Застенец

Интерлюдия

Его Величество смотрел с высоты второго этажа на высохшее русло Большой Невы. Он сейчас напоминал себе средневекового феодала, взирающего с башенных стен на ров. Главная жизненная артерия их города иссякла без какого-либо шанса на восстановление. Нет, внизу текла мелкая речушка из местных пресноводных ключей, но это казалось каплей в море.

Министр путей сообщения Империи даже приносил ему проект, по которому в высохшем русле можно было сделать кольцевую дорогу вокруг острова. По его разумению, подобная мера могла сократить количество заторов транспорта в будущем. Когда город значительно разрастется. Стоит лишь разместить внизу станции с самыми резвыми рысаками, соединить кольцевую в нескольких местах с набережной и вуаля.

Проект одобрения не получил. Во-первых, Его Величество счел затею глупой. Какие, спрашиваются, заторы? У них была обратная проблема. Для всех задумок попросту не хватало людей. Зря они поторопились с этим переходом. Нужно было подготовиться получше. И помимо всех запасов сульфара и золота, которые, кстати, довольно быстро иссякали, озаботиться более важным ресурсом – людьми.

Во-вторых, строительство кольцевой выходило слишком уж дорого. Местами глубина русла доходила до двенадцати метров. Это сколько же понадобится земли, чтобы все засыпать? Нет, с застенцами можно, конечно, договориться. Купить, попросить, пригрозить, в конце концов. Но зачем?

В-третьих, существовали и более важные проблемы, чем обустройство города. Да, Петербург был родным домом не только для императора, но и для многих его приближенных. Но это лишь стены и булыжные мостовые. Настоящий Петербург, как и империя, находился внутри каждого из них. Ведь как-то отказались они и от Петроградского острова, главной промышленной артерии, любимого Его Величеством Крестовского с яхтами и конными прогулками, от Адмиралтейского, где было вообще все, да и от всей России.

Отказались, потому что поняли – им больше не выжить в том мире. Он стал чужим, враждебным, более доброжелательным для иноземных существ. Но никак не для людей. И им пришлось бежать.

Пусть это значилось, как стратегическое отступление, но выглядело именно как побег. Крохотная часть могущественной империи, которая простирала свои земли с Запада на Восток, от пышущей жизнью Атлантики до неприветливых вод Северного Ледовитого океана.

Его Величество смотрел в туман, расстилающийся по противоположному берегу, и молча курил сигарету. Был он облачен в свой излюбленный белый мундир полка Венской лейб-гвардии с золочеными эполетами. На груди красовались Орден Христа-Спасителя, звезда Андрея Первозванного, императорский орден святого благоверного князя Владимира и медаль «В память 400-летия царствования дома Романовых».

Одежда лучшим образом скрывала намечающийся животик, самый искренний спутник праздной и сытой жизни. А множественные заботы, сыплющиеся, как из рога изобилия, тщетно разбивались о крепкую грудь и широкие плечи Романова.

Казалось, ничего не могло сломить этого могучего человека или даже вывести из себя. Однако именно сейчас Его Величество был чрезвычайно зол. Он нетерпеливо разглаживал усы исключительно левой рукой – сначала одну сторону, потому другую, а пальцы правой засунул между пуговиц мундира. И все не сводил взгляда с туманного щита, словно тот мог сейчас развеяться и открыть ему некую тайну.

Позади скрипнула дверь и уверенной неторопливой походкой бойцовой собаки, знающей себе цену, в комнату вошел человек. Только он, единственный из всех его подданных, мог входить так.

– Вы нашли его, Игорь Вениаминович? – не поворачиваясь, спросил император.

Без лишних людей Его Величество мог позволить говорить с князем запросто, как с другом. Впрочем, именно им он и был. Одним из немногих, кто не просто тупо или слепо служил ему. Вот только сейчас в кабинете замер на кресле из резного дерева брат императора, Владимир Георгиевич, да и Разумовский мрачной тенью стоял у двери, протыкая вечность своим крючковатым носом. Поэтому Романов перестраховался.

– Нашел, Ваше Величество. Он как понял, что натворил, напился в стельку. На службу, само собой, не вышел. Нашли его в одном из трактиров на Большом проспекте.

Изначально Меншиковский дворец предназначался, как главная императорская резиденция. Однако ж Елизавете Сергеевне Романовой здесь никогда не нравилось. Потому она и предпочла дворцу Морозовский дом. Роман Николаевич, как мудрый муж, понимал, что главная цель брака – сделать женщину счастливой. Потому отступил. А в Меншиковском дворце разместил министерства и прочие ведомства. Не пропадать же зданию?

К примеру, этажа всего было три. Но изначально комнаты слуг располагались на третьем, а господские на втором. Соответственно, они были шире и лучше спроектированы. Потому именно здесь находился кабинет императора, а мелких чиновников отрядили выше.

Здесь же, на втором этаже, располагалось и Третье Отделение. Вот только нужный им человек отсутствовал. Его пришлось искать по всему Петербургу. Благо, нынешний остров был не в пример меньше прошлого города.

– Вводи, – не разжимая зубов, негромко произнес Романов, разворачиваясь на каблуках.

Произошла небольшая сумятица, прежде чем Максутову удалось выполнить указание императора. Он в прямом смысле вел Зубарева, который пусть и шел, как маленький телок, но совершенно не понимая куда и зачем.

Только оказавшись в центре кабинета и потеряв поддерживающую его руку, главноуправляющий Третьим Отделением заозирался. Ныне Петр Александрович утратил свою величавость и грозность. Он походил на толстого пьяницу, с обвисшими усами, который по странному недоразумению, напялил синий жандармский мундир.

