Конторщица-3

Глава 10

Я осторожно обошла кучу щебня и свернула налево, к цехам. Промзона встретила шумом и пылью. Уже дня два, как проводились ремонтные работы. Вроде как косметические. Но известкой заляпали всё, что только можно. Не знаю почему, но всегда считалось, что побелка лучше, хотя её никогда надолго не хватало, и каждый год приходилось поправлять всё заново.

И вот по-хозяйски начинали ходить бригады малярш, не обращая внимания, что в цехах своя работа застопорилась, что график ломается, — у них был свой график, более важный. Колючими ершистыми щётками они «выметали» и суровых мужиков-наладчиков, и гогочущих парней-практикантов из нашего ПТУ, и даже вездесущего мосластого кота (вездессущего, ха!) по кличке Шарикоподшипник (сокращенно Шушик), в чьи законные владения они вторглись и который очень ревностно переживал всю эту ситуацию, периодически оглашая окрестности злобными негодующими воплями.

Они были везде. Они были как Орда. Как саранча. Как чума. После них оставался тяжёлый известковый дух, который стлался по всему промышленному комплексу, намертво въедаясь в стены и потолок, от которого начинала болеть голова и сжималось горло, а густые меловые следы брызг красовались везде, куда только можно дотянуться. Приходилось следить, чтобы не вступить, не вляпаться, — на чёрных подошвах оставались сухие известковые пятна, которые потом запросто отпечатывались на свежевымытом полу в конторе, повсюду, доводя до истерики тетю Валю, суровую уборщицу, которую боялись все, и даже Алевтина Никитична.

Я подошла к ремонтному стойлу и нырнула в «туннель» из драной замызганной рогожки, отделяющей цех от внешнего мира и известковой взвеси. По ушам вмиг захлопали звуки наладки. С противным шуршанием «жя-жя-жя! жя-жя-жя!» — жамкал какой-то агрегат. Едко пахнуло мазутом и скипидаром.

Иваныч и Севка оказались на месте. И вместе с молодым прыщеватым рабочим (я вспомнила, он у нас числился запасным помощником мастера) с натугой тянули трос амортизатора от какой-то кривобокой бандурины. Закрепив её поровнее, они подошли ко мне.

— Вот, — сообщила я и протянула им пять свертков, — как и договаривались.

— Баловство одно, — крякнул Иваныч, принимая свёрток.

Но по глазам было видно, что доволен.

— Сейчас, — сказал он и ушел в подсобку.

— Вечно ты что-нибудь придумаешь, Лида, — покачал головой Севка, но остальные свёртки забрал. — В четвёртую бригаду отдам. Там знают.

— Так можно же и вот, товарищу, — кивнула я на помощника, который сконфуженно ковырял заусеницу на пальце.

— Кому? Фильке? — весело хмыкнул Севка, — да он же дундук у нас.

— Ну зачем ты на человека наговариваешь? — нахмурилась я. — Нехорошо так.

Как ни странно, помощник никак не отреагировал, продолжая молча ковыряться.

— Дундук, он и есть дундук, — из подсобки вышел Иваныч в новом комбинезоне, еще не обношенном, с заломами на темно-синей ткани, — на прошлой неделе надо было искать «землю» в пятом ангаре. Знаешь же, что это?

Я неуверенно кивнула, типа ни «да», ни «нет».

— Угу, всё с тобой ясно, — хмыкнул Иваныч, — это когда утечка тока на корпус или еще где-то. А хлопцы ему говорят, землю, мол, будешь искать, так что бери ведро, лопату и вперед в ангар. И этот пенёк послушался, можешь себе представить! Взял ведро и лопату и пошел. В пятый ангар. А там же пол бетонный. А он ходит и землю ищет. С лопатой. Почти час ходил искал. Мужики чуть животы не надорвали… А ты говоришь, ему такое выдать. Неет, не дорос он ещё…

Иваныч подошел к стеллажу и усердно принялся рассовывать по карманам гаечные и разводные ключи, какие-то отвертки и прочие инструменты. Закончив разбираться — полюбовался собой.

— Эх! Крас-со-тень! — воскликнул он и от нахлынувших эмоций хлопнул себя по карманам. — В таком и жениться не стыдно!

