Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Горе тому, кто забывает: Фортуна капризна, зла и коварна. С этой жеманницей следует быть осторожнее, чем с самым изысканным врагом. А кто безрассуден – тому пожинать горечь поражения. Скорее всего, Бальзаку недосуг было зачитываться Платоном, а потому однажды он серьёзно опростоволосился, ощутив досадный щелчок по носу своего тщеславия.

Вполне понятно, что получить столь обидное оскорбление писатель, конечно же, мог только от женщины. Виновницей его душевных страданий стала маркиза де Кастри, которая не только отвергла близость с избалованным женским вниманием романистом, но и прямо указала тому на его низкое положение. Очередной щелчок, да ещё какой!

Когда крутишься как белка в колесе, рано или поздно появляется желание спрыгнуть, ища спасительного убежища. Несмотря на всю беспощадность к себе (не просто так Оноре называл себя «конём Генриха IV»), иногда благоразумие брало верх, и сбегал даже он. И тогда Бальзака можно было найти либо в «тёплом гнёздышке» у мадам де Берни в Булоньере, либо в Саше у г-на де Маргонна; а то – опять в Ангулеме у гостеприимной офицерской четы Карро. И укрывался он для единственного: не отвлекаясь на дела насущные, писать, писать и писать… Чтоб никаких тебе кредиторов, ни пачек писем. Ведь письма следует, во-первых, прочитать; а во-вторых, на некоторые из них – ещё и писать ответы. И то и другое – в ущерб основной работе, которой (странное дело!) становилось всё больше и больше. А как же личная жизнь? – спросит кто-то. Тс-с: на горизонте появляется очередная аристократка.

Но не так быстро.

Однажды Оноре, перебирая письма, наткнулся на послание некой англичанки. Судя по тому, с каким пренебрежением автор послания относился к правилам орфографии, можно было думать, что это рука аристократки. Письмо лишь чудом нашло адресата, ибо на конверте было написано: Париж, господину Бальзаку. Ещё удивительнее, что письмо отыскало его в Саше, где в тот момент Оноре «отдыхал» у Маргоннов.

«Англичанка» крыла писателя на чём свет стоит, возмущаясь цинизмом в отношении женщин, с каким была написана «Физиология брака». Смелость загадочной незнакомки заинтересовала Бальзака настолько, что он соизволил написать ответ, в котором, искренне поблагодарив, указал, что «ваши укоры косвенно льстят мне, ибо они свидетельствуют о сильном впечатлении, произведенном моими книгами»{207}.

И в таком духе – на четырёх страницах убористого текста.

Подобная отзывчивость со стороны известного писателя не осталась незамеченной, и таинственный адресат уже во втором письме открыл своё имя, удивив и одновременно обрадовав.

Во-первых, незнакомка была вовсе не англичанкой, а француженкой; а во-вторых, как понял Оноре, Фортуна на сей раз решила-таки воздать ему должное: автором письма оказалась самая что ни на есть настоящая маркиза, и ко всему прочему – вдова. Случилось! Его поклонница – вдовая маркиза. Нет, это даже не совпадение – это шанс!

Бальзак вне себя от возбуждения. Неужели ему – сыну скромного интенданта! – удастся оказаться своим в обществе высших дворян?! Ведь написавшая письмо маркиза, вне всякого сомнения, голубых кровей. О, небо!

Клер-Клеманс-Анриетта-Клодина де Майе де ла Тур-Ландри, маркиза (позже герцогиня) де Кастри принадлежала к самой изысканной аристократии Сен-Жерменского предместья, поэтому знакомство с нею очень тешило болезненное самолюбие Бальзака – человека, чей род не мог похвастать ни собственным гербом, ни уж тем более достойным положением в парижском обществе. Эта рыжеволосая красавица вдова, с плечами, достойными кисти Тициана, являлась партией, на которую, конечно же, стоило обратить внимание.

