Коллекционеры и меценаты в России

Глава 2. На благо России

Есть в истории имена, которые всегда будут вызывать уважение, восхищение, которые не покроет «патина «времени». Павел Михайлович Третьяков… Купец из Замоскворечья, выросший и воспитанный в общественной среде, довольно далекой от возвышенных эстетических интересов и нравственных побуждений; человек, не кончавший никаких учебных заведений и постигавший все исключительно своим умом и сердцем. Русский самородок, превративший дело служения национальным интересам в главную цель своей жизни. О его деятельности на пользу отечественной культуры известно много: опубликованы документы, исследования, воспоминания. Сохранилось много и неопубликованных материалов. Однако, знакомясь со всей массой информации, отражающей различные стороны судьбы этого замечательного человека, возникает ощущение, что «феномен Третьякова» до сих пор до конца не разгадан. Значение и масштабы его меценатства столь грандиозны и беспримерны, что заставляют снова и снова обращаться к его биографии, которая и для людей конца XX в. имеет не меньшее значение, чем для современников. Она — яркий образец истинного служения своему народу и стране.

В Москве 4 декабря 1898 г. в Лаврушинском переулке, в доме рядом со зданием, где размещалась «Городская художественная галерея Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых», умер П. М. Третьяков. Происходил он из старинной, но сравнительно небогатой семьи купцов-торговцев. Его прадед, Елисей Мартынович, поселился в Москве в 1774 г., куда переехал из города Малый Ярославец. Сын его, Захар Елисеевич, в конце XVIII в. значился московским третьегильдейским купцом. Принадлежность к гильдии в то время определялась величиной объявленных капиталов, т. е. «стоимостью дела», и нахождение в третьей гильдии свидетельствовало о том, что Третьяковы не имели еще крупных средств, не входили в состав «именитого московского купечества», а являлись мелкими торговцами{101}.

У Захара Елисеевича было два сына: Михаил и Сергей. Старший, Михаил, московский купец второй гильдии (1801–1850) и был отцом Павла, а матерью — дочь богатого московского коммерсанта Александра Даниловна Борисова (1812–1899), на которой М. 3. Третьяков женился в 1831 г. В семье родилось девять детей: Павел — 1832 г., Сергей — 1834, Елизавета — 1835, Данило — 1836, София — 1839, Александра — 1843, Николай — 1844, Михаил — 1846, Надежда — 1849. Четверо из них (Данило, Александра, Николай, Михаил) умерли в детстве{102}.

Жили Третьяковы в Замоскворечье, в той части города за Москвой-рекой, которую образовывали четыре улицы: Якиманка, Ордынка, Полянка и Пятницкая, с множеством переулков и тупичков. В московском адрес-календаре на 1842 г. о старшем Третьякове говорится, что этот купец второй гильдии «жительство имеет» в Якиманской части, в Голутвинском переулке, в доме Рябушинского{103}. Здесь 15 декаря 1832 г., в день святого Павла, и родился Павел Третьяков. Этот район традиционно был заселен купечеством. Круг интересов большинства купеческих семей ограничивался лавкой (или амбаром), домом и церковью. Детей обучали дома, для чего нанимали учителей «в городе». Священник местного прихода, много лет близко знавший семью Третьяковых, позднее вспоминал: «Михаил Захарович был человек очень умный, мог говорить о чем угодно и говорил приятно, увлекательно… Детям он дал правильное полное домашнее образование. Учителя ходили на дом. Но родитель не оставлял детей с учителями одних. Он сам присматривал во время урока и строго следил за их обучением»{104}. Мы не знаем, кто были этими учителями и оказали ли они воздействие на формирование духовных и эстетических вкусов детей. Известно другое: отец был наделен природным умом и деловой сметкой, а мать была добрым и ласковым человеком, любила музыку и театр. Как заметила ее внучка, «Александра Даниловна писала с «запиночкой», но мило играла на фортепиано и по желанию отца играла перед гостями»{105}.

Дети росли в строгости, но постоянно ощущали любовь и заботу родителей. Однако никаких традиций собирательства в семье не было. В родительском доме их окружала довольно простая обстановка, и какие-либо траты «на пустяки» отец не допускал. Но были книги, и чтение их детьми всячески поощрялось. Именно любовь к чтению и была одной из самых ранних привязанностей старшего сына, Павла. Окружающий мир Замоскворечья, довольно патриархальный уклад жизни семьи, казалось бы, мало способствовали развитию эстетических вкусов и культурных наклонностей детей. И все же несомненно, что жажда познания огромного мира, лежавшего вне привычных рамок купеческих интересов, зародилась и получила развитие в доме родителей в юношеские годы. Друзьями детства его были сыновья владельца карандашной фабрики купца Г. Р. Рубинштейна, дом которого находился на Ордынке{106}.

Антон Григорьевич Рубинштейн (1829–1894) — блестящий пианист, дирижер, композитор, основатель первой русской консерватории в Петербурге (1862 г.), директором и профессором которой он был. Его брат, Николай Григорьевич Рубинштейн (1835–1881) — пианист, дирижер и организатор Московской консерватории (1866 г.), ее директор и профессор. Братья Рубинштейны оставили яркий след в истории русской культуры, и дружеские отношения с ними П. М. Третьяков поддерживал многие годы. Когда Н. Г. Рубинштейн предложил организовать в 1860 г. Московское отделение Русского музыкального общества, то П. М. Третьяков одним из первых откликнулся на это начинание, внес значительные пожертвования и стал пожизненным членом Музыкального общества{107}.