Да. А посмотреть было на что. Не зря я тщательно изучала ГОСТы. Мы с Вероничкой Рудольфовной в короткий срок провернули супермасштабную работу. И сейчас спецовочный комбинезон Иваныча был снабжен не как раньше — одним карманом, а сразу двумя, настроченными рядами, карманами-клапанами, да ещё и с отделениями, по пять штук. Как раз под каждый ключ — отдельный карман.

— Ох ты ж, мать твою! — от переизбытка чувств Севка издал восторженный полувсхлип-полувздох, и тоже побежал в подсобку наряжаться.

Тем временем жамкающий агрегат вдруг заглох. По ушам ударила тишина.

— Что там? — спросил Иваныч, не отвлекаясь от рассматривания содержимого карманов.

Помощник Филька, которого называли «дундук», метнулся к агрегату и посмотрел:

— С-с-схему з-з-замкнуло, — произнёс он, — з-з-заглох, с-с-сука.

— Ну так разомкни!

— Н-н-не… ща к-к-как ж-ж-жахнет, б-б-боюсь, — покачал головой Филька.

— Где вас таких набирают, что приходится всё время одному и тому же учить?! — в сердцах психанул Иваныч, схватил веник (простой веник, которым метут пол) и начал там внутри всё хлестать и охаживать. Буквально через пару мгновений опять послышалось «жя-жя-жя! жя-жя-жя!». Агрегат заработал.

— Вот так учишь, учишь, одни двойки, — пожаловался мне Иваныч, — веник же не проводит электричество. Ну, это, чтоб не жахнуло…

— Иваныч, давай я потом зайду за отчетом, — торопливо прервала заведшего нудную лекцию мастера и ретировалась в контору.

В общем, если-в двух словах, Иваныч, Севка и ещё три мастера должны были работать неделю в новых комбинезонах, а потом мне надо было собрать их отзывы, чтобы испытать опытный образец. Если всё получится (а я уверена, что получится), тогда будем внедрять для всех рабочих.

Да. Я решила «сломать» советский ГОСТ. Потому что негоже чтобы все ключи были в одном кармане — их же так долго искать. Из-за таких «мелочей» и теряли молодые парни пальцы, а некоторые становились калеками навсегда.

Нет уж. Мы пойдем другим путем. Я опять занырнула под рогожку и оказалась в известковом мире.

— Ишь, в начальники как скоренько вылезла, — стеганул в спину громкий шепот. — Непонятно откуда пришла, года даже не поработала и уже как взлетела!

— Сучка, — добавила вторая.

Я обернулась: две неопрятные малярши примерно моего возраста в ситцевых косынках и замызганных спецовочных халатах недобро рассматривали меня. Заметив мой взгляд, торопливо отвернулись.

Неприятно.

Настроение упало, я вернулась в контору и направилась к кабинету Лактюшкиной. Надо было уточнить кой-какую рабочую информацию, но главной причиной было то, что у Репетун всегда были всевозможные кремы-помады-духи и прочие милые женские радости, которые она с удовольствием толкала среди коллег и знакомых, имея за это небольшой процент. Буду поднимать себе настроение стихийным шопингом.

Я как раз вертела в руках какой-то очень полезный шампунь для волос, от которого, как клятвенно обещала Репетун, волосы аж заколосятся, и прям сильно-сильно.

Лидочка сколько-нибудь густой шевелюрой похвастаться особо не могла, да и страсть к химическим завивкам и обесцвечиванию капитально эти волосы угробила. Поэтому шампунь я рассматривала с вполне понятным интересом.

Но насладиться мелким шопингом мне не дали. В дверь просунулась голова Зои Смирновой в небесно-голубой косынке «вырвиглаз» и, напрочь игнорируя возмущенные взгляды Репетун, она поманила меня на выход.

— Что случилось? — спросила я, когда Зоя вытащила меня в коридор.

— Вот! — она протянула мне скрученную в трубочку бумажку. — Твоя речь.

— В каком смысле речь? — я развернула листок и вчиталась в написанные зоиным каллиграфическим почерком строчки, — «… и какой размах получила индустриализация во всех отраслях народного хозяйства нашей необъятной страны, какие поистине грандиозные задачи решает партия и советский народ…».

