Времена не выбирают

— М-да, жестокий век — жестокие сердца… — задумчиво сказал Стас.

Ему пришлось прервать фразу на середине: вернулся Пётр. Вид он имел при этом, словно ученик, выпавший из поля зрения строгого учителя. На его лице явно читалась смесь облегчения и какого-то мальчишеского веселья. Быстрым шагом проскочив «приёмную», Пётр Алексеич заговорщически подмигнул прибывшим.

— Пошли, — сказал он и весело добавил: — Кот из дома — мыши в пляс… Алексашка, караулы проверь! — крикнул он, не оглядываясь.

— Уж не по наши ли души Фёдор Юрьевич приходил? — как бы между прочим поинтересовался Евгений, когда шедший последним Артём плотно прикрыл за собой дверь.

— Нетрудно было догадаться, верно? — весело рассмеялся государь. — Пришёл ко мне с подозрениями, будто умышляете вы заговор составить. Я его просил, чтоб вас не трогал.

— Слышала, будто его это может и не остановить, — заметила Катя.

— Не остановит — тогда уже не просьба, а приказ будет, — отмахнулся Пётр, усаживаясь на своё любимое место за огромным письменным столом. — Словом, он вас не тронет, но и вы ему дорожку не перебегайте… Готово ли ваше предложение?

Вместо ответа Евгений молча подал толстую пачку исписанных и исчерченных листов. Одно только их количество уже впечатлило государя. А когда он, придвинув к себе канделябр на пять свечей, принялся изучать содержимое, гости из будущего поняли, что попали в точку. Пётр был очень хорошим, по меркам своего времени, инженером. Предложенные технические решения оценил по достоинству.

— Сие всё у вас, там, в наличии? — спросил он удивлённо.

— Было, лет двести назад, — последовал ответ Стаса. — Но по сравнению с тем, что есть у вас…

— Вижу. О пушках вам будет с кем поговорить, я его уже вызвал, скоро в Москву приедет. А ружьё изрядное. Ежели исполнят наши мастера по сему чертежу, то и врагов вскоре удивим… Что за Никита Демидов сын Антуфьев здесь упоминается?

— Тульский оружейник, — негромко сказала Катя. — Он тот, кто сможет всё это сделать.

— Сперва погляжу сам, что за мастер, а уж после решу, давать ему денег или нет, — сказал Пётр, продолжая перебирать и перечитывать техническую документацию. — Может, ещё кто толковый сыщется, быстрее дело пойдёт… Отчего иных предложений не вижу? Всё сие, — он встряхнул пачкой бумаг, — весьма полезно будет. Однако нисколько не похоже на то оружие, что у вас при себе имеется.

— Извини, произвести это сейчас не сможет никто, — развёл руками Евгений. — Слишком далеко ушли технологии и энергетика. У нас там всё на электричестве, а у вас дай Бог, чтобы паровые и водяные механизмы лет через десять запустили. Может, тогда и подумаем, как сделать что-то на унитарном патроне, ведь именно в нём весь секрет. Ну, и…

— Что ещё?

— Шпионаж. Пусть Катька скажет, она над этой проблемой думала.

Ощутив на себе пронизывающий взгляд Петра, упомянутая с трудом удержалась, чтобы не поёжиться. Но, как говорят в народе, назвался груздём — полезай в кузов.

5

О том, что в государевых приказах по бумажной части творится чёрт знает что, Пётр и сам знал. Но когда ровный, спокойный голос девицы сообщил, что многие плоды трудов его до потомков не дошли, притом из-за сплошного разгильдяйства и воровства, едва сдержал в себе вспыхнувшую ярость… Драгоценнейших карт с начертанием и описаниями дальних земель российских, составленных нарочно отряженными экспедициями по его указанию, хватились лишь через полвека и не сыскали. Богатейший архив подлинных документов свалили в ящики и свезли в Париж к какому-то учёному француженину, чтоб гишторию его царствования писал. Так они там и остались, и где находились три сотни лет спустя, Бог весть. Зато почти через сто лет от сего дня в Европе состряпали гнусную подделку, кою затем из века в век вытаскивали из чулана и трясли, яко его достоверным завещанием.

