овердофига делается.

— Потому что товарищ Бредис идеи выдвигает отнюдь не бредовые. Мы в этом году выпустим примерно шестнадцать процентов отечественных тракторов…

— Ну я же и говорю!

— А лучше сначала послушай. Примерно три тысячи слабеньких тракторов, которые при нынешних ценах дадут нам, если их тупо на зерно менять, всего двадцать пять тысяч тонн этого зерна. На триста тысяч населения явно недостаточно…

— Но ведь еще с электростанций…

— С электростанций мы зерна уже получаем все нужные нам триста тысяч, так что дослушай. Эти три тысячи тракторов в переводе на столь обожаемые властью колхозы — триста штук. Ну, исходя из численности парка в тех, что мы в районе организовали. Триста колхозов — это, опять-таки на основе нашего опыта, примерно два миллиона гектаров полей. Пусть на них будет семипольный оборот, и тогда получается, что триста тысяч гектаров мы сможем засадить картошкой. А если учесть, что с нашими сажалками-сеялками и с картошкой Лорха урожаи там будут под двадцать тонн с гектара…

— Но ведь сколько-то пойдет в продналог…

— Да хоть половина! А миллионы тонн картохи ежегодно — это куда как круче, чем скромные пусть даже тридцать тысяч тонн зерна, собранных в виде разовой дани за технику, которую к тому же мужики без нашего присмотра за пару лет превратят в металлолом. А если учесть и те четыре оборота, когда на полях не картошка расти будет…

— Ну если так считать… А куда мы денем миллион тонн картошки?

— Куда-куда… переработаем. Пюре картофельное сварим.

— Нам столько не сожрать…

— А мы и не будем. Есть такая забавная техника, называется сублимация. Мы это пюре высушим, закатаем в стальные бочки. Знаешь, сколько времени может храниться сублимированное пюре без доступа воздуха? Есть мнение, что лет десять оно пролежит, не потеряв съедобности. Нам, конечно, столько не надо, но…

— Что «но»?

— Свет, кто у нас историк, ты или я? Расскажи нам про укромор, а потом расскажи, что стране не хватило жалких трех, что ли, миллионов тонн зерна чтобы его предотвратить.

— Это ты сильно… а я — дура. А в бочку сколько пюре этого влезет?

— Вообще-то пюре будет вчетверо легче, чем исходная картошка, но вот в объеме вряд ли сильно уменьшится. Но ничего, притопчем. Думаю, минимум где-то с центнер в пересчете на сырой картофельный вес, значит нам потребуется всего-то тридцать тысяч бочек. Или шестьсот тонн стали, и с этим мы точно справимся.

— Да уж, даже если в бочку всего пятьдесят кило влезет, то проблем не будет. А ведь еще можно будет и разные каши сухие…

— Свет, уймись. Есть проблема, мы о ней знаем, знаем как её решить и потихоньку уже решаем. Но вот суетиться и тем более шум на эту тему поднимать…

— Вот чего-чего, а шума ты от меня не дождешься. А Бредис в курсе?

— Нет. Он свою идею выдвинул чтобы Киров и Мессинг прониклись пользой привлечения классово-чуждых элементов в деле колхозного строительства, ведь у него на заводе все инженеры чуждые.

— А тогда я задам последний вопрос про трактора: я слышала, что гусеничный трактор сложнее в производстве и в эксплуатации и много дороже…

— Можешь не продолжать. Во-первых, Вася трактор спроектировал на основе своих воспоминаний о китайском фермерском изделии, которое юзал его отец — ну если очень примерно считать. А если глубже копнуть, то он постарался воспроизвести, в масштабе конечно, ходовую часть мотолыги, они с Валей на эту тему долго все обдумывали. Пока получилось слабое подобие — но и оно на поколение превосходит всё, что сейчас в мире делается. Да, в производстве дороже, но для нас главное в этом производстве — подготовка грамотных умелых рабочих, которые при нужде и мотолыгу легко воспроизведут.

— А что такое мотолыга?

— Гусеничный вездеход, если одним словом описать. А двумя словами — военный вездеход.

— Понятно. А почему бы Бредису не перебраться на какой-нибудь новый тракторный завод и там суперсовременные трактора не делать? У нас-то всяко больше десятка штук в день сделать не выйдет, завод просто некуда расширять.

— А ни на одном новом заводе такой трактор просто не сделать. Здесь-то почти все станки Валя специально проектировал и делал, а у него производство тоже невеликое. К тому же в СССР ни на одном заводе не найти столько опытных рабочих, да и подготовить их вряд ли выйдет.

— Так наших сманить…

— А среди наших дураков не найти. Я уже про жилье не говорю, но в СССР такие зарплаты рабочим, как у нас, вообще по закону платить запрещено!

