Царь с востока

- Сдаётся мне, Никите Ивановичу придётся принять его, как родного, - проговорил Егор Бекетов, наблюдая со стороны за разговором Романова с купцом Алексеем Зубчаниновым, раскрасневшимся на морозе от великого волнения.

- А то, - хмыкнул в заиндевевшие усы Грауль, подмигнув Егору. - В народе молва уже идёт не хуже наших радийных передач. К весне, глядишь, и в европах прознают.

- Грамотки? - кивнул Бекетов. - Те, что в университетской типографии печатали?

- Они самые, - подтвердил Павел. - Но то печатали образцы, а на Эзеле сделаем их превеликое множество.

- А Никита Иванович не осерчает, узнав, что мы грамотки про Владимира по Руси рассылаем? - осторожно произнёс Егор.

- А шут его знает, - проговорил Грауль, флегматично пожав плечами. - Он сам про наследника вопрос поднял, сам и пригласил его в Москву...

- Не опасно ли станет в Москве-то? Там свои кандидаты на трон, небось, уж торопятся Никите глаза закрыть на одре смертном, - глухим голосом произнёс Бекетов. - О том отец мне говорил.

- Опасность есть, - подтвердил опасения Бекетова-старшего ангарец. - Ну а мы-то на что? Гвардейцы наши мух ловить не станут, если заваруха какая начнётся. Спрячем, убережём да и на престол посадим. А для того и грамотки средь народа пригодятся - люди царя природного захотят. Так что, Егорушка, не переживай да смотри теперь в оба!

Поздним вечером в ворота Ангарского двора требовательно постучали - несколько всадников, задубевших от ледяного ветра, возвестили хозяевам Двора о скором прибытии императорского обоза. Кроме того, они привезли несколько грамот, в которых оказался свод правил, составленный Ординым-Нащёкиным, необходимый не только для встречи высокого гостя, но и для явления ангарцев и наследника перед императором. В письме же приказной голова пояснял, что свод правил сих необходим, поскольку ангарцы, как было известно в Москве, частенько пренебрегали оными, пусть и не со зла, а от незнания. Сам посланец императора, боярин Софроний Долгоруков с сыном Михаилом, прибыл через три дня, обогнав свой же обоз почти на сутки. Видимо, так сильно спешил он исполнить приказ Никиты Ивановича. Встреча боярина и сопутствующие ей церемонии были долгими и утомительными. Ангарцам, привыкшим к более рациональному и живому общению, пришлось тяжко. Не все из них, как Грауль, были привычны к московским дипломатическим правилам - а окружавшие Софрония посольские дьяки пристально следили за гостями - не умалят ли они где титул императора, вовремя ли снимут шапки да склонят головы перед грамотой русского властителя. Владимиру не понравился присланный из Москвы боярин - он сразу же ощутил на себе его цепкий и оценивающий взгляд. На протяжении всей церемонии Долгоруков не сводил глаз с мальчишки и его матери. То же самое продолжилось и на последующем пире в палатах Ангарского двора. - уж слишком нахально тот пялился на него из-под кустистых бровей, переговариваясь с ехидно улыбающимися дьяками. Когда Владимир понял, что краска окончательно залила его лицо, он, нахмурившись принялся изучать запечённого судака, что лежал на ближайшем к нему блюде. Софроний же, разразившись гулким смехом, вскоре поднялся с лавки и, подняв перед собою кубок с фряжским вином, громким голосом, заставившим замолчать всех присутствующих, принялся выкликивать здравицы императору всея Руси, перечисляя титулы Никиты Ивановича. А поскольку таковых накопилось изрядно, действо порядком затянулось. Лишь после оглашения последнего - ''и иных областей обладатель и государь'', все присутствующие выкликнули:

- Здрав будь! - после чего облегчённо опустошили свои кубки и уселись по местам.

Снова десятки голосов слились в нестройный гул, послышался частый перестук кубков, хохот и звякание приборов. Дьяк, сидевший справа от боярина Софрония, с хеканьем сцапал из огромного блюда запечённую утиную тушку и сальными пальцами, с коих стекал жир, принялся с хрустом разламывать её. Романов недовольно отвернулся и, подперев голову кулаком, стал играться с именной стальной ложкой, что была с ним во всех походах ещё с начальной школы.

- Не тушуйся, Володя, ты же не один, - заметив растерянное состояние мальчишки, с улыбкой наклонился к пасынку Павел, - сейчас моя очередь голосить будет, а потом гляди - если Долгоруков в твою честь кубок снова поднимет и здравицу провозгласит, то, стало быть, за чужого тебя не считает! А там прямой путь в Кремль, к твоему родичу.

- Больно он мне нужен, - неловольно проворчал Романов. - В Ангарске свой кремль имеется...

Грауль в ответ рассмеялся и похлопал мальчишку по плечу:

- Не забывай, чей ты сын, - взгляд Грауля сделался серьёзным, а в глазах будто появились искорки, но всего лишь миг спустя он снова сделался нарочито весёлым и, встав с лавки, он громким голосом принялся славословить сибирского царя Сокола, ничем не уступая Долгорукову в пышности и яркости фраз.