Старших сыновей М. 3. Третьяков довольно рано начал приучать к «торговым занятиям», и уже в 14–15 лет Павел и Сергей постоянно обязаны были находиться в лавках, где приобретали деловые навыки, коммерческие знания. К концу 40-х годов XIX в. Третьяковым принадлежало пять лавок в Старых торговых рядах между улицами Ильинкой и Варваркой{108}. Торговали Третьяковы исконным русским товаром — льняным полотном. После смерти отца в 1850 г. делами стала распоряжаться мать и старшие сыновья. Большое участие в деле принимал и приказчик Третьяковых, молодой В. Д. Коншин, который в 1852 г. породнился с семьей хозяев, женившись на сестре Павла и Сергея — Елизавете. (Одна из их дочерей, Александра — жена городского головы Н. А. Алексеева.) Он стал не только их зятем, но и компаньоном в образованном торговом доме под фирмой «Товарищество П. и С. братья Третьяковы и В. Коншин». Через много лет, уже после смерти С. М. и П. М. Третьяковых, в 1905 г., престарелый потомственный почетный гражданин и коммерции-советник В. Д. Коншин (ему было около 80 лет) вместе со своими детьми, внуками М. 3. Третьякова, «высочайшим именным указом» за «многолетнюю успешную деятельность на ниве торговли и промышленности» был возведен «в потомственное дворянское Российской империи достоинство»{109}.

В 1851 г. Третьяковы приобрели довольно вместительный дом купцов Шестовых, в котором позднее и возникла галерея. Это был старый двухэтажный особняк, переживший наполеоновское нашествие. Он стоял в глубине двора, а за ним был тенистый сад, в котором росли фруктовые деревья, кусты сирени, акации и шиповника, были разбиты цветники. «Садом пользовались много и с любовью», — вспоминала дочь П. М. Третьякова{110}. Процесс формирования личности П. М. Третьякова в детские и юношеские годы, складывание его эстетических вкусов, круга духовных интересов почти неизвестен. Вообще материалов о первых двадцати годах жизни этого выдающегося коллекционера и мецената чрезвычайно мало, и достоверных свидетельств об этом периоде почти не сохранилось. Из имеющихся же сведений можно заключить, что, помимо чтения, он живо интересовался театром и изобразительным искусством. О духовных запросах двадцатилетнего Павла Михайловича можно судить по его письмам. В октябре 1852 г. он отправился по делам в свою первую «дальнюю поездку» — в Петербург. По настоянию матери его сопровождал старый служащий семьи, который должен был уберечь молодого купца от «порочных искушений» большого и незнакомого города. Сын регулярно посылал матери письма-отчеты, в которых рассказывал о своем времяпрепровождении в имперской столице. Так, 17 октября он пишет о своем распорядке дня: «с 8-ми часов до 7-ми пью чай, путешествую по городу, обедаю и, наконец, в 7 часов в театре. Театр! Что за театры здесь. Что за артистические таланты, музыка и пр. Я видел Каратыгина, Мартынова, Самойлову (2-ую) и Орлову; кроме этих знаменитых артистов есть превосходные актеры: Максимов, Григорьев, Самойлова (1-ая), Читау, Сосницкая, Дюр и пр., хорош Морковецкий. Жулевой не видел еще. Орлова! Ваша любимица Орлова очаровала меня!..Был я два раза в Художественной академии, в Казанском соборе, в церкви Благовещенья, в Римско-католической церкви, в цирке, в пассаже и пр. Сравнивая Петербург с Москвой, нельзя поверить, что эти две столицы одного государства».

Через несколько дней он продолжает: «На днях был в Эрмитаже: видел несколько тысяч картин великих художников, как-то: Рафаэля, Рубенса, Вандервельфа, Пусчена, Мурильо, С. Розы и пр. и пр. Видел несчетное множество статуй и бюстов… Слышал один раз итальянскую оперу и два раза еще видел Каратыгина»{111}. В конце своего пребывания в Петербурге он пишет: «Последние дни проводил порядочно: ежедневно путешествовал по Гостинному двору, был в Публичной библиотеке, в Румянцевском музеуме, в Горном музее, три раза на частной Выставке картин и пять раз в театре и цирке…»{112}

Молодой человек имел разносторонние интересы, которые включали театр, музеи, библиотеки. С жадностью неофита П. М. Третьяков открывает для себя новое, расширяет кругозор, пополняет знания. По всей вероятности, именно эта поездка сыграла определенную роль в его жизни. Он начинает собирать произведения искусства: эстампы, гравюры, лубок; покупает первые живописные полотна. Свои приобретения он делает на Сухаревском рынке.

Этот торг в центре Москвы, на Сухаревской площади, возник еще в конце XVIII в. Первоначально здесь продавалось почти исключительно съестное, но уже через несколько десятилетий торговали картинами, скульптурами, изделиями прикладного искусства. Сухаревка превратилась и в один из крупнейших центров букинистической торговли. Красочное описание этой своеобразной московской достопримечательности оставил В. А. Гиляровский. «Между любителями-коллекционерами, — писал он, — были знатоки, особенно по хрусталю, серебру и фарфору, но таких было мало, большинство покупателей мечтало за «красненькую» купить настоящего Рафаэля, чтобы потом за тысячи перепродать его, или купить из «первых рук» краденое бриллиантовое колье за полсотни… Пускай потом картина Рафаэля окажется доморощенной мазней, а колье — бутылочного стекла, покупатель все равно опять идет на Сухаревку в тех же мечтах и до самой смерти будет искать «на грош пятаков»… И торгуются такие покупатели из-за копейки до слез, и ругаются, что удалось купить статуэтку голой женщины с отбитой рукой и поврежденным носом, и уверяют они знакомых, что даром досталась: Племянница Венеры Милосской!..Много таких ходило на Сухаревку, но посещали Сухаревку и истинные любители старины, которые оставили богатые коллекции, ставшие потом народным достоянием»{113}.