Фармацевт

Глава 23

– Григорий Иванович, – улыбнулся я. – К чему этот вопрос? Во многой мудрости – многие печали. И тот, кто умножает познания свои, умножает скорбь.

– Да ладно, Витька, не бери в голову, я же просто так поинтересовался. Мне собственно без разницы, – якобы смутился Светлов. Но глаза его подвели. Они оставались внимательно-холодными. Как будто и не пил. У меня даже появилось неприятное ощущение, направленного на меня прицела снайперской винтовки.

– Точно, особистом в армии служил, – пришел я окончательному выводу. – Хотя волноваться мне не зачем. Придраться к моим деньгам было сложно. Бабушка оставила наследство и все дела. Не хотелось бы, конечно, чтобы маму ввели в курс того, как сын самостоятельно распоряжается приличными суммами. Но уж тут, как получится.

– Ты где такую поговорку вычитал? – помедлив, спросил собеседник.

– Нигде, – отмахнулся я. – Услышал еще в школе, кто-то из ребят сказал, когда учительница ругала его, что плохо учится.

– Ясно, – выдохнул Светлов, подозрительность из его глаз ушла. А удивление его было понятно. Не каждый советский подросток шестнадцати лет может цитировать Экклезиаст.

– Идем, покажу тебе, какой я стол соорудил Игнатьевичу. – сменил столяр тему. – Посмотришь, какие вещи я могу делать.

Светлов повернулся к стене, на которой висели инструменты. Схватившись за неприметную ручку, он с усилием дернул её на себя. Часть стены оказалась замаскированной дверью, скрывающей за собой еще одно помещение. Когда Григорий Иванович включил свет, то на середине комнаты я увидел большой обеденный стол, с полированной столешницей под махагон и изогнутыми фигурными ножками.

– А наш директор не чужд пошлой роскоши – подумал я. – Ампир ему подавай.

– Видал! – гордо произнес столяр. – Только вчера окончательно на клей посадил.

То, что тут недавно пользовались костным клеем, мне не нужно объяснять. Запах, идущий от стоявшей на электроплитке консервной банки спутать нельзя было ни чем.

– Григорий Иванович, смотрю, вы казеиновый клей не уважаете? Он, по крайней мере, так не воняет.

– Не уважаю, хотя ты неправ, казеин тоже попахивает неприятно, – согласился столяр. – Лучше костного клея, только мездровый, а тот еще зимой закончился, к сожалению, пока нигде купить не могу.

Подойдя к столу, я провел пальцем по полированной поверхности.

– У тебя стол не хуже будет, – заявил Светлов, – разве, что размером поменьше.

Естественно, на комплименты я не скупился. Работа столяра на голову превосходила изделия нашего мебельного комбината. Иваныч со скучающим видом выслушал мои восторги. Конечно, кто я такой для него? Обычный студент, разве, что слегка коллега по общему делу художественного оформления училища.

Кстати, пока разглядывал исходный материал – мебельные щиты, сосновые, буковые и дубовые доски аккуратно сложенные на прокладках, в голову мне пришла неплохая идея.

– Григорий Иванович, судя по этим закромам, знакомые на мебельном комбинате у тебя имеются.

– Есть такое дело, – скромно ответил тот.

– Понимаешь, у меня в сарае несколько лет лежат два ствола карельской березы. По два метра длиной и диаметром сантиметров тридцать. Как думаешь, на комбинате смогут их на шпон распустить.

– Откуда дровишки? – поинтересовался Светлов.

– Из лесу вестимо, – в тон ему ответил я. – Это еще брат притащил года три назад.

– А брат у тебя кто? – тут же спросил собеседник.

– Брат погиб в позапрошлом году в армии, – хмуро сообщил я.

– Понятно, извини, – произнес Светлов и замолчал, что-то обдумывая.

– Виктор, я человек, чтобы ты знал, не местный, детство, юность на Южном Урале провел. В лесах ваших не бывал, и уж точно карельскую березу от обычной не отличу. Зато ты, похоже, в этом деле разбираешься? – спросил он через пару минут.