— А как тогда мы…

— А ты знаешь, кем работает Митрофан Данилович?

— Ну, рабочим, у Вали.

— А вот нет! Он работает директором метизного завода!

— Данилыч? Директором? И где же это завод такой у нас?

— Директору завода можно и триста рублей платить, вот он директором и работает, правда всего за двести. А завод этот в одной клетушке в торговом ряду, после Нового года уже две клетухи займет. И работает на этом заводе ровно один человек: сам Данилыч. Валя построил автоматы, по конструкции годов, я думаю, примерно пятидесятых, сейчас на заводе уже четыре линии таких стоит — и Данилыч в одиночку на них ежедневно выпускает почти двести тысяч болтов и шурупов. Сейчас Валя пятую линию монтирует, в январе шестую ставить начнет — и тогда Данилычу уже потребуется помощник. А летом будет уже десять линий и завод будет выпускать по полмиллиона болтиков в сутки. Или по миллиону, если страна прикажет в две смены работать, ну, в смысле если Валя так захочет. Но пока так, и примерно так рабочие и у Вали, и у Бредиса трудятся. Но и там, и там всё делается исключительно под наши нужды, под наши будущие нужды.

— Тогда понятно. И понятно, почему у Воропаева легковушки такие…

— А это как раз мечта Гули, она в Сирии каталась на «Самурае» — это такой микроскопический джип японский с мотоциклетным мотором. У нас, конечно, мотор совсем не мотоциклетный…

— Я вот все про картошку сушеную думаю: мы ведь можем и не суметь их герметично закатать. Может, Аню попросить какой-нибудь консервант схимичить?

— Аню не трожь, от слова «совсем» не трожь, а то она тебя покусает. Ира перед отъездом в Париж её еще что-то срочно схимичить попросила…

— И что?

Ира вернулась в Боровичи буквально в последний день перед Новым годом и на традиционную уже встречу праздника пришла «вся из себя нарядная». Даже мужчины не смогли не отметить элегантность ее наряда, а Света простодушно спросила:

— Ты в этом платье вся такая… ну прям ух! А где такие дают и… сколько такое стоит?

— Такие нигде не продают, их на заказ шьют. В Париже. Если хочешь, я тебе адресок дам и рекомендацию напишу. А стоит… мне оно обошлось в восемьсот фунтов.

— Сколько?! — даже голос у Васи сел, и он свой сугубо риторический вопрос не проговорил, а как-то даже прохрипел.

— Восемьсот фунтов, но оно того стоит.

— Ир, я, конечно, понимаю…

— Не понимаешь. Ну приехала я в Париж — пришлось все же по делу туда смотаться, а там до города детства совсем рукой подать. Но не могла же я в Британию ехать как оборванка, вот платьице и пошила быстренько. Зато когда я, вся в этом платье, в Паддингтоне сказала, что зовут меня не иначе как баронесса Релей, никому даже в голову не пришло спрашивать у меня хоть какие-то документы…

— В Паддингтоне? — с какой-то едва слышимой усмешкой уточнила Гуля, — ну продолжай, что там дальше было, мне уже интересно.

— Да особо ничего интересного. Я Александру сказала, что супруг мой, барон Релей естественно, тоже любитель всякой дряни, и я была бы признательна, если бы он со мной своей гадостью поделился…

— И?

— Поделился, — и на этом Ира свой рассказ закончила, а на лице Гули расцвела широкая улыбка.

— Так, дамы, — в разговор вмешался Валера, — я чувствую, буквально задницей чувствую, что вы чего-то не договариваете. А оставлять товарищей в недоумении, да еще перед наступлением Нового года — это в некоторой степени… перебор.

— Ир, я сегодня же напишу представление на тебя.

— Какое-такое представление? — с очень серьезным видом поинтересовался Василий, даже привставая со стула, чтобы продемонстрировать свою готовность и в такой ситуации защитить жену от любых посягательств, даже со стороны близких друзей.

— Нет, не буду сегодня писать, и завтра тоже не буду, — как бы не обращая внимания на Васю продолжила Гуля. — В следующем году вроде должны орден Ленина учредить, так что я подожду и уже на него тебя представлять буду.

— Эй, если вы немедленно не расскажете, что вы тут затеяли, то я… то я… — начала закипать Светлана.

— Да ничего мы не затеяли, — с широчайшей улыбкой на лице поделилась с окружающими Гуля. — Просто Ира съездила в Лондон, зашла в госпиталь Святой Марии, взяла там за хобот Александра Флеминга и увезла от него культуру пенициллиновой плесени. Сами британцы еще лет десять будут придумывать, как пенициллин из нее получать, ну а я примерно знаю как, так что, думаю, к лету со своими ребятами процесс уже отработаю. Только придется довольно много всякого оборудования у буржуев заказать чтобы массовое производство наладить.