Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

С появлением денег Бальзак расширяет жилище. Он остаётся жить в доме на улице Кассини, но, оставив за собой первый этаж, перебирается на второй. Богатые ковры, мебель красного и чёрного дерева, позолота, мраморная ванна… Хорошо, когда ты молод и богат. Только надолго ли?

Эдмон Верде: «Бальзак страстно любил роскошь, величие, пышность, изобилие. Даже если бы он разбогател, он продолжал бы делать долги, потому что наверняка дал бы волю своему вкусу к роскоши, а это открыло бы ему широкий кредит. Но он не мог сделать этого теперь, когда ему нечем было оплачивать старые и новые долги, как только тем, что выходило из-под его пера! Насущное, излишнее, роскошь, фантазия! В его бюджете две последние статьи стояли на первом месте. А между тем пристрастие к роскоши приводило его нередко к опрометчивым тратам, а еще чаще, быть может, к бессмысленной и мелочной бережливости. Ему весьма часто приходилось страдать от этой страсти, вернее, от бедственного его материального положения. Отсюда постоянные его сетования, отсюда многочисленные поступки, противоречившие широте и величию его натуры»{198}.

В погоне за удовольствиями, которых ему не хватало, Бальзак мчится вперёд, не оглядываясь по сторонам. Однако собственные книжные герои не отпускают Оноре ни на шаг. Они копошатся в голове, прыгают перед глазами, стучат по письменному столу, требуя заботы и внимания. Иногда забираются туда с ногами и начинают паясничать. Эти забияки ведут себя как избалованные дети, будучи в полной уверенности, что их никогда не обидят и не бросят умирать с голоду.

Гюстав Ле Бризуа Денуартер сравнивает героев Бальзака с некими квартирантами: «…Как только он [Бальзак. – В. С.] заканчивает роман, все действующие лица этого романа, добрые и злые, изящные и уродливые, исчезали из его памяти, как уходят жильцы из квартиры, срок аренды которой истёк; их место занимали новые квартиранты, перестанавливающие всю обстановку по-своему, располагающиеся в его воображении, пока им тоже не придет время отсупить перед новыми пришельцами»{199}.

Ги де Мопассан позже напишет: «Персонажи Бальзака, не существовавшие до него, казалось, вышли из его книг, чтобы вступить в жизнь».

Бальзак – Зюльме Карро: «Целый месяц я не отойду от письменного стола: я швыряю ему свою жизнь, как алхимик бросает свое золото в тигель»{200}.

Из другого его письма Зюльме: «Я живу под игом самого беспощадного деспотизма – того, на который обрекаешь себя сам. Я тружусь день и ночь… Никаких удовольствий… Я невольник пера и чернил, настоящий торговец идеями»{201}.

И всё же Оноре чуть-чуть лукавит. Для тех, кого он добивался, у Бальзака всегда находилось свободное время. И тогда из «невольника» он превращался в страстного обольстителя.

После выхода «Шагреневой кожи», сделавшей её автора по-настоящему знаменитым, Бальзак стал у женской половины человечества, что называется, нарасхват. И дошедшие до нас письма говорят сами за себя.

Из письма Зюльмы Карро Бальзаку, 8 ноября 1831 года:

«Прошло уже и 20 августа, и 20 сентября, а затем и 20 октября; я все ждала вас, но тщетно: ни одного слова, ни одного свидетельства, что вы помните меня! Нехорошо это, Оноре. Я была сильно огорчена, хотя и не отнесла еще вас к числу тех друзей, которых мы уже не решаемся называть друзьями с той поры, как покинули Политехническое училище. Одно только и смягчило для меня горечь столь полного забвения: я приписываю его лишь новым успехам, которых вы, без сомнения, за это время добились… Вы по-прежнему можете рассчитывать на меня, когда почувствуете потребность излить душу… Да, Оноре, вы должны уважать меня в такой степени, чтобы, так сказать, держать в резерве; и если какая-либо несбывшаяся надежда омрачит вашу радость, если разочарование ранит ваше сердце, тогда вы призовете меня и увидите, что я достойным образом отвечу на ваш зов»{202}.

Дельфина де Жирарден – Бальзаку, 9 мая 1832 года:

«Мы вас целый век не видели. Приходите к нам завтра вечером, расскажете, что у вас новенького. Вас будет ждать страстный поклонник последней вашей книги и добрые друзья, которые не могут простить, что вы их забываете… До завтра, хорошо?..»{203}

Бальзак молод, популярен, в расцвете творческих сил; книги писателя хорошо знают даже за пределами родной Франции, он становится модным. Страсть и энергия в теле Оноре так и клокочут, а романы плодятся как из рога изобилия.

«Он ненасытен более чем кто-либо, – пишет Андре Моруа. – После одной книги – еще десять других; после одной женщины – другая; после успеха – триумф! Было нечто вульгарное в этой неиссякаемой жажде наслаждений, в стремлении взять реванш, в непрерывных подсчетах тех материальных благ, которые может принести литература, в необузданной жадности к коврам, картинам, мебели. Но, вожделея ко всему этому, он был способен отказаться от всего ради творчества. Вдохновение и одержимость художника всякий раз, когда это было необходимо, превращали жуира в затворника»{204}.

Оноре по-прежнему обожает женщин! Однако, познав по прошествии времени вкус славы, он, как ни покажется странным, становится несколько осторожнее.

«Женщины… обычно видят в человеке талантливом только его недостатки, – однажды напишет он, – а в дураке – только его достоинства; к достоинствам дурака они питают большую симпатию, ибо те льстят их собственным недостаткам…»

«Талант – перемежающаяся лихорадка, и у женщин нет охоты делить только его тяготы, – все они смотрят на своих любовников как на средство для удовлетворения своего тщеславия. Самих себя – вот кого они любят в нас!» («Шагреневая кожа»).

Бальзак и женщины… О, это целая философия.