Царь с востока

Ангарец вдруг замолчал, уставившись в землю. Воевода тоже задумался, прикрыв глаза и поглаживая бороду. У переправ уже раскладывали костры, чтобы они горели всю ночь, освещая подходы к реке. Прожекторы до поры зажигать не стали, приготовив их для момента столкновения с неприятелем. Над лагерем разносились ароматы варёного мяса, каши и масла. Солдаты перекрикивались друг с другом, шутили - ужин был почти готов и все находились в предвкушении скорого отдыха после сытной трапезы. Кроме тех, кто был назначен в караулы, разумеется. Шереметеву первому поднесли на серебряной тарели порцию солдатской еды, после чего и у котлов началась карусель едоков. Каждый из них, зачерпнув немалой ложкой обжигающе горячей каши, отходил в сторону и снова становился в очередь к котлу.

- Глянь, - ложкой указал Матвей Васильевич. - А твои-то свою плошку наполняют и отходят.

- Не круговерть же у котла устраивать, - пожал плечами Ринат.

Воевода, жуя кусок мяса, ответил нечто невразумительное, покивав. Ангарец усмехнулся, отвернувшись от занятого едой собеседника. Взгляд его зацепился на какое-то движение на той стороне у моста. Будто бы началось...

- Что такое, ляхи? - Шереметев поднялся, отставив тарель, вытер масляные губы рукавом кафтана.

- Да! - увидав сигнал, ответил Саляев. - Прикажи трубить тревогу, Матвей Василич!

Совсем скоро дюжина молодцов, перекинув через плечо кожаные ремни, на которых они носили барабаны, принялись лупить в них, что есть мочи. Протяжно затрубили и трубачи, заставляя Рината морщиться от противного их звучания. Его полк и морпехи Бекасова быстро заняли окопы по берегу и весь периметр обороны, калужцы тоже не сплоховали - Коробовский оказался неплохим начальником. Прошло около часа, когда на дороге показался конный отряд разведки, застучали копыта коней по мосту, и вскоре Саляев принял доклад старшего, позже продублировав его воеводе Шереметеву. По словам старшего разъезда, конный отряд поляков насчитывал до двух тысяч человек, но он был связан большим обозом и каретами. Действительно, разведчики видели и королевские штандарты и гербы, коими были украшены кареты.

- Видимо, в Белостоке планируют ночёвку устроить... - проговорил Ринат подошедшему Бекасову.

- На кой чёрт им кареты? - задумался Сергей, то и дело поглядывая на дорогу.

- Может, шишка какая знатная? - ответил Саляев. - Говорят, каждый второй тут знатный да гонористый шляхтич. Хотя...

- Идут! Вона! - заволновались воины оттого, что на дороге показались первые всадники.

Явно не ожидавшие увидеть тут укрепившихся москвитян, поляки остановили коней. Перед ними лежала единственная в округе наезженная дорога, ведущая к Гродне. Кто-то из верховых ускакал обратно. Наконец, вперёд, к мосту выехали несколько всадников с королевскими стягами и направились к позициям своего врага. Ехали медленно, с достоинством.

- Посольство то ляшское, в Полоцк небось идёт, - только и произнёс Шереметев, сплюнув в сторону поляков.

Воевода направился к шатру - одеваться для переговоров. Прошло совсем немного времени и Матвей Васильевич, одетый в роскошные одежды и панцирь, появился верхом на вороном коне у моста, сопровождаемый офицерами и знаменосцами.

Вперёд выехал знатный поляк и, откашлявшись, прокричал:

- Я Ежи Кароль Глебович, комиссар короля Яна Казимира, уполномочен им вести переговоры с государем и царём русским Никитой Ивановичем! Требую пропустить нас к Полоцку и не чинить препятствий!

- Не думаю, что моему государю нужно видеть под Полоцком столь много ляхов! - заговорил Шереметев. - Коли говорить о мире желаешь, то ни к чему гусарию с собою вести! Оставь воинов да прикажи им возвращаться, а сам с малым отрядом и обозом иди к Белостоку, а там и до Гродны. Сопровожденье я дам. Я всё сказал, а коли пойдёшь супротив, то у меня пушки и добрые мушкеты на то имеются.

Сжав кулаки, Ежи посмотрел на небо. Смеркалось, а скоро и совсем стемнеет. Опытный дипломат, удачно проведший недавшие переговоры с казацкими мятежниками, он с трудом сумел обуздать клокочущие внутри эмоции и согласился с требованиями русского воеводы. Ибо на карту было поставлено слишком многое, чтобы препираться с первым же москвитянином, оказавшимся на его пути.