– Возможно, – сухо сообщил я.

Собеседник оживился.

– Витёк, послушай, я думаю, что распустить на шпон твою березу можно будет без проблем. Хотя придется просить еще наклеить этот шпон на мебельные щиты, пресса ведь у меня для этого дела не имеется. Думаю, что с наклейкой проблем тоже не будет, особенно, если ты сможешь найти еще несколько таких стволов, как твои.

– Несколько – это сколько? – тут же попытался я уточнить.

– Ну, хотя бы два-три чурака метра по полтора длиной.

– Договорились, – согласился я. В прошлой жизни я во время охоты и рыбалки не раз встречал в лесу карельскую березу. Чисто внешне она ничем не отличалась от обычной березы, разве, что по настоящему больших деревьев я никогда не находил. Но когда дотрагиваешься до ствола такой березы, то под корой пальцами сразу чувствуются небольшие бугорки.

Я об этих деревьях никому не рассказывал, думал, пусть себе растут деревья. Однако в девяностых годах, проходя знакомыми местами, все чаще замечал, то одна, то другая березка уже срублена и вывезена.

Так, что, сейчас, нисколько не комплексуя, согласился добыть для Светлова так нужный ему материал. Все равно кто-нибудь срубит. Так лучше пусть это буду я.

Единственно, сомневался, что березы, о которых я помню, достигли в это время нужных размеров.

Воодушевленный возникающими перспективами Григорий Иванович, начал рассказывать, как будет выглядеть мебель у меня в квартире. Но мне это было уже неинтересно. Что мне рассказывать? Я же сам все рисовал. От застекленных стеллажей, до и шифоньера до стульев и табуреток. Только о карельской березе тогда мыслей у меня не было. Наверно пошлая роскошь директорского стола и заставила вспомнить карельскую березу.

Особо не вслушиваясь в слова собеседника, я начал продумывать поход в лес через неделю, пытаясь вспомнить, где поближе к дому натыкался на карельскую березу. Двухметровый сырой чурак березы на загривке далеко не унесешь. Надо делать волокушу, хотя и ту придется оставить в лесу, не доходя до дома. Мало ли, на следы волокуши наткнется лесничий и захочет выяснить, что за груз транспортировали на этом аппарате, а главное, куда.

Обговорив еще кое-какие мелочи, мы попрощались со Светловым, и я направился в сторону дома.

Отстояв небольшую очередь в гастрономе, купил себе на ужин пельменей. Увы, самостоятельная жизнь такова, обо всем надо думать самому. За прошедший год я, надо сказать, привык к тому, что не надо заботиться о хлебе насущном. Дома всегда было, что поесть. Хотя разносолами мама меня не баловала.

Квартира встретила меня привычным запахом трав, несмотря на то, что большую их часть я сложил в бумажные пакеты и убрал на антресоли. Диван в комнате манил к себе, намекая, что неплохо бы полежать минут двадцать.

Но отдыхать времени не было, если хочу поужинать пельменями, а не слипшейся бесформенной массой теста и фарша. Поэтому пришлось срочно высыпать содержимое пачки на тарелку и осторожно разделяя, кидать размякший пельмень за пельменем в кипяток.

– Надеюсь, сегодня мне никто не помешает, – подумал я, вылавливая сварившиеся пельмени из бульона. После добавки в воду горошка черного перца и лаврового листа он пах достаточно соблазнительно, особенно для моего голодного желудка.

– Накаркал! – обреченно подумал я, когда в дверь уверенно постучали.

Выругавшись, я прикрыл тарелку с дымящимися пельменями крышкой и направился к двери.

– Кто там, – спросил на всякий случай, уже открывая дверь.

– Милиция, – послышалось в ответ.

Распахнув дверь, я увидел представительного мужчину в милицейской форме с майорскими звездочками, лет сорока, возможно чуть старше.