Тем более что в этом деле имелись кое-какие частности. Так, у её отца, герцога де Майе, имелся замок близ Монлери – настоящий, средневековый. Одним словом, потомственный, а не тяп-ляп. Если копнуть глубже, то можно было набрести на ещё один замок – на сей раз дядюшкин, герцога Фиц-Джеймса, – того самого, что являлся незаконнорожденным потомком династии Стюартов. Так что в жилах маркизы де Кастри текла королевская кровь!

С этим самым герцогом Фиц-Джеймсом Оноре не раз встречался у Олимпии Пелисье. Вполне обычная история, когда знатного вельможу можно было встретить в салоне известной всему Парижу куртизанки.

Другая частность заключалась в том, что её бывший гражданский муж, Виктор фон Меттерних[67], от которого она имела ребёнка[68], являлся сыном австрийского канцлера.

Помимо этих, имелась ещё одна, незначительная на первый взгляд, но важная частность: маркиза была инвалидом. Однажды упав с лошади, она повредила позвоночник, после чего вынуждена была постоянно ходить в тугом корсете, поддерживавшем её больное тело.

Итак, получив письмо от Бальзака, маркиза, как уже было сказано, не стала жеманиться и быстро написала ответ, выразив глубокую признательность и рассказав о себе. Впрочем, главное заключалось не в этом. Намного важнее оказалось приглашение Оноре нанести маркизе так называемый ознакомительный визит. Тем более что ехать до великолепного парижского особняка на улице Гренель-Сен-Жермен было не так уж далеко.

Наконец-то, сбылось! Бальзак, сияя от счастья, сбился с ног. Уж он-то точно знал (заблаговременно наведя справки), что в придачу ко всем её замкам маркиза де Кастри, с её-то голубой кровью и в цветущем возрасте (всего-то тридцать пять!), была ещё чертовски красива! Итак, знатна, молода, красива, богата… старинный замок (с дядюшкиным – даже два!)… королевской крови… свободная вдова… Всё сходилось: он наконец-то нашёл ту, которую давно и тщетно искал. Маркиза де Кастри – не мадам де Берни, которая, хоть и большая умница, но, по сути, простолюдинка; и не герцогиня д’Абрантес – выскочка наполеоновского розлива, оказавшаяся в нужное время близ корсиканца, такого же выскочки. Где там голубая кровь?! Даже в жилах Бонапарта голубой крови не было ни капли, ни полкапли! Что уж говорить об остальных, сделавших успешную карьеру в годы Империи.

Маркизу де Кастри следовало рассматривать как наследную герцогиню с королевскими корнями. И эта женщина находилась совсем рядом, буквально в двух шагах…

Сказать по правде, Оноре потерял покой. Перед глазами возникала великолепная картина, когда во двор особняка маркизы въезжает новенький кабриолет писателя… пара английских породистых рысаков… грум на запятках кареты в умопомрачительной ливрее… Хлыстом в воздухе – ба-бах!.. ба-бах!.. Хотели видеть, госпожа маркиза – встречайте! Вот он я…

Первая встреча с аристократкой прошла в волнительном трепете. Со стороны маркизы отмечалось жадное любопытство увидеть того, с кем мечтали познакомиться и прикоснуться к его славе десятки тысяч женщин. Ну а Оноре… Он боялся лишь одного: обмануться в своих ожиданиях.

К счастью, всё сложилось прекрасно, они понравились друг другу. Наверное, г-жа де Кастри не могла не понравиться такому страстному мужчине, каким являлся Бальзак. Филарет Шаль так описывал маркизу: «Эта больная, искалеченная женщина, лежащая в шезлонге, томная, но не жеманная, ее благородное, рыцарственное лицо, профиль больше римский, чем греческий, волосы на очень высоком и очень бледном лбу»{208}.

Во время своего повторного визита Бальзак был щедр как никогда: он дарит маркизе несколько своих рукописей: «Полковник Шабер» («Мировая сделка»), «Поручение» («Le Message») и «Свидание». Госпожа де Кастри необыкновенно польщена.

