Титановый бардак

Мертвые с косами стоят…

Когда Петр достал из стоящего в кабинете шкафа потертый портфель-«дипломат», Светлана лишь с печалью в голосе спросила:

— А сейчас куда?

— Да недалеко, скатаюсь в Одессу и обратно.

— А кого?

— Светочка, там один излишне шустрый коллега по работе пытается перед руководством выслужиться. Лепелевский его фамилия, Израиль Моисеевич. Мне Мессинг сказал, что этот Израиль что-то сильно не туда копает. А Станислав Адамович — он человек ответственный, зря пургу не гонит.

— А Мессинг сам проблему решить не может?

— Солнышко мое, и как ты это себе представляешь? Вызывает Зампред ОГПУ к себе ликвидатора и говорит: а ну-ка быстренько пристрелите начальника секретно-оперативного управления на Украине? Ты учти, там вся шобла — ставленники Ягоды, как и половина центрального управления. Его же через полчаса самого пристрелят в тихом месте и никто никого не найдет.

— И поэтому Станислав Яковлевич тебе всех мерзавцев сливает, так?

— Не всех, а до кого сам дотянуться не может. Ну мы тоже пока не до всех можем, да и патроны к винторезу у нас заканчиваются. Знал бы, так не сотню с собой взял, а пару цинков!

— Валя сказал, что к лету наладит выпуск наших патронов. А вот то, что кроме тебя у нас этим никто не занимается…

— Счастье моё, чтобы этим правильно заниматься, двадцать лет учиться надо. А Скорохватову уже за шестьдесят, шустрости не хватает для работы в поле. То есть в поле-то он работать может, а вот в городе… А тут не зажравшихся геев с жидобандерами работать надо, а матерого опера. Я-то уйду даже если объекта придется работать на Съезде в Колонном зале, а из нынешних…

— А Судоплатов?

— А Судоплатов сейчас студентишка, ему еще лет пять минимум учиться надо. Правда мы с Валей этот вопрос уже обкашляли, так что парнишке кое-что я преподам… чуть попозже. А пока — ну некому такую работу работать, некому! Скорохватов, конечно, старается помочь — но он сейчас разве что инструктором для молодежи работать может. И работает, но настоящий результат проявится еще не скоро.

— Да я всё понимаю, просто волнуюсь очень. Вдруг что-то не так пойдет…

— Если что-то и пойдет не так, то у меня есть FN.

— Это да… а я давно спросить хотела, но все повода не было: а почему FN? И вообще как ты с пистолетом под мышкой по России-то свободно катался?

— Вообще-то это трофей, я его от небратьев привез. А у нас на службе разрешалось выбирать с чем работать, вот я его и выбрал: машинка надежная, удобная, а главное магазин емкий. Что же до «катался», так я вроде как на службе, даже когда в отпуске, то все равно на службе. Служба была такая…

— И сейчас такая же. Ладно, ты когда вернешься-то? А то мне в апреле рожать…

— Да я вообще дней на пять еду. Так что не переживай и слушай Гулю.

Станислав Адамович был, конечно, пламенным революционером, но еще он был человеком весьма прагматичным. И когда он почувствовал (всего лишь почувствовал!), что «питомцы Свердлова» намерены выставить из армии специалистов, явно демонстрирующих их собственную ничтожность, он немедленно поделился своими соображениями с другими специалистами.

Откровенно говоря, Станислав Адамович не очень даже понимал, чем занимается Особое Девятое управление. То есть официально они «заставляли контрреволюционеров работать на пользу революции», по факту — занимались разными научными работами, даже, скорее, научно-практическими, и в этом имели неплохие успехи — но с его точки зрения всё это были лишь странным «прикрытием» какой-то иной деятельности. Которая — и лишь изредка — приоткрывалась по каким-то совершенно случайным поводам.

Так, например, их работа слегка приоткрылась Станиславу Адамовичу, когда он впервые встретился с сотрудниками Управления. Они именно «совершенно случайно» раскрыли масштабные хищения в Эрмитаже и полученные материалы принесли к нему. За что товарищ Мессинг был им весьма благодарен, ведь за раскрытие этого преступления на Ленинградское ОГПУ просто дождем посыпались весьма заметные блага, а само Девятое Управление даже специально попросило их вообще в этом деле не упоминать. Но главный питерский чекист не смог не заметить, что некоторое количество фигурантов дела, наказать которых не вышло из-за отсутствия улик, просто исчезли…

Тогда он все списал на бегство подозреваемых за кордон, но в следующем деле, где ему пришлось столкнуться с этим Управлением… Два старших уполномоченных контрразведывательного управления, Виролайнен и Косицкий, после суда по делу балтийских офицеров составили по всем правилам жалобу на решение судебного заседания, оставившего, по их мнению, контрреволюционеров практически без наказания. Мессинг «при случае» поинтересовался у начальника Девятого Управления, в чем же собственно кроется причина столь явного вмешательства их в дела контрразведки.

И ответ товарища Сухова он запомнил:

— Стране неважно, какого цвета кошка, важно лишь то, чтобы она ловила мышей.

