Секретарь райкома

Организатором Е. Якимов был одаренным, и потом, через много лет, по его просьбе я переводом назначил его начальником стройуправления КТГУ в Красноярске, выделил ему хорошую квартиру. А вот здесь он не смог продуктивно работать – другие условия, не те кадры, и потом он уехал обратно на прииск, но, к сожалению, скоро умер от сердечного приступа. Такие яркие личности, видимо, долго в нашем мире не живут.

Прииск Мурожный, как я уже отмечал, был всегда особый – не от мира сего, на отшибе, в глухомани, кроме работы там нечем заняться цивилизованному человеку. После Е. М. Якимова там были другие начальники прииска. И вот об одном случае хочу рассказать. Был начальник, увлекавшийся приисковыми женщинами. Из-за этого у него испортились отношения с женой. Разгулялся так, что три дня не появлялся дома. Однажды приехал на прииск специалист по делам из комбината. Он оказался однокурсником жены начальника прииска. После окончания рабочего дня начальник прииска стал приглашать приезжего гостя к себе домой на ужин, говорит: «Жена моя будет очень рада тебя видеть у нас в гостях». Гость не удержался от приглашения и решил пойти, хотя выпивок он избегал.

Подходят они к дому, начальник прииска постучал в дверь, жена спросила: «Кто?», – он ответил: «Свои», – и пропускает вперед гостя. А было на улице уже темно. Дверь открывается, и с криком: «Вот тебе, подлец беспутный», – в гостя полетело полено. Удар был нанесен с такой силой, что сбил гостя с ног. Большая шапка спасла его от худого. Здесь уже на жену набросился муж: «Что ты наделала, дура?» В общем, ЧП, и о нем потом узнал весь прииск. Я рассказываю об этом случае потому, что он имеет частое повторение в обычной жизни, и об этом следовало бы помнить всем гостям в подобной ситуации. Когда приглашают в гости, подумай: а не средство ли это для примирения в семье?

На Ишимбинском прииске работал начальником Сергей Владимирович Певцов, по профессии геолог, толковый был организатор. Я всех начальников приисков и драг знал лично и всегда их высоко ценил за трудолюбие, личную ответственность за дела, и они никогда не подводили районное руководство. Я не знал случая, чтобы какая-то драга не работала, остановилась из-за разгильдяйства или потому, что бригада не вышла на смену.

Объединение двух районов сплотило оба дражных коллектива, они часто стали обмениваться опытом работы, дружить. И нужно отметить, что северяне были сильнее, чем южане, в развитии новых производств – там были уже построены новые электрические, более мощные, драги и автоматизированы многие процессы дражной технологии извлечения металла – драги № 121 и № 251, начался завоз драги № 122 на прииск Вангаш и № 124 на Тею, в районе прииска Суворовского. На юге же только начиналось строительство драги № 123 на Партизанском прииске. Но такого поколения дражников, с которым мне пришлось работать в конце и начале 60-х годов, пожалуй, в жизни не будет. Пришли другие времена и другая обстановка, которая таких трудовых героев не рождает и не воспитывает.

С работой лесной отрасли народного хозяйства я впервые столкнулся на Ангаре. Несмотря на то что и в Cеверо-Енисейском