– Вашвеличство, – выпалил он, заметив императора. И тут же поменялся в лице. – Ваше Величество, простите меня. Простите. Дурак, виноват, не губите, прошу вас.

Ноздри Романова гневно раздувались, лицо пошло пятнами, что сильно портило вид великодержца. Но вместе с тем император произвел колоссальную работу над собой. И сдержался.

– Я жду объяснений, – стараясь смотреть в сторону, а не на пьяного генерала, сказал он.

– Митька мой, несмышленыш, с застенцем этим подрался… И получил, Вашвеличество… Ох, наваляли ему… А он же у меня здоровый, как этот… как бык.

Зубарев говорил то быстро и сбивчиво, то делал длинные паузы, прижимая руки к груди. Взгляд его все никак не мог сфокусироваться на императоре. При этом главноуправляющего изрядно шатало.

– И мне так обидно стало, – на этих словах в глазах генерал-лейтенанта появились слезы, свидетельствовшие о крайней степени его искренности. – А мы этого кухаркина сына катаем, да с сопровождением… Туда-сюда, туда-сюда. Будто он нужен кому, ик… Прошу прощения.

– И ты решил снять и охрану, и лишить его экипажа? Так? Знаешь, к чему могло привести твое ослушание?

Император редко обращался к дворянам на «ты», этикет обязывал. Все-таки не простолюдины, прости Господи. Однако в редких случаях, делал это намеренно. Чтобы показать крайнюю степень своей неприязни.

К слову, к чему могло привести ослушание, Император мог сказать. Вельмар хоть и был Вестником третьего ранга, покушение на мальчишку предсказывал давно. Правда, каждый раз на это Максутов пренебрежительно закатывал глаза. Не проходило и недели, чтобы Вельмар не говорил о возможном покушении. А когда мальчик постоянно кричит: «Волки», его слова перестают восприниматься всерьез. Более же конкретных предсказаний Вельмар не выдавал уже давно. С момента перехода.

Однако отсутствовал Вестник не из-за своих туманных предсказаний. Поехал он с инспекцией к стене от имени императора. Не было и тишайшего сенатского обер-прокурора Покровского. Но тот отсутствовал по другой причине. Действительный тайный советник, в отличие от большинства собравшихся, работал.

– Я… я… Вышвысочество, – промямлил Зубарев.

– Да за один твой внешний вид тебя стоило бы сквозь строй провести, да шпицрутенами, как встарь! – на миг Романов позволил себе повысить голос, но тут же взял себя в руки. – Нельзя позорить мундир. Тем более такой… Но и людьми разбрасываться не стоит.

Император вновь стал разглаживать усы, словно раздумывая, как бы ему поступить. Хотя все он уже придумал. До того, как Зубарев вошел в кабинет.

– Игорь Вениаминович, примите дела этого, – Романов пренебрежительно показал на пьяного генерала. – Отныне вы исполняющий обязанности Главноуправляющего Третьего Отделения. Пока я не найду хоть какую-то кандидатуру. Что до вас, голубчик…

Император вновь сделал паузу. Даже чуть дольше, чем следовало. Но обратился не к Зубареву, а собственному брату.

– Володя, сколько у тебя человек в подчинении?

– Трое, – ответил тот.

Когда Владимира Георгиевича назначали главой морского министерства Российской империи, должность казалась верхом карьеры. Один из первых людей государства. По крайней мере, так виделось это всем. Однако так представлялось Там.

Здесь у Империи не было морей. Нева и та осталась в прошлой жизни. Потому министерство не то, чтобы расформировали, но значительно сократили. Да и оставшиеся служащие по большей части били баклуши, не зная куда себя применить. Составляли планы развития судоходства по Волге, на случай, если империя расширится. Хотя между собой говорили все же «когда».

Владимир Георгиевич, несмотря на взрывной характер, удар выдержал. Коли угодно Государю, так и быть. Потому ждал лучших времен, когда Империя вновь обретет былое могущество. Тогда и должность его перестанет быть номинальной.

– Вот этот четвертым станет. Игорь Вениаминович, проводите…

Император отвернулся к окну, всматриваясь в туманную стену и лишь по шаркающим звукам понял, что бывший Главноуправляющий покинул кабинет.

– Роман, не слишком ли уж? – подал голос брат. – Все-таки это Зубарев. Помнишь, как он покушение австрийцев раскрыл? А восстание…

– Только потому жив и остался, – отрубил император. – Хотя с таких всегда спрос строже должен быть. Ты возьмись за него, приведи в чувство. И пить не давай. Все-таки опытный маг, хоть и пятого ранга.

– Ваше Высочество, – впервые заговорил Разумовский. – Если мы закончили разбираться с трудоустройством пьяниц, то есть у нас проблемы поважнее. Игорь Вениаминович передал. Он хотел сам доложиться, но вы одарили его более важными делами.

Весь вид Бориса Карловича говорил о серьезности, однако брат Императора почувствовал насмешку. Будто занимаются они здесь последней чепухой. Но и слова не скажешь, Роман высоко ценил гофмейстера.

Его Величество протянул руку к кожанной папке, раскрыл ее и быстро пробежал по строкам. Вот в чем император был действительно силен, он сходу мог вникнуть в суть любого дела. И судя по тени сомнения, которая легла на его лицо, ничего хорошего в докладе не содержалось.

Владимир Георгиевич насторожился, подавшись вперед. А император взял бумаги, подошел к брату и подал их ему.

– Отчеты по магам, – только и сказал он. – Сорок семь семерок ушли в отпуск по причине опустошения, двадцать пять шестерок, семнадцать пятерок. Вроде крохотные цифры, да знаешь в чем проблема?