Но ответ запомнился не оригинальностью формулировки, а тем, что Виролайнен и Косицкий тоже исчезли через три дня и никакие поиски пропавших результата не принесли. Но Мессинг даже на это особого внимания не обратил, однако через неделю после прекращения расследования сотрудник Девятого Управления принес ему подписанные Иваном Петровичем Виролайненом протоколы, свидетельствующие о том, что «дело офицеров» было полностью фальсифицировано. Кстати, куда сам Иван Петрович делся и что случилось с Косицким Мессинг даже спрашивать не стал…

Уже в Москве, после исчезновения замнаркома финансов тот же парень, Петр Климов, принес ему (и именно ему) очень интересные документы о контрабандном вывозе ценностей из Гохрана за рубеж — вроде как с целью «обсудить мероприятия по пресечению». Ему лично принес, поскольку здесь должна была принять активное участие подчиненная Станиславу Адамовичу служба внешней разведки. А когда второй заместитель Менжинского высказался в том плане, что «доказательства собрать будет очень непросто», парень, хмыкнув, заметил:

— Ну мы же не собираемся их предавать самому справедливому в мире суду, где их же родственники и заседают. Нам надо лишь проследить за теми, кто остался и не дать им продолжить столь мерзкое занятие.

Станислав Адамович не был и дураком, хотя играть в «аппаратные игры» так толком и не научился: ему казалось, что главное — служить стране. Но если кто-то «из аппарата» служит явно не так, как следует…

— Вы, скорее всего, правы. Я думаю, что за этими — он махнул рукой в сторону разложенных на столе бумаг — мы в зарубежных поездках проследить сможем. Я лично этим займусь… но вы знаете, мне кажется, что их кто-то серьезно прикрывает…

Переданная тогда Климову информация вроде бы осталась без заметной реакции, но когда — спустя два месяца — Генрих Ягода скончался от инфаркта, Станислав Адамович воспринял это как должное. А еще он, наконец, вроде бы понял, чем занимается это таинственное Управление: случайно выяснил, что Вячеслав Рудольфович столь заметно пошел на поправку после того, как Гюльчатай Халматовна прописала ему какие-то таинственные таблетки с загадочным названием «клопидогрел». Крошечные таблетки, которые следовало принимать по одной каждый день — и которые делались как раз где-то в Девятом Управлении. И которые, несмотря на поставленные на уши все зарубежные службы, нигде в мире найти не удалось…

А если учесть, что из Наркомздрава просочились слухи, что в следующем году появится «абсолютное лекарство от малярии», то становится понятно, чем занимаются в этом таинственном Управлении и почему они столь жестко отстаивают какие-то свои интересы при полном попустительстве «верхов». Но если им показать, кто еще может им помешать…

Так что, отправляя Климову совершенно секретные материалы об очередном расследовании контрреволюционной деятельности бывших царских офицеров, ни малейших сомнений теперь уже первый заместитель Менжинского не испытывал.

Еще в самом начале осени Ирина, вместе с тремя «московскими» архитекторами из Боровичей, навестила Вячеслава Рудольфовича, где «пожаловалась на бедственное положение» сотрудников ОГПУ — и, главным образом, сотрудников московских:

— Вячеслав Рудольфович, нам в Девятом управлении уже окончательно надоели сотрудники из Москвы, пачками присылающие рапорты о переводе в Боровичи. Лично мне причины понятны: у нас в городе все работники получают приличное жилье, снабжение продуктами и промтоварами поставлено отлично…

— Что я должен сделать? Запретить писать вам рапорты? А за нарушение в лагеря прикажете их отправлять?

— Ну зачем же так… я, вообще-то, не жаловаться к вам приехала, а наоборот, помощь предложить.

— Помощь? Какую?

— А вот эти удальцы — Ирина указала рукой на трех притихших в углу кабинета «архитекторов» — очень даже неплохо наловчились строить. Причем не отдельные даже дома, а целые… у нас это называется «микрорайоны». И я подумала… то есть мы с товарищами проблему обсудили и решили предложить вам помощь в постройке подобного микрорайона в Москве. И ребятишкам дополнительная практика, и сотрудники наши… ваши очень скоро смогут получить приличное жилье. Смотрите сами: — перед Ириной мгновенно появилась карта Москвы, которую один из «ребятишек» шустро достал из-за пазухи, — вот эта часть слева от Сретенки застроена, извините за прямоту, халупами в стиле «русское баракко». Причем, что стоит особо отметить, не обеспеченными ни канализацией нормальной, ни отоплением центральным, отчего в районе от вони и дыма продохнуть невозможно. Ну так я к чему: если все это убожество снести к… в общем, снести и построить современные дома, то здесь город получит около трех или даже четырех тысяч квартир со всеми удобствами, современный кинотеатр, два детских сада, школу или даже две школы, тут по месту уточнить нужно…

— Ирина Владимировна, вы что, думаете что у ОГПУ где-то хранится много лишних денег? Такое строительство обойдется… да и просто снести всё…

— Вы даже не пытайтесь угадать, все сметы уже подготовлены. Но главное… я же сказала что Девятое управление предлагает помощь? Так все расходы мы берем на себя. И не потому, что нам уже денег девать некуда, а потому, что… Вы же знаете, что в Боровичском районе только бывших беспризорников обучается больше ста тысяч человек? А в следующем году их уже больше двухсот тысяч предполагается, причем почти четверть на строительных специальностях — и вот мы сюда несколько тысяч, примерно тридцать тысяч, отправим на практику. Они все сломают, все построят, причем и все стройматериалы из Боровичей доставят: у нас их производство несколько превысило собственные потребности. А вы — лично вы — только оформите соответствующие разрешения в Горсовете. Мне просто с Ухановым общаться неудобно из Боровичей, а вы его просто вызовите, объясните ситуацию…

— Ну, допустим я это сделаю. А когда ждать обещанным вами квартир?

— Когда? — Ирина повернулась к «архитекторам». — Сегодня у нас октябрь, седьмое число. Если, скажем, в среду девятого Уханов план утвердит, то седьмого апреля тридцатого года первые дома ребятишки сдадут. Верно ведь?