Стрела в печень

Событие сорок второе

От солдата требуется прежде всего выносливость и терпение; храбрость — дело второе. Наполеон I

— Всё, Карл, теперь можешь рассказывать. Теперь все свои.

Старший Бирон выглядел загорелым и осунувшимся. Переодеться видимо успел, а зря, Анна женщина строгая и умная, но впечатлительная, нужно было Карлу прийти в вылинявшем и наскоро заштопанном на руке мундире со следами замытой крови. Мигом бы в генералы угодил.

Своими было всё же лишку чуть человек. Остерман не ушёл. Сидел букой, типа, попробуйте сковырнуть, премьер-министр я чи ни. Никто выгонять и не собирался, тем более что он был посвящён во все тонкости этой экспедиции.

Генерал Ласси Пётр Петрович? Ну, тоже знал. Пусть не во всех нюансах, но остальное, чтобы не додумывать, пусть узнает от первого лица, а не через испорченный телефон.

Ушаков? Да, от него всё одно ничего не скроешь. Кто-то проговорится из егерей, и уж кому-кому, а этому господину доложат. Внял же наставлениям Бирона, штат увеличил за счёт тайных агентов, что по кабакам новости собирают.

А вот, прилепившийся к Семёну Салтыкову, Иван был возможно и лишним.

— Иван, ты заруби на носу, то, что сейчас узнаешь — государственная тайна, брякнешь, где и язык попрошу тебе отрезать, вон, Андрея Иваныча попрошу, — Брехт кивнул на Ушакова. Тот, привыкший уже в такие игры играть, изобразил оскал графа Дракулы.

Салтыков залез обоими пятернями в волосы короткостриженые и вынув их назад, зажал себя рот.

— Я могильная могила, как их высочество говорит. — Высочество — это Петр Бирон. Он сейчас любит все слова дважды повторять. Семь лет пацану. Этому побольше, но тоже пацан.

— Рассказывай, Карл Иванович, — поторопила подполковника Анхен.

— Докладываю, за время рейда погибло одиннадцать егерей и двадцать башкир. Половина по моей вине, — Карл вздохнул тяжко. — Чувствовал надо удвоить караулы, прямо ныло сердце, а пожалел людей, только шестьдесят вёрст отмахали. Та самая банда, как вы их называете, из мелкопоместной шляхты ночью на наш лагерь напала. Пятьдесят три человека. Все убиты, пятеро казнены, на кол посажены. У остальных головы отрублены и тоже на пики насажены. Случилось сие под Житомиром. Молодцы башкиры. Это пищаль или штуцер заряжать долго, а они засыпали панов и подпанков стрелами. Те не ожидали. Почти все и полегли, ну мы их до вечера после преследовали по степи. Если кто и ушёл, то не много. А напали они под утро, застрелили часовых четверых и на конях в лагерь вломились. Не башкиры бы, худо пришлось.

Нда, не рассказчик Карл Иванович.

— А ты, подполковник, менее путанно можешь говорить. Тридцать один человек убит у вас — это мы поняли, ваши-то успехи каковы, — не утерпела и Анна Иоанновна, хихикнула.

— Наши хорошие успехи. Банды эти две, что к нам повадились людоловов, как они себя называют, мы полностью истребили, или почти полностью, может кто и выжил, схоронился. Одна была из-под Житомира, а вторая из-под Белой Церкви. Убито тридцать восемь католических священников, они при опросе с применением раскалённой кочерги и поведали о людоловах. Казнены за помощь банде и храмы их вычищены, всё ценное изъяли. Шляхтичи те работали для нескольких князей с Литвы, им людей продавали. Имения те мы спалили, людей больше тысячи назад в Россию пригнали, и с нами ещё желающие пришли… пару тысяч, их мы всех передали киевскому генерал-губернатору. В конце уже паны на нас собрали ополчение, человек триста, в основном шляхта, видимо, мелкопоместная, так себе у них справа. Большую часть мы убили, остальные разбежались. Различного оружия утвари церковной и из дворцов в обозе у нас… сто семьдесят телег. И золото есть и серебро, и каменья. Да, вот тут деньги бумажные французские и английские у одного из князей забрали. Калиновским назвался. Константином.

Иван Яковлевич, так-то тоже захватывающего рассказа ожидал. Про засады и перестрелки, а тут как-то всё буднично. Ксендзов поубивали, храмы разграбили, Калиновского (хрен его знает кто это) убили и две банды людоловов перебили. Захвачена куча оружия и ценностей и ещё около трёх тысяч человек переселено в Россию, из них около тысячи угнанных этими бандами. Всё хорошо, а экшена нет. Тускло.

— А вот на обратной дороге пришлось в настоящую сечу влезть.

— На обратной? Опять паны? В засаде? — обрадовался Иван Яковлевич.

— Нет, а ну да. В засаде. У нас-то, как положено, впереди боевое охранение ехало из башкир и вот подъезжают они к одному оврагу, а оттуда дымок вьётся, и кони забеспокоились. Ну, башкиры вернулись, и я егерей послал на разведку. Уже вечерело. Те через полчаса вернулись и доложили, что в балке той или овраге, кустами заросшей, расположились на ночлег с полсотни крымчаков. Не надо и нам под них маскироваться, они и сами приходят. Первой мыслью у меня было обойти их. Нападут они на ляхов, пограбят и те точно поймут, что на них крымчаки напали. А потом передумал. Они же поубивают кучу народу, женщин снасильничают и угонят к себе на муки. Решили окружить тот овражек и перебить всех. А только и у них кони. Почуяли нас. Тревогу подняли. Ловки бесы. Но не супротив силы. Врассыпную бросались, в одном месте пробиться пробовали. Не, не бойцы. Башкиры те и злее и луки у них. Убитых потом сочли. Сорок восемь и девки две. Гарем какой видимо у главного. А сабля у него хороша, — Бирон старший шагнул вперёд и протянул саблю Анне Иоанновне. Рукоять с камнями и сама в красивых ножнах с серебряными накладками. Красивая. Анна руками замахала:

— Куда мне саблю. Вон, брату — Ване отдай. А ружьё.

И точно, как зашёл в зал, так прислонил к стене Карл длиннющий карамультук с чёрным прикладом и калибром в семнадцать миллиметров. Бронза начищена. Весь блестит и каменьями на прикладе переливается. Знатная штуковина.

— Зная любовь Вашу, Государыня, к винтовкам, вот, приготовили подарок, у того же главного крымчака в шатре забрали и девок двух тоже дарю, только они на дворе, не пустили их преображенцы.

— Хорошее ружьё, — Анхен уже крутила карамультук в руках, — своим походом орден ты заслужил, Карл Иванович. Награжу завтра орденом Александра Невского. А сейчас спустись, пусть девиц тех приведут глянуть на них хочу. Семён Андреич спустись с Карлом Ивановичем, скажи своим, чтобы пленниц впустили.

Глава 17