Целитель-9

Место приличное — неподалеку Буденный жил, и Баграмян, и Рыбалко.

Борис Семенович вылез из «Волги», оглянулся — никто не видит? — и отвалил крепкую воротину. Фыркая мотором, машина плавно заехала во двор. Иванов поднатужился, и прикрыл ворота. Глухо грюкнул засов.

Елена выпорхнула из «дублерки», свежая, здоровая и молодая. Зажмурив глаза, медленно вобрала «стародачный» воздух, приправленный лесными ароматами. Провела ладонью по колючей хвое, с любопытством оглядела крепкий сруб в два этажа.

— Мы здесь будем жить?

Генерал-лейтенант облапил ее со спины.

— Довольна?

— Очень! Но…

— Но? — нахмурился генерал-лейтенант.

— Я много должна, Боря, — понурилась «дачница». — И тебе, и… и всем. А по долгам надо платить. Меня так папа учил.

— Правильно учил, но ты же девочка. А у нас по счетам платят мальчики. Ясно?

— Ага… — фон Ливен обняла Иванова, прижалась легонько. — Я вовсе не феминистка, Борь… У меня с этими извращенками взгляды расходятся. И страха нет. Эшхаус раскатали — и мне бояться нечего. Просто… Понимаешь… Вы заплатили добром за мое зло, а Конфуций как говорил? За зло надо платить по справедливости!

— Не волнуйся, — заворчал Борис Семенович, тиская свою крайнюю любовь, — найдется применение твоим талантам! А пока…

— А пока? — игриво мурлыкнула Елена, чувствуя, как жадные руки мужчины елозят гораздо ниже талии.

— Пошли в дом! — вытолкнул генлейт.

— А ты будешь ко мне приставать? — округлились женские глаза, как будто в невинном испуге.

— И еще как!

Хихикая, парочка скрылась в доме, и защелка на двери звонко клацнула, словно оповещая: «Не беспокоить!»

Воскресенье, 6 апреля. Утро

Первомайск, улица Киевская

«Ижика» я оставил Рите, а на работу ходил пешком. Можно, конечно, и на автобусе доехать, но полезнее прогуляться.

Вон туда, через парк. По мосту выходишь на Автодоровскую и сворачиваешь на Чкалова. Просто так, чтобы пройти мимо 12-й школы. Звенит звонок, вопящая пацанва бросается к дверям, а я, грустно улыбаясь минувшей юности, шагаю к Киевской.

Там, за высоким кирпичным забором, прячется папин, а ныне и мой секретный «ящик».

Скромное двухэтажное зданьице прорывало ограду, выходя к тротуару ступенями. Поднимаешься к стеклянным дверям под козырьком, опертым на колонны буквами «V». Скромная и строгая табличка, золотом по черному, извещает: «НИИ субэлектронных структур».

Солидно. Академично. Хитроумно.

Минуешь турникет под недобрым взглядом бдительных вахтеров, и выходишь в обширный двор. Тут тебе и развесистые осокори, и каштановые аллеи, и даже беседки, заплетенные виноградом. Только фонтанов не хватает.

А за аллеями и променадами глыбится «аквариум» — стеклянный параллелепипед, объемом с хорошую пятиэтажку. Там-то и приютили лишенцев из НИИВ. Правда, в институте мы наособицу, у нас даже первый отдел свой, чем товарищ Привалов тихо гордится.

— Василий Макарович, с утром вас! — сокращенно поздоровался я, прикладывая новенький пропуск к валидатору.

— И вам, Михаил Петрович, доброго ранку, — важничая, вахтер перешел на суржик.

Многие из наших сменили локацию без раздумий, иных убедили перспективы, а Макарыча уговаривать не пришлось.

«Вот, если бы на север куда, — рассуждал старый партизан, — я бы еще подумал. А на юг… Так это мы завсегда!»

Жаль, на новом месте фойе нет… Проходная сразу стыкуется с широким коридором, светлым безо всяких ламп: все двери — стеклянные, солнечные лучи пробивают этажи навылет. Похоже, архитектор был из эксгибиционистов. Странно, что для перегородок с перекрытиями он таки оставил бетон.

Сотрудники филиала, будто совы, прятались от уймы света — какими только шторами и жалюзи они не занавешивали прозрачные стены! Зато все на виду…

Свою лабораторию я узнал по грохоту отбойного молотка и раздирающему треску сварки — яркие лиловые «зайчики» плясали на стенах коридора.

Помещение вышло огромным — площадью десять на десять, а в высоту — до самой крыши. Несколько платформ, сваренных из профнастила и скрепленных стальным каркасом, пропускали сквозь себя вертикаль ускорителя, смахивавшего на ракету пришельцев.

Сбоку и до самого верха вился зигзагом дырчатый трап. Электрические вспышки шипели и скворчали, снопы окалины и оранжевых искр опадали вниз, наполняя воздух запахом горячего металла.

— Етта… Погоди, не спеши. Дай молоток…

Оглушительные удары загуляли эхом, отражаясь от стеклянной стены, перекрещенной стальными балками и поперечинами. Я лишь головой покачал — у Вайткуса получилось нечто среднее между заводским цехом и монтажно-испытательным комплексом на космодроме.

