Фармацевт

Глава 17

Мда, с тех пор, как я последний раз заходил в это жилище, лучше выглядеть оно не стало. С порога несло какой-то кислятиной. Две авоськи с пустыми бутылками стояли у стены. У круглого стола, стоявшего посередине комнаты, лежа на затоптанном половике, подергивалась в тонических судорогах женщина.

– Это я собирал, – признался Валерка, увидев мой взгляд в сторону бутылок. – Как пришел домой увидел весь бардак, наорал на мать и попытался порядок навести, относительный. Мамка выступать начала, мол, она без сопливых справится. А потом взяла и грохнулась на пол, завопила, как резаная и начала выгибаться по всякому. Я, как увидел её корчи сразу за тобой побежал.

С дивана на мать боязливо смотрела дочка. Она, видимо, уже спала, когда началась вся эта катавасия, потому, что сидела в одной ночной сорочке и прикрывалась скомканным одеялом.

– Дядя Витя, сделай что-нибудь, чтобы мама дергаться перестала, – плачущим голосом попросила она.

– Ох, горе ты моё! – вздохнул Валерка, взял сестру в охапку вместе с одеялом и унес в свою комнату.

В открытую дверь можно было видеть, как он уложил девочку в свою кровать и строгим голосом отдал приказ лечь спать и не подсматривать.

Я, тем временем, наклонился над Тамарой Михайловной. То, что Валеркина мама попивает, все соседи знали давно, но до потери сознания дело еще не доходило.

– Судорожный синдром на фоне алкогольной интоксикации, – мысленно диагностировал я причину заболевания.

Ну, что же, сейчас можно будет проверить, будет ли работать моя микстура, и сможет ли она заменить другие препараты.

В принципе, приступ у соседки должен закончиться в ближайшие минуты, но отказываться от лечения, не наш метод. Что скажет, тот же Валера, если я просто предложу подождать? Наверно, что-то не очень приятное.

Поэтому, когда он вернулся в комнату, я уже пипеткой капал снадобье в угол крепко сжатого рта больной, раздвинув ей пальцами губы.

– Поможет? – спросил Лебедев.

Я пожал плечами.

– Должно помочь.

Настоящих клонических судорог я так у больной и не увидел. Видимо, приступ подходил к финишу. Оставались только небольшие подергивания мышц. Так, что я надеялся, что все обойдется без проблем, как обходилось у тысяч алкашей в нашей необъятной стране.

И оказался прав. Минут через десять Тамара Михайловна пришла в сознание, обвела мутным взглядом комнату, увидев нас, вяло поинтересовалась, что мы тут делаем. После чего снова закрыла глаза и заснула уже нормальным сном.

Валерка, немного успокоившись, сконфуженно глядел на промокшее платье матери.

– Витька, надо бы мамку на кровать переложить, а она мокрая с ног до головы. Что делать будем?

– Положи клеёнку на кровать, сейчас вдвоём Тамару Михайловну на неё переложим. Может, Елена Ивановна из второй квартиры согласится её переодеть?

– На хер эту старуху! – категорично заявил Лебедев. – Завтра не то, что наш дом, весь район будет знать, что мамка до судорог напилась. Сейчас я клеёнку постелю, маму переложим. Сам её переодену. Если чего случится, так я тебя еще раз позову.

– Вряд ли теперь приступ повторится, – скептически заметил я. – Теперь до утра не проснется. Так, что спи спокойно.

– Ага, заснешь тут, как же? – заявил Валера. – У меня от страху весь хмель из головы выветрился, я ведь такой петрушки в жизни не видал. Зато ты, Витек, удивил, как заправский доктор действовал, как будто всю жизнь алкашей лечил, даже не дернулся ни разу.

Мысленно я засмеялся. Лебедев попал прямо в точку. Хроническими алкоголиками мне тоже приходилось заниматься.

– Хм, а почему бы не попробовать создать препарат для лечения алкоголизма, – подумал я, пока мы перекладывали спящую женщину на кровать.