— Я больше скажу, — продолжала девица. — У меня сейчас в кармане пять рублей серебром, половина того, что имею. Спорю на всю сумму, что завтра к вечеру принесу тебе какой-нибудь секретный документ из Посольского приказа. Уж за пять полновесных рублей мне что-то интересное да продадут. Как ты думаешь, иностранцы об этом способе добычи сведений не знают?.. Вот я о чём. У тебя в руках такое, что может заново перекроить всю карту Европы. Ты сейчас пустишь чертежи в работу, без присмотра. А какой-нибудь придурок подьячий за пятёрку и бутылку завтра всю эту пачку бумаг продаст… Ровно через год, самое большее через полтора — спорю на вторые пять рублей — тебе эти же самые ружья в готовом виде англичане привезут на продажу, втридорога. Ещё и запатентуют так хитро, что нигде, кроме как у них на острове, их нельзя будет произвести.

— Выдача патентов на изобретения[6] — дело доброе, — согласился Пётр Алексеич, не слишком-то довольный тем, что услышал. — Стоит ввести сие и у нас, чтоб не мы Европам, а они нам деньги платили. А шпионство… Следует создать особый архив, чтоб бумаги такой важности в крепких шкапах да за караулами обретались, и лишь по моему личному письму их оттуда доставали.

— Тогда останется только одна проблема — пожары.

— От огня никто не уберегается, — сказал государь. — Все горят. И Лондон горел дотла[7].

— Пожаров и у нас хватает, где открытым огнём никто не освещается и не отапливается. Потому что электричество электричеством, а дураков везде хватает. Но всё же такого ужаса, как здесь, нет… Год одна тысяча семьсот первый от Рождества Христова, 19 июля, — девица на пару секунд прикрыла глаза, словно читала по памяти. — Кремль выгорел дотла. Вот эти самые палаты — тоже. Их восстановили только в двадцатом веке. Через год, в тысяча семьсот втором, сгорел Посольский приказ. Ещё через десять — сильнейший пожар в городе, в огне погибло больше двух с половиной тысяч жителей Москвы[8]. О более поздних пожарах упоминать не буду. Стабильно горели всей столицей каждые несколько лет. И если честно, я не знаю, что с этим делать. Как при этом сохранить архивы?

— Подумаем, — Пётр набил трубку и прикурил от оплывшей свечи. — Если что дельное сами сообразите, опишите на бумаге и несите мне. Будем думать вместе. А я велю немедля деревянные строения внутри Кремля все снести и на дрова пустить. На их месте в камне отстроимся. Завтра же объявлю, чтоб проекты готовили, и сам займусь.

— У нас для обработки дерева применяют огнезащитные составы и краски для замедления горения, — подал голос молчавший до того Артём. — Совсем пожар не предотвратит, но балки и стропила после этого горят неохотно.

— С тебя рецептура и испытания, — сходу воодушевился Пётр. — Дорого встанет?

— Натриевая щёлочь, чистый песок, белая глина. Кроме каолина всё должно быть дёшево, его ближайшее более-менее крупное месторождение в …Малороссии. Можно и обычную глину использовать, но будет не так красиво. Щёлочь получают из соды и негашеной извести. Если по-простому, то песок в концентрированном растворе надо кипятить, получится силикат натрия, то есть жидкое стекло. В нём разводят глину, мелкий песок, а потом покрывают стропила. Сам не делал, покупал готовые смеси, хотя основу состава знаю.

— Я же спрашивал у всех — кто что знает, пусть описывает, — фыркнул командир. — А ты сидишь, блин, и молчишь, как воды в рот набрал. Ты хоть понимаешь, сколько жизней можешь спасти этой своей огнеупорной смесью?