— Это что? — подняла глаза на Зою я.

— Сегодня в восемь на общем собрании ты скажешь речь. Я знаю, что тебе некогда и вот я написала! — выпалила Зоя с радостным ожиданием похвалы.

— Что за собрание? — удивилась я.

— Посвященное индустриализации! — разочарованно ответила Зоя, обидевшись на мою реакцию.

— Ахренеть, — пробормотала я.

Вот собрания мне только и не хватало! Да ещё и речь толкать. Нет, так-то я речи произносить умею. Причём могу жахнуть так, что аудитория растает, но оставаться вечером и тратить время на индустриализацию? Нет, это выше моих сил.

Но вслух Зое я сказала:

— Я сегодня не могу, Зоя. Так что ты сама её прочитай.

— Как?! Почему это?! — на Зою жалко было смотреть.

— Понимаешь, мы переехали в деревню. Это далеко от города. Мои соседи сегодня будут ехать туда и меня подвезут. Иначе придётся ждать рабочую электричку до одиннадцати вечера.

— Так мы успеем до одиннадцати, — обрадовалась Зоя, — ну, наверное, успеем… постараемся успеть.

Я чуть не выругалась. Ну это ж надо быть такой вот. Так-то она девушка неплохая, но вот эти закидоны меня бесят.

— Зоя, я не могу, — отрезала я с раздраженным видом.

— Никто не может! — зоины глаза налились слезами, — Иванов где-то слинял, Аркадий Давидович на совещании, Щука заболела. Не буду же я Ивана Аркадьевича просить! Вот, кроме тебя, больше некого позвать!

— Нет, Зоя. Даже не уговаривай. Мне нужно домой. Да ещё и Римма Марковна целый список насочиняла, нужно успеть по магазинам пробежать. Не могу.

— И вот что мне делать?! Что?! — по зоиным щекам скатилась слеза. — Как меня задолбали эти мероприятия! Никто не хочет ходить! Оно мне что, больше всех надо?!

— Если я не ошибаюсь, Зоя, то в прошлый раз ты то же самое говорила. Но бросить ты не могла, потому что Швабра. Но я главнее Швабры, так что спокойно бросай. Если она тебя заругает, я ей устрою, что мало не покажется.

— Я не могу бросить, — прошептала Зоя.

— Почему? — не поняла я. — Идеологическая позиция?

— Да какая там позиция! Мне за это доплату сделали. Небольшую, но двадцать пять рублей на дороге, знаешь ли, не валяются! Это тебе повезло выйти за богатенького Валеева, и кучу наследства получить… — взглянув на меня, Зоя осеклась, — ой, прости, Лида, я не хотела…

— Из-за двадцати пяти рублей ты готова разорваться с этими мероприятиями? Сидишь тут почти каждый день до ночи?! Не понимаю…

— А что тут понимать, — вздохнула Зоя, — после смерти свекрови мой так запил. Чуть побудет нормальным, и опять начинает. Вот и приходится выкручиваться.

— Ну так бросай его.

— Не могу, — вздохнула Зоя.

— Любишь так сильно?

— Да что там любить?! — вспыхнула Зоя, — что любила, от этого давно уже ничего не осталось! Вечнопьяная опухшая харя только! Глаза б мои его не видели!

— Так в чём дело?

— У меня дети, — закусила губу Зоя, — их поднимать надо.

— Так ты и так их сама поднимаешь, — удивилась я, — ещё и пьяный нелюбимый муж нервы мотает.

— Ты не понимаешь, — опять покачала головой она. — Я не могу так. А что люди скажут?

Она круто развернулась и пошла по коридору. А я стояла, смотрела ей вслед и пыталась осознать масштаб трагедии в рамках её мировоззрения.

А ведь жизнь-то одна!

Хотя в последнее время моя жизнь тоже закрутилась, что ой. Только-только получилось разобраться с комиссией и доказать право на проживание в комнате на Механизаторов (спасибо, кстати, Норе Георгиевне, которая подошла к моменту разборки, шугнула там всех и поставила жирную точку в прениях сторон), как уже через неделю у меня начинаются экзамены на права. А ещё через неделю — сессия в институте. Ну что же, будем сдавать, значит.