Озабоченно подергав пленку, укутывавшую блоки «Коминтерна-3», я малость ободрился — пыль нашему суперкомпу не грозит. О, уже и хронокамеру собрали! Молодцы, однако…

Новую, конечно, ставили. Ту самую, что везли с «начинкой» из шпионов-диверсантов. Жаль, что старую разнесло — все ж, музейный экспонат. Нацепили бы бронзовую табличку, написали бы что-нибудь пафосное про первый заброс человека в прошлое — и большой шаг для всего человечества.

Пошатав новенькие, тепленькие еще перила трапа, я полез наверх. Ну, с ускорительной секцией все понятно, она как пустая обойма, а дружному коллективу предстоит нудная и тяжелая работенка — будем устанавливать магнитные ячейки, запитывать криостаты… «Начать и кончить!», — как Ромуальдыч говорит.

Вайткуса я обнаружил на третьем уровне — начальник техотдела кряхтел, стоя на карачках, и прихватывал сваркой бортики настила. Прикрывшись ладонью, чтобы не словить «зайчика», я громко сказал:

— Ромуальдыч, так и стой! Будем лепить с тебя героя труда!

— Ага! — жизнерадостно поддержал меня Рустам, переквалифицировавшийся в сварщика. — И отольем в бронзе!

— Точно! — загорелся Киврин, придерживавший бортик. — А потом, когда установим на постамент перед проходной, все лаборантки будут тереть бронзовый зад — на счастье!

«Царевичи», шуршавшие уровнем выше, дружно загоготали, а Вайткус разогнулся, поднимая маску.

— Етто сколько ж терпения надо с вами, — добродушно пробурчал он, стукнув держаком и смахивая огарок электрода. — Ох, и вздрючу я вас однажды, ох, и вздрючу… Глаза!

Успокоенный, я спустился вниз. Работы — море, но к лету должны успеть. Всё смонтируем, как надо, вычистим, вымоем, выкрасим… И диванчик поставим, и пульт, и фикус!

И будем гонять ускоритель на всех режимах, вызнавая тайны контрамоции и прочие вкусные секретики. На перемещение человека во времени наложен строжайший запрет, и правильно. Нечего испытывать мироздание на прочность. А вот над асимметричной теорией относительности подумать стоит. Коллективно. По робким прикидкам, АОТО должна сойтись с квантовой механикой. И тогда до нас дойдет, что такое гравитация. Глядишь, и гравитоны уловим в наши сачки, как бабочек…

— Здравствуй, Миша.

В первые мгновенья я даже не понял, кого вижу. Передо мной стояла красивая, молодая женщина с малышом на руках. Вихрастый херувимчик вертелся, таращил глазята, и отвлекал внимание.

— Мадонна… — пробормотал я. — Марина?!

— Я! — рассмеялась матерь человеческая, и нежно поцеловала меня, затягивая ласку чуть дольше приятельской. — Рад?

— Очень! — признался я, и пожал ладошку чаду. — Привет.

— Дя-дя, — пролепетало дитя.

— Дядя Ми-иша, — представила меня мама, воркуя.

— Ми-са… — послушно вытолкнул ребенок.

— Как назвали? — улыбнулся я, чувствуя какую-то глупую ревность.

— Александр! Но чаще — Искандер.

— А-а… — уразумел я. — Так ты прямо оттуда? Ближний Восток?

— Багдад, — кивнула Марина. — Ершов просто взлетел у Аль-Бакра! Еще годик-другой, и возглавит Спецбюро «Мухабарат».

— Круто, — заценил я.

Молодая женщина замешкалась, словно уловив в моем голосе нечто, не совпадающее с дружескими отношениями. Оглянувшись, она тихо сказала:

— Я бы хотела ребенка от тебя, но… — опущенные ресницы дерзко взлетели, открывая черный блеск. — Ты же всё понимаешь!

— Понимаю… — я бездумно погладил смуглое тонкое запястье с обвисавшим браслетом. — Как бы здорово было, чтоб не выбирать! — вырвалось у меня. — А еще лучше — прожить три или четыре жизни, и каждый раз иначе!

— И с иной подругой, — ухватила смысл «Росита».

— Ты тоже всё понимаешь…

По трапу, шумно топоча, спустился Корнеев, и Марина пригасила откровенность, с живостью заговорив:

— Отпустил меня мой благоверный, вместе с наследником! Тут поспокойней как-то. Вчера только порядки навела в квартире, а часов в одиннадцать сходим к заведующей детсадом. Я сюда надолго, может быть, на год. У меня должность с «простудным» названием «ИО начохр»!

Виктор споткнулся, и смущенно выговорил, взглядывая на знойную красотку:

— Правда, что ли?

— Витёк, — официально улыбнулся я, — позволь тебе представить Марину Ершову, капитана… Капитана?

— Майора, — ослепительно улыбнулась красотка.

— Майора госбезопасности!

— Здорово… — выдохнул Корнеев, тут же вдохновляясь: — Нет, правда, здорово! И вы… м-м… погоняйте этот спецназ! Замучали уже! Пашут без перекуров!

— Витё-ёк! — гулко толкнулось с высоты. — Где электроды?

— О, слыхали? — пожаловался МНС, и взревел: — Несу!

Марина звонко рассмеялась, малолетний Искандер тоже радостно загукал. Ну, и я добавил улыбку в общее веселье.