Завершившие войну

***

Проснувшись, Саша не сразу вспомнила, что у нее в кои-то веки есть дело. Видеть кого-то, кроме Андрея, по-прежнему не хотелось, и все же насчет детей Князева она давала слово уже дважды. Тяжко вздохнув, отыскала в шкафу одежду, которую носила до взрыва: юбку в пол и строгую, застегивающуюся под горло блузку. Тщательно смыла с лица остатки косметики, собрала волосы в пучок.

О чем-то она забыла… ах да, “Танк”. Сняла его в первый день здесь и после не надевала. Время потеряло всякое значение. Он не нужен и теперь, в этом доме часы в каждой комнате. И все же… Это ведь последнее, что осталось у нее своего.

Защелкнула клипсу на левой трехпалой руке. Перешагнула порог малой гостиной и ничуть не удивилась, едва не наткнувшись на охранника.

— Пашка! Как жив-здоров?

— Да я-то что… Саша, я ведь тогда… я знал, что ты не… но я не смог…

Он уставился на ее левую руку.

— А, да что ж теперь… — отмахнулась Саша. — Я в детскую, к воспитанникам. У тебя здесь пост, или со мной пойдешь?

— С тобой, к тебе приставлен сегодня. Обожди минутку, Саша, чего скажу… — Пашка пожевал губу. — Я ведь тогда… ну, после взрыва… сам пошел и доложил, что в Самаре случилось. Как ты от купца того бесноватого нас прикрыла. Прежде госпожа Щербатова не велела докладывать, а тут… Ну, я рассудил… она, ну… не рассердится уже. Думал вытащить тебя, доказать, что ты за нас. Сам чуть под протокол не загремел. Спасибо, капитан наш за меня поручился. Все как с ума посходили после теракта этого…

— Все хорошо, Паша, — Саша накрыла его руку своей. — Дело прошлое. Как говорят англичане, вода под мостом. Я ведь сама солдат и знаю, что такое приказ. Не кори себя. Покажи лучше, как в левое крыло пройти.

— Да вон через большую гостиную… Идем, мне ж все равно ходить за тобой везде.

В большой гостиной по центру висел траурный портрет Веры, окруженный цветами и горящими свечами — это при электрическом-то освещении. Цветная мозаика, причудливо изогнутая мебель, витая каминная решетка — все по виду осталось прежним; и все же казалось, что дом сделался так же мертв, как его хозяйка. На асимметричном столике у камина лежала забытая газета. Прислуга распоясалась, при Вере такого не было бы… Саша дошла до камина и замерла.

Газета. После взрыва она ни одной газеты не видела… вообще не узнавала никаких новостей.

Газета лежала последней страницей вверх. Реклама, призывающая приобрести все на свете, от краски для волос до ткацкой мануфактуры. Брачные объявления. Карикатура, высмеивающая чересчур узкие дамские платья и несуразно большие муфты.

Оставь, сказала себе Саша. Иди дальше. Не останавливайся. Не смотри, что там, на другой стороне…

И все же медленно взяла газету в руки и перевернула. Желтоватые листы весили, кажется, пуд, не меньше.

Передовица гласила: “Испанский грипп перекинулся на Нижегородскую губернию. Выставлены карантинные посты”. Чуть ниже: “Карантинный режим в Симбирске и Пензе сохраняется”.

Три губернии. Голод поражает страну быстрее, чем в самых мрачных прогнозах Каина.

Миллионы человек брошены безо всякой помощи, даже без возможности бежать.

Саша аккуратно положила газету на место — первой страницей вниз, как лежала. Следов оставлять нельзя.

Чувство вины, жалость к себе, болезненная слабость — все растаяло в один миг. Она знала, что следует делать, и знала, что сделает это.

Но сперва навестит детей Князева.