Окончание последней фразы потонуло в дружном оре ангарцев и поддержавших их нижегородцев, москвичи, включая боярина, также подняли кубки, полные хмельного напитка. Владимир заметил как Павел то и дело поглядывал на посланника императора, но Софроний сделал первый шаг сам - он подослал к Граулю подьячего и тот, приторно улыбаясь, быстро прошептал на ухо знатному ангарцу лишь одну фразу:

- Софроний Ляксеич ждёт Марию Ильиничну Милославскую с отроком Владимиром у гостевого терема... - Павел быстро обернулся - глядь, а Долгоруков уже исчез со своего места. Шурша одеждами, удалился и подьячий.

Павел ждал этой встречи ранее, сразу по прибытию Долгорукова, однако тот предпочёл хорошенько присмотреться к тем, кого ему приказано было сопроводить в Москву, пред очи Никиты Романова.

Павел, предупредив командира отряда телохранителей, в сопровождении четверых бойцов охраны отвел Марию с сыном по расчищенной дорожке внутреннего двора к соседнему зданию. Там, у широкого крыльца их уже ожидал Долгоруков, несколько дьяков и две пожилые женщины, укутанные в тёплые платки. Мария приостановила шаг на мгновение, лишь только взглянув на них:

- Кормилицы царские, никак... - вырвалось из её уст, а облачко пара, заклубившееся в морозном воздухе, подсвеченном светом прожекторов, вскоре пропало.

- Волнуешься? - Павел, слегка оборотив голову, обратился к своей супруге, теперь снова ставшей Марией Милославской, вдовой почившего государя Руси.

- Немного, Пашенька, - женщина прятала лицо в высоком вороте от устремившихся на неё нетерпеливых взглядов.

Немного лёгких поклонов, совсем чуть церемоний и две группы людей, чётко разделённые между собой, вошли в дом. Внутри было сумрачно, пахло ароматным маслом и растопленным свечным воском - несмотря на множество фонарей, гости Ангарского Двора часто использовали свечи, чьё открытое пламя постоянно нервировало начальника фактории по безопасности. К счастью, Гостевой Терем изначально строили на некотором удалении от остальных построек. Перед лестницей, ведущей на второй этаж, где находились спальни, Софроний, чьё мирское имя оказалось Юрий, попросил оставить его наедине с Марией и её сыном, а также убрать охрану из ангарцев.

- Не могу, - покачал головой Грауль и продолжил:

- Я должен быть уверен в безопасности наследника, - услышав такой ответ, Долгоруков недовольно нахмурил кустистые брови.

- Предлагаю оставить мою охрану и ваших дьяков тут, перед лестницей, а мы поднимемся наверх, - более миролюбивым тоном заговорил высокопоставленный ангарец.

Юрий нехотя согласился. В ту же секунду дюжие парни, прошедшие школу перманентной войны в Маньчжурии, разом отошли с прохода и остались в стороне, ожидая такого же маневра от сопровождавших боярина людей - по знаку которого те не спеша и чинно встали напротив.

В спальне, где горел тусклым светом только один фонарь, Юрий и Павел остались сидеть у двери, на широкой лавке, а женщины и Володя удалились за плотную занавесь, разделявшую помещение на две половины. Их приглушённый говор еле слышался и Павлу приходилось напрягать весь свой слух. Чтобы уловить хоть какие-то слова, то же самое пытался делать и боярин, а судя по его недовольному лицу, у него это тоже не выходило. Так прошло минут десять. Наконец, когда мужчины извелись ждать, одна из женщин отогнув край занавеси, выглянула:

- Софроний... - позвала она боярина уверенным голосом, - поди же ты ближе!

Грауль встал с места одновременно с Долгоруковым, подойдя к широкой кровати, у которой стоял голый до пояса мальчишка. Поодаль, на креслице, сидела заплаканная Мария, а вторая женщина утешала её, о чём-то жарко шепча. Бывшая же кормилица Алексея Михайловича указывала Юрию на пару родинок, что были на спине Владимира.

- Гляди, боярин, точь в точь, как у государя было. Истинный Алексеевич сей отрок, без обману!

Долгоруков поменялся в лице - взгляд его стал совсем иным, нежели ещё минуту назад - не было более в нём и тени надменности. Теперь он, низко, в пояс, поклонившись, принялся пятиться к двери, торопясь покинуть спальню и едва удержался на лестнице. Подвели ослабевшие от волнения ноги.

Вернувшись на продолжавшийся без них пир, Долгоруков и Грауль с Володей, как ни в чём не бывало, заняли свои места, а взявший уж себя в руки боярин поднял кубок, рявкнув на пирующих:

- А ну, цыц! Ишь, расшумелись, слово молвить не дадут, ироды!

В полной тишине Софроний, благодаря Бога за чудесное явление наследника престола Московского, сына государя Алексея Михайловича, махом осушил кубок и низко поклонился отроку - то же самое проделали и остальные, кроме ангарцев. Романов едва ли не первый раз за вечер позволил себе улыбнуться, озорно подмигнув Павлу.

А уже через два дня увеличившийся в размерах обоз покатил к Москве, навстречу своей судьбе отправился и Владимир Романов, ещё недавно числившийся ангарским кадетом-отличником.