— Да как-то не думал… — смущённо пожал плечами Артём. — Про ружьё все сразу вспомнили, а про это…

— Всё важно, — веско сказал государь. — Собрались мы сей вечер про пушки поговорить, а вон сколько ещё дельного сказали. Ежели так и дальше пойдёт, то будет всем нам работы на многие годы.

Гости из будущего переглянулись.

— Главное — с нашей стороны — сперва думать, а потом делать, — сказал поручик.

— Боишься натворить беды? Правильно боишься. Я тоже того опасаюсь. Потому и думать будем крепко…

…Гостей он выпроводил лишь часа через три, то есть под полночь, пообещав завтра к вечеру проинспектировать организованный ими лазарет. Престранные они люди. Как солдат их сравнивать не с кем, таких ещё нет на свете, а нынешних они бьют походя. Привыкли к совсем иной войне. Но когда надо головой поработать, начинают умствовать, про высокие материи говорить. Как будто в каждом из них сидят по два разных человека, мало знакомых друг с другом.

Объяснения сему пока нет, но учитывать подобную особенность придётся. И ещё — надо присмотреться к их медицине. Там наверняка тоже есть что перенять.

Интермедия.

— …Служба — это хорошо. Пусть служат, коль полезны. Но то, что государь не пойми кого к себе приблизил… Они к нему ходят по вечерам, подолгу сидят, о чём-то говорят. О чем? Неведомо. А ежели умысел какой имеют? Надо бы разобраться. Охохо…

— Не печальтесь, батюшка. Умышляли бы злое, давно бы исполнили.

— Может и так. Но я должен знать наверняка… Надо бы хоть одного из них зацепить, да под розыск. Пока государь хватится, тот всё мне успеет порассказать. Нет, девку ихнюю брать не стоит. Девки либо сразу по слабости своей правду выкладывают, либо, напротив, молчат до последнего. Поручика тож не брать, он на виду. Надо солдата либо сержанта сюда привести да расспросить. Упрётся — так и с пристрастием. После расспросов, конечно, отпущу, но он мне всё-всё поведает, яко на исповеди…

…О дружеской просьбе государя он сыну не сказал. Зачем Ваньке сие знать? Слишком мягок он, молод, подвержен новым веяниям. Наследник, но не помощник. Охохо…

6

Процесс исцеления принёс Дитриху не столько облегчение, сколько множество излишней суеты. Какой-то добрый человек распустил слух о его истинной роли в Нарвской баталии, и теперь каждый уважающий себя офицер, будь он русским или иноземцем, спешил засвидетельствовать своё почтение. Если бы не Дарья Васильевна, установившая часы посещений, здесь было бы круглые сутки не протолпиться.

На что было похоже сие помещение? На две смежные монашеские кельи, одна пошире, другая поуже. В той, что шире, вдоль стен расставили широкие лавки, накрытые соломенными тюфяками. На них, укрытые тёплыми покрывалами, и лежали нынче выздоравливавшие. Один солдат со сложным переломом ноги, двое с огнестрельными ранами, да он сам, коего шведы искололи багинетами. Было ещё двое с пулевыми ранениями, да они на днях вернулись к своим полкам. По рекомендации Дарьи Васильевны, к воинской службе им следовало приступить не ранее, чем через месяц, а пока они могут делать что-либо немудрёное в помощь тем же интендантам.

Шведский багинет серьёзно распорол ему бедро, эта рана доставляла больше всего неудобств: нога пока ещё не слушалась, так и норовила подвернуться. Ученик лекаря смастерил ему костыль. Теперь Дитрих мог, никого не беспокоя ради помощи, посетить дальний отгороженный угол, где разместили особое ведро с нарочитой двойной деревянной крышкой: поднимаешь верхнюю, а под ней круглое сидение с дырой. Соорудили сие ведро люди из грядущего. Дважды в день мальчишка-швед его выносил, промывал и возвращал обратно… Можно было просто погулять по комнате, чувствуя, как мало-помалу возвращаются силы. А вчера он даже предложил Дарье Васильевне свою помощь в заполнении дневников на каждого болящего, кои она вела с первого дня.