Но, прощаясь, на всякий случай посоветовал Валере, на завтра вызвать врача из поликлиники.

Тот поморщился, но согласился.

– Ай, теперь похрен, можно и вызвать, все равно уволят мамашу по статье, – вздохнул он. – Она вторую неделю на работу не выходит.

Молча, посочувствовав соседу, я поднялся к себе, обуреваемый новой идеей создать лекарственное средство для лечения алкоголиков.

Врача Валерка так и не вызвал. Несколько дней его мамаша слонялась по двору, как зомби, а затем устроилась на работу санитаркой в больницу. Из детского сада, где она работала нянечкой, её уволили, хоть и пожалели, потребовав написать заявление по собственному желанию.

А мне пока было не до лекарства от алкоголизма.

На девятое мая неожиданно умерла баба Груня.

Вообще-то планы на этот день у меня были большие. Наташа Смолянская не выдержав моего напора, согласилась сегодня со мной встретиться, поэтому я с утра отправился к бабушке, в надежде разжиться небольшой денежной суммой.

Почувствовал я недоброе, когда на стук в дверь она не подошла, как обычно шаркая тапками.

Подождав еще пару минут, полез за ключами.

В квартире было тихо и сумрачно, Обычно баба Груня, как вставала с кровати сразу раздергивала плотные шторы. Но сейчас окна оставались занавешенными. Бабушка лежала в любимой позе на правом боку, и можно было подумать, что она спокойно спит. Дотронувшись до щеки, я понял, что умерла она еще несколько часов назад.

Вздохнув, я отправился к телефону-автомату, вызвать скорую помощь, чтобы зафиксировать смерть Агриппины Маркиановны.

Время было, не вызовное, около пяти часов дня, поэтому скорая помощь приехала моментально.

Бегло посмотрев умершую, пожилой, хмурый доктор сообщил, что сам перезвонит в поликлинику, для того, чтобы участковый врач выписал свидетельство о смерти.

Вопросов мне он не задавал. Да и какие могут быть вопросы, когда умершей старушке было под девяносто лет.

Только вот старушка здорово подсуропила нам, умерев в праздничный день. Страна праздновала День Победы, и ей было не до проблем семьи Гребневых, вынужденной срочно решать проблему похорон.

С телефона-автомата я дозвонился до Карамышевых. В нашем доме телефон был только у них. Трубку взяла Нина, очень удивилась моему звонку, сочувственно охнула, узнав о его причине, и отправилась за мамой.

Та, не заставила себя долго ждать. Взяв трубку, молча выслушала меня и начала давать ценные указания.

– Витя, никуда не уходи, мы скоро приедем.

Под словом мы, она подразумевала своего кавалера.

– Однако! Далеко у них дело зашло, – подумал я, но вслух, естественно, ничего комментировать не стал.

Закончив разговор, снова отправился в квартиру. Там за это время ничего не изменилось. Баба Груня, казалось, мирно спала в своей постели.

Сняв одеяло, я перевернул тело старушки на спину. Похоже, сделал это во время, потому, что на её правой щеке уже появилось трупное пятно. Скрестив руки на груди, я перевязал их бинтом, то же самое сделал и с нижней челюстью. Поправляя подушку, немного её приподнял и увидел, что из разошедшегося шва перины, что-то выглядывает. Какой – то сверток.

Любопытство, как говорится, не порок, но большое свинство. Поэтому я не смог удержаться и, еще распустив шов, вытащил из перины небольшой пакет завязанный бечевкой.

Развернув, обнаружил в нём не только несколько пачек дореформенных банкнот, но и четыре пачки вполне современных двадцатипятирублевок. Видимо баба Груня не смогла обменять старые деньги в 1961 году и хранила их, так, на всякий случай.

– Блин! У меня же дверь не закрыта! – вспомнил я и понесся ёе закрывать.

После этой нечаянной находки, меня одолела жажда кладоискательства.

