Сайберия. Том 3. Одержимый

Фома был одет с иголочки — в угольного цвета костюм-тройку с серой жилеткой и кроваво-алым галстуком. Позолоченный монокль в глазу поблескивал на свету, словно крошечное зеркальце. Истомина, шедшая с ним под ручку, белозубо улыбалась, поглядывая по сторонам и, кажется, так и светилась от счастья и гордости. Наряд у неё и правда был довольно смелый — облегающее шёлковое платье цвета красного вина с открытыми плечами, поверх — пышное боа из черных перьев. В глубоком декольте поблескивает двойная нитка жемчуга, высокая витиеватая прическа приоткрывает шею, делая акцент на крупных висячих серьгах.

Похорошела. И будто бы даже помолодела лет на пять.

Фома приостановился, учтиво здороваясь за руку с каким-то молодым нефом в мундире. Истомина поначалу тоже уделила внимание собеседнику мужа, но потом отвернулась, оглядывая зал. И мы встретились с ней взглядом.

Улыбка моментально сползла с её лица, а в глазах на мгновение промелькнул ужас. Впрочем, Ольга быстро взяла себя в руки и тут же отвернулась, прильнув к мужу. Я тоже отвернулся и даже перешёл чуть дальше, скрываясь за колонной. Пересекаться с Кудеяровым мне сейчас точно не хотелось бы. Лучше вернусь-ка за свой стол.

Чтобы сделать это, не попадаясь лишний раз на глаза, я решил обойти зал по периметру — там, где между колоннами и стеной оставалось небольшое пространство в пару метров шириной. Что-то вроде коридора, пользовались которым в основном ребята из обслуживающего персонала — мне навстречу то и дело попадались спешащие официанты с подносами.

На стенах длинной вереницей висели портреты. Этакая доска почёта. Или скорее галерея славы. Я даже невольно увлёкся, читая короткие описания к ним.

«Граф Георгий Александрович Колесников. Глава Казённой палаты Томской губернии 1830–1862, кавалер ордена Святого апостола Андрея Первозванного „За веру и верность“ 2 степени — за многолетнюю службу на благо Отечества и за особые заслуги в деле развития железнодорожного сообщения в Сибири».

«Граф Алексей Филиппович Черкасов. Глава Второго Томского экспедиционного корпуса 1818–1834, участник более чем двадцати крупных военно-разведывательных походов в глубинные районы Сайберии. Основатель Саргатского, Боготолского, Балахтинского острогов, первооткрыватель Тегульдетского месторождения электрического эмберита — крупнейшего из найденных в первой половине 19-го века. Награжден орденом Святого Георгия „За службу и храбрость“ 1-й степени, посмертно».

Что ни портрет — то яркая, неординарная личность, даже внешне. И за каждой такой короткой справкой — насыщенная, полная героических свершений жизнь. Особенно это чувствуется на более старых портретах, ближе к эпохе Петра.

Вспомнились цитаты из «Зерцала доблести», говорящие о том, что нефилимы — больше, чем люди, а потому и груз, который они на себя взваливают, должен быть неизмеримо больше. Они и должны совершать подвиги, защищать людей, да и вообще, раздвигать границы возможного. При этом им безразлично богатство, власть и прочие обычные земные слабости — потому, что у них уже есть нечто куда более ценное. Дар. Могущество, недоступное обычным смертным.

Красивая концепция. Но до чего же наивная. Нужно быть законченным идеалистом, чтобы поверить, что это сработает. Да, сверхспособности меняют людей, в том числе ментально. Но далеко не всегда в лучшую сторону. Не превратились нефы в этаких ангелов-хранителей или былинных богатырей, охраняющих простых смертных. Потому что ничто человеческое им не чуждо, и жажда славы и богатства — в первую очередь.

Впрочем, судя по тому, что пишут о поздних годах правления Петра, он и сам разочаровался в своих идеях, озлобился, всюду ему мерещились заговоры против него. А потому император стал чёрствым, жестоким и скорым на расправу. Хотя, частично это можно списать и на влияние Аспекта Камня…

Меня вдруг схватили сзади за локоть и рывком развернули. Ковровые дорожки в этой части зала толстые, гасящие звуки шагов. Да и я что-то замечтался.