«Но довольно о моих литературных делах, – пишет Бальзак маркизе. – Теперь, пожалуйста, позвольте выразить вам свою признательность, глубокую признательность за те часы, которые вы мне посвятили. Они навсегда запечатлелись в моей памяти, как дотоле незнакомые стихи, как мечты, что рождаются в минуты небесного блаженства, или те минуты, когда слушаешь прекрасную музыку. Я бы сказал вам, что начинаю страшиться столь сладостных и пленительных мгновений, если бы вы, как мне кажется, не стали выше таких банальных комплиментов; вам нельзя льстить, а нужно говорить только правду, это и будет свидетельство самого почтительного уважения»{209}.

Всё это уже наступление. На этот раз на боевом пути Оноре не форпост и даже не маломальская крепость. На его пути – настоящая цитадель. И взять её с ходу, понимает «завоеватель», вряд ли получится. Ни с ходу, ни грубым натиском, ни долгими уговорами. Цитадель берётся исключительно грамотным штурмом. Ну а то, что придётся штурмовать, Оноре ничуть не сомневался. Всё как всегда: каждая «крепость» требует индивидуального подхода.

В этот раз «штурм» напоминал истинное наслаждение. Как взявший след опытный сеттер, Оноре, чуть ли не затаив дыхание, начинает действовать. Бальзак вежлив, улыбчив и мил. Он – сама учтивость. Ведь на кону не куртизанка, а изысканная дама, которую заблаговременно следует изучить, выявив её слабые и сильные стороны. Из сильных бросались в глаза ум и серьёзность этой женщины. Опытный сердцеед Оноре сразу понял, что играть с маркизой в кошки-мышки вряд ли получится; в любом случае это будет непростая игра. Ведь госпожа де Кастри ещё и чрезвычайно проницательна. Не угодить бы самому в ловушку, выказав себя полным ничтожеством. Поэтому приходилось осторожничать. И наступать следовало со стороны её слабостей – чувственности, самовлюблённости и желания иметь рядом крепкое плечо. Ну а то, что все женщины падки до лести, это Оноре было известно и до встречи с маркизой. Так что учтивость и осторожность! И… тонкая лесть.

Журналист Арман Баше[69] отмечал: «По отношению к женщинам Бальзак был таким, каким показал себя в некоторых книгах – обаятельным, умеющим находить с ними общий язык; он никогда не торопил события, он хранил достоинство и ухитрялся войти к ним в душу; Бальзак многим обязан женщинам. Он обязан герцогине де Кастри тысячей рассказов из современной жизни…»{210}

За всем этим романист не сразу заметил, что госпожа де Кастри уже вовсю забавлялась стеснительным увальнем. Она умело строила глазки, призывно смеялась, чувственно дышала, заставляя кавалера краснеть от тайных нескромных мыслей, роем круживших в его холостяцкой голове. А ещё запросто разрешала молодому человеку просиживать у нее в будуаре до самой ночи. Впрочем, Оноре это чрезвычайно нравилось, ибо подобные отношения будоражили всё его естество.

Не нравилось другое: маркиза явно переигрывала его. Даже завлекая, она старалась держаться крайне осторожно, на позволительном для себя расстоянии. На таком расстоянии, что пару раз очень-таки легонько хлопнула ладошкой по его вмиг вспотевшей пятерне, потянувшейся куда не следует. Неужели всё то же, сомневался Оноре, – про сверчка и шесток? Ох уж эти маркизы и герцогини – с ними одна морока!

Впрочем, вздыхал влюблённый, ещё не вечер. Тем более что этих вечеров, судя по нешуточной обороне, будет не один и не два. Да хоть бы и двадцать два – он добьётся своего!

Маркиза де Кастри, как скоро понял Оноре, оказалась намного умнее, чем он предполагал. Кошки-мышки (в пользу обольстительницы) остались позади: теперь она его нещадно эксплуатировала, склонив публиковать статьи в пользу легитимистов, во главе которых стоял её незабвенный дядюшка, герцог Фиц-Джеймс.