Кроме десяти тысяч рублей в четырех пачках, я нашел еще несколько заначек, в белье, под газетой в ящике стола. Но тамошние суммы были на порядок меньше, всего на тысячу семьсот рублей.

Все эти деньги я со спокойной совестью приватизировал. Кто первый нашел, того и тапки.

Через час в дверь постучали. Когда я открыл её, в квартиру вошла мама.

– Ты, как тут сынок? Не очень страшно было? – встревожено спросила она.

Я слегка улыбнулся.

– Мама, я же все-таки медик, хоть и начинающий, с чего бы мне трупов бояться?

– Ох, ну ладно тогда, получается, я зря переживала, – как-то сразу успокоилась мама и прошла в комнату.

– Витя, кто тут уже побывал, – спросила она, увидев подвязанную челюсть и руки бабушки.

– Никто, – поняв причину вопроса, – пришлось ответить мне. – Я сам все сделал.

– Молодец, – всхлипнув, сказала мама и заплакала.

Константин Федорович Маркелов, с недавних пор мамин ухажер, зашедший вслед за ней в квартиру, успокаивающе погладил её по плечу.

– Валюша, успокойся, не плачь. Агриппина Маркиановна легко умерла, во сне и прожила почти девяносто лет, дай бы бог так всем прожить.

– Ты не понимаешь, – все еще всхлипывая, ответила мама. – Баба Груня последняя из старых родственников. Всё, теперь в родне только сверстники остались.

Через несколько минут, по-хозяйски оглядевшись, она заявила:

– Так, мужчины, попрошу вас немного погулять, а я начну обмывать покойную.

Глянув друг на друга, мы с Маркеловым пошли на выход.

Погода на девятое мая выдалась отличная. На улице гуляло множество людей. Из репродукторов на крышах звучали песни военных лет, кругом слышался смех и радостные возгласы.

И только мы с Константином выбивались из общего настроения.

– Поехали на кладбище, надо решить вопрос с похоронами, – неожиданно тот сказал мне и направился к, стоявшей неподалеку Волге с обкомовскими номерами.

Я особо не удивился, так, как уже был в курсе, что Костя работает водителем в гараже обкома партии.

Все-таки, что значит должность! На кладбище он моментально решил неразрешимые проблемы, как найти и купить в праздничный день гроб, и нанять людей для копки могилы. Увы, настоящим бизнесом в похоронном деле в нашем городе еще не пахло. Возможно, в столице все это было поставлено на поток, но у нас обо всем нужно было позаботиться самим.

Решив большую часть проблем, и договорившись, что гроб уже сегодня привезут, мы поехали обратно.

Когда мы поднялись на второй этаж, дверь в квартиру была открыта настежь. Баба Груня лежала под кружевным покрывалом на кровати вытащенной на середину комнаты, а вокруг толпился народ. В основном это были соседи по подъезду.

Увидев нас, мама пошла навстречу, Костя не стал дожидаться вопросов и сразу доложил, что гроб и венки привезут ближе к вечеру. С машиной и копкой могилы тоже все решено.

В это время у двери послышался шум.

– Пустите меня, мне надо с тетушкой любимой попрощаться! – раздался надтреснутый голос Тамары Синицыной.

Растолкав старух, она остановилась перед нами.

– Что, Валька, радуешься, сука!? Свела тетушку в могилу и радуешься. Квартиру у меня отобрала своему выродку убогому! – выкрикнула она в лицо маме.

Упав на колени рядом с покойной бабой Груней, Тамара демонстративно зарыдала, потирая глаза, в которых не появилось ни одной слезинки.

– Тётушка, моя любимая, на кого же ты меня оставила, свою племянницу единственную! Я тебя лелеяла, пестовала, с рук кормила, но Валька, змея подколодная влезла между нами, обманула, против меня восстановила, а потом со свету сжила! Но ничего, найдется и на неё управа, за все ответит вместе со своим сыночком ушибленным! – бубнила она, безуспешно пытаясь заплакать.