— Что ты здесь делаешь⁈ — прошипела Истомина. — Ты меня преследуешь?

— Спокойнее, Ольга Николаевна, — аккуратно взяв её за запястья, я отстранил её от себя. — Я тоже рад вас видеть.

Сказал я это вполне искренне. Волей-неволей при виде Истоминой вспомнилось наше совместное путешествие в вагоне класса люкс, большую часть которого мы провели в постели. Романтических чувств я к столичной светской львице, решившей остепениться и осесть в Томске, не испытывал — для меня это была не больше, чем мимолётная интрижка. Но нельзя было не признать, что замужество пошло Истоминой даже на пользу — ещё больше расцвела, а эффектное платье и драгоценности служили хорошей оправой этому бриллианту.

В общем, как женщина она меня по-прежнему весьма привлекала. Ещё и гормоны молодого тела, уже которую неделю обходящегося без женской ласки, тоже давали себе знать — на физическом уровне я отреагировал на Ольгу весьма бурно.

Дар Истоминой, правда, кажется, поблёк. Ауру-то я разглядел сразу, и более чётко, чем в первый раз. Но вот нити её способностей, протянувшиеся ко мне, оказались совсем уж слабенькими. Уберегаясь от её чар, я перехватил её Дар и отзеркалил его. Вот только не учёл одной детали. С нашей поездки в поезде я многократно окреп. Даже в прошлый раз, копируя её Дар, я получал усиленную его версию — просто потому, что, в отличие от неё, был полноценным нефилимом с довольно мощным средоточием силы. Но сейчас эффект оказался ещё мощнее. И несколько неожиданным.

— Ты… подлец! Негодяй! — вспыхнув, яростно прошептала Истомина и набросилась на меня с кулаками. — Убирайся отсюда немедленно!

Я, подхватив её в охапку, торопливо оттащил чуть сторону, за колонну. Она попыталась вырваться, но я легко удержал её, довольно грубовато прижав к стене. Пришлось даже за шею ухватить, слегка придушив. Истомина замерла на вдохе и закусила губу, застонав едва не в голос. Вцепилась в меня так, что ногти впились в кожу даже сквозь плотную ткань кителя. Сама Ольга напряглась всем телом, вздрагивая, будто по ней прошёлся электрический разряд. Я даже решил было, что ей плохо. Но потом сообразил, что всё как раз наоборот.

— Извини… — буркнул я, отстраняясь и торопливо обрывая активные щупальца Дара и оставляя только сам Аспект — чтобы сохранять к нему иммунитет.

Она раскраснелась, как после бега, грудь её тяжело вздымалась, в широко раскрытых глаза плескалась такая гамма чувств, что разобрать их по составляющим вряд ли смогла даже она сама.

— Если Фома Ильич узнает о нас… — прошептала она. — Я погибла!

— Тогда незачем было подходить ко мне, — резонно ответил я. — И тем более устраивать эту дурацкую сцену. Что с тобой вообще?

Она, отдышавшись немного и закутавшись в своё боа, будто замёрзла, порылась в сумочке и достала длинный мундштук и сигарету. Долго щелкала маленькой серебристой зажигалкой, пытаясь прикурить, пока я не забрал у неё эту штуку и не помог. Затянувшись, наконец, и бросив косой взгляд на проходившего мимо официанта, она заговорила.

— Ты не представляешь себе, как я испугалась, когда увидела тебя там, в «Славянском базаре», за столом с Фомой. Я была уверена, что ты по мою душу.

— С какой стати? — усмехнулся я.

— Ну… не знаю, — нервно пожала она плечами. — Я и так была на взводе с этой свадьбой. И то, что произошло в поезде… Ты ведь говорил, что не собираешься в Томск! И сошёл раньше. Я не думала, что мы когда-нибудь встретимся!

— Честно говоря, я тоже был удивлен.