На мой вопросительный взгляд тот продолжил говорить:

– Я местный участковый Иванов Трифон Сергеевич, мне бы хотелось поговорить с Гребневым Виктором Николаевичем.

– Это я, проходите, пожалуйста.

Милиционер тщательно вытер сапоги о коврик, прежде чем зайти в квартиру. В коридоре, он огляделся и спросил:

– Виктор, где мы можем поговорить?

Тяжело вздохнув, я предложил пройти на кухню.

– Присаживайтесь, Трифон Сергеевич, поговорить можем здесь. Кстати, я как раз собирался ужинать, может, вы мне составите компанию?

Участковый, помявшись, сообщил:

– Вообще-то не откажусь, сегодня с утра не перекусывал, времени не было.

Я честно поделил пельмени пополам и также честно предупредил, что сметане уже три дня, потому, что сегодня свежей, купить не удалось.

Махнув рукой, майор положил ложку сметаны в пельмени и мы дружно приступили к еде.

Когда перешли к чаю, милиционер намекнул, что неплохо бы ему посмотреть мой паспорт.

– Видите ли, Трифон Сергеевич, паспорт с собой я не ношу, он дома у мамы вместе с другими документами лежит. Могу показать студенческий билет и проездной.

Мельком взглянув на студенческий, участковый вернул его мне и сообщил:

– Плохи, Витя, твои дела.

После чего уставился на меня.

Видимо, он ожидал от меня вопросов, но я молчал, пришлось ему продолжать.

– Заявление в милицию поступило от твоей родственницы Тамары Яковлевны Синицыной. Обвиняет она тебя в смерти своей тетки.

Я продолжал молчать, лишь слегка улыбнулся.

– Что лыбишься, как дурачок, – возмутился участковый. – Ты что не слышишь, что я тебе говорю?

– Слышу.

– И что?

– И ничего.

– Что значит, ничего?

– А то и значит, ничего. Вы же меня еще ни о чем не спрашивали.

Милиционер побагровел, и, скрипя зубами, спросил:

– Так, что можешь пояснить по существу вопроса?

– Какого вопроса?

– Так, все понятно с тобой, – вздохнул милиционер. – По-хорошему ты не понимаешь, придется действовать по-плохому. Собирайся, сейчас поедем в отделение.

– Товарищ майор, а вы ничего не попутали? – спросил я, нахально улыбаясь.

– Пришли, пельменей поели, чайку с сухарями попили, затем начали меня запугивать ни с того, ни с сего. А сейчас вообще хотите шестнадцатилетнего парня просто так посадить в камеру, без всяких оснований. У меня складывается впечатление, что вам что-то нужно от меня получить. Уж не квартира ли вам эта покоя не даёт?

– Ты чего несёшь, балабол малолетний, – возмутился собеседник. Но в его глазах я заметил искорку неуверенности.

Не ожидал, видавший виды участковый, такой беседы с пацаном.

– Ладно, – сказал он, вставая. – Из города никуда не уезжай, завтра-послезавтра придет повестка к следователю. Посмотрим, как тогда ты запоёшь.

В прихожей онс интересом уставился на старый дверной замок, лежавший на тумбочке.

– Замок, говоришь, заменил, – спросил он. – Интересно от кого запираешься?

– А вы Трифон Сергеевич, будто не знаете, – съязвил я.

– Участковый фыркнул и, ничего не ответив, вышел в коридор, даже не сказав спасибо за ужин.

– И хрен с тобой, – мысленно сказал я ему вслед. – Спасибо, что помог съесть пельмени, иначе пришлось бы остатки выкидывать. Интересно, как на фабрике ухитряются из нормальных продуктов делать такую гадость.

Ответ я прекрасно знал, поэтому не стал на этом зацикливаться.

Улегшись на диван, начал размышлять, чем может мне грозить визит участкового.

В первую очередь меня интересовало, ради чего он попытался меня напугать. Тут мысли у меня разбежались. В первую очередь я подумал, что к этому приложила руку тётка Тамара. Но потом в голову пришла другая идея.