Москва и Московия

* * *

Ласковый августовский денёк. Лужайка неподалёку от Коломенского дворца. Сонька на лавочке утирает слезинку: только что у неё на глазах Чарлик впервые сделал несколько шагов, отцепившись от юбки царевны и добравшись до сапога своей матушки. Теперь она целует его ладошку, пахнущую рициновым (читай: касторовым) маслом.

Окрест ещё пятеро мальцов. Все уже давно уверенно ходящие находятся под присмотром нянюшек и собственных матерей. Это что-то вроде смотра наследников ныне действующего царя. С матерями, каждая из которых в окружении нянек и… не знаю, как назвать – вроде свиты. Из отпрысков Петра свободно перемещается только Фёдор V, тянущий свою маменьку за ножны шпаги куда-то за наше правое плечо. Остальных туда же тянут за руки их матери.

Царь пришёл – младший царь Пётр Алексеевич (вижу это, повернув голову). Отчего весь фрейлинник радуется встрече с ним, радость эту истово демонстрируя. Одна только фрейлина Уокер медлит, отчего сын её, выпустив из руки ножны, стремительно мчится к отцу и хватает его за штаны:

– Ну-у… Лу…

– Погоди, Федя. Дай место другим. Чарлик! Пойдёшь ко мне? – вопрошает многодетный отец.

В общем-то шансы на то, что Софочкин сын пойдёт к незнакомому дяде, бесконечно близки к нулевым. Что тут же и демонстрируется: малец хватает мать за свисающий из-под треуголки локон и начинает подтягиваться, держась второй рукой за её ворот.

– Понятно. Не сын ты мне, – понимающе произносит юный государь и смотрит на остальных четверых Фёдоров, которые, будучи старше Пятого, тоже вполне уверенно стоят на ногах. – А вы чего спужались?

Ну, «спужались» не все – подходят, ведомые за руку матушками. Один только упирается. Хотя после нескольких ласковых слов на ушко, произнесённых материнскими устами, до государева сапога добирается. Годовички на ногах стоят не так чтобы совсем крепко. Хотя старшему, Лопухину нынче около двух. Это Чарлику, который ни разу не Романов, одиннадцать месяцев.

– Здрав будь, герр Питер! – обращается к венценосному брату сестра его царевна Софья.

– Рад видеть тебя в добром здравии, Соня, – отвечает царь, поднося ладонь к своей отороченной соболем национальной русской шапке, после чего приветствует остальных фрейлин, обращаясь к ним поимённо. Ну, вот просто большая дружная семья, да и только!

– У Петруши к тебе много вопросов, – негромко сообщает подошедшая к нам Лиза. – Надеюсь, ты не в обиде за ту притворную опалу?

В этот момент с нами происходит натуральное раздвоение личности: обиженная и вся из себя несчастная Софи прячется внутрь нашего сознания, оставляя на посту меня.

– Не так чтобы очень, – отвечаю я. – Осадочек-то на душе остался.

– Петя хочет потолковать с тобой без чужих ушей. Этой ночью, когда во дворце на стражу вместо коломенцев встанут сермяжники, приду за тобой.

Это что же тут за тайны Бургундского двора?