— А я едва в обморок не хлопнулась! Я потом потихоньку разузнала о тебе. Что ты никакой не князь. Что живёшь в каком-то заброшенном доме, поступил в Горный… С Фомой начал вести какие-то дела. И я… Я испугалась.

— Понимаю. Но ты зря драматизируешь. Я тебя не выдам. К тому же, если Фома узнает — то мне-то тоже мало не покажется.

— О, да! Ты не представляешь, что это за человек…

— Если ты сама не проколешься — я-то точно буду держать язык за зубами. Так что просто забудь обо всём. Ничего не было.

Она торопливо закивала, соглашаясь со мной.

— Да-да, всё верно. Ничего не было… Ничего. Не было.

Сделала паузу, подождав, пока мимо пройдёт прогуливающаяся парочка. Я шагнул чуть в сторону, загораживая её.

— А ты… вспоминал обо мне? — вдруг спросила она, на мгновение подняв на меня взгляд и тут же отведя его в сторону.

— Конечно.

Я тот ещё дуболом, ещё и потерявший память. Но когда женщина задаёт подобный вопрос, правильный ответ только один. И надо быть полным идиотом, чтобы не понимать этого.

— Я тоже, — стискивая пальцами мою руку, чуть слышно шепнула она. — И… прости меня, Богдан!

— За что?

— Есть за что… — ещё больше смутилась она. Отстранилась, сделала глубокую затяжку. — Впрочем, всё ведь обошлось. Ты жив, здоров и… судя по тому, что оказался здесь, дела у тебя идут в гору. Я читала о тебе в газете, кстати.

— Я тоже, — усмехнулся я. — Большая часть этих статеек — полное враньё.

— Ну, что-то ведь наверняка правда? — несмело улыбнулась она в ответ. И вдруг в ужасе замерла, глядя мне куда-то за спину.

Я бросил взгляд в ту сторону, не оборачиваясь полностью. Ну точно. Фома. Идёт прямо в нашу сторону. К счастью, не один, и на ходу обсуждает что-то с собеседником. Но технично смыться, не попавшись ему на глаза, уже не получится. Хотя…

— Дружище, позволь-ка…

Подхватив у как раз проходившего мимо официанта поднос с пустыми бокалами, я неторопливо зашагал дальше по коридору, спиной к Кудеярову. Поднос держал под низ пальцами правой руки, лавируя между гостями так, чтобы ненароком не задеть кого-нибудь. Сзади мой простецкий китель вполне мог сойти за униформу местного персонала, и если Фома не будет приглядываться…

Вроде пронесло. Окриков в спину я не получил, да и вообще всё было спокойно. Разве что официант, молоденький совсем мальчишка, растерялся и семенил за мной следом, пытаясь обогнать. Но шума не поднимал, лишь что-то протестующе бормотал, время от времени робко пытаясь забрать у меня поднос. Пройдя несколько метров, я нырнул в сторону, за колонну, там вернул бедолаге его реквизит и тут же направился ближе к центру зала, чтобы затеряться в толпе.

— Господин Сибирский?

Голос был молодой женский, но в толпе я не сразу разглядел, кто меня окликнул. К тому же оркестр как раз заиграл какой-то вальс, и вокруг закружилились танцующие пары. Я остановился, окидывая взглядом зал.

— Господин Сибирский, мы тут!

Слева от меня, возле лестницы, ведущей на второй этаж зала, стояла группка молодых барышень. Одна из них махала мне рукой со сложенным веером.

Блондинка, весьма эффектная. В светло-бежевом платье с роскошной вышивкой в нижней части, с тугим корсетом, подчёркивающим и без того узкую талию, и с затейливыми цветочными украшениями по лифу. Шею украшает искрящееся колье, блеск бриллиантов в котором видно даже отсюда. Спутницы её тоже одеты дорого, но всё же выглядят на её фоне немного блекло. Впрочем, не только из-за нарядов.

Блондинка — Одаренная. И весьма сильная. Цвет и строение ауры незнакомый, сходу определить не получается.

Я учтиво кивнул, показывая, что услышал, и направился к ней, на ходу пытаясь сообразить, кто это вообще. Лицо было смутно знакомо. Возможно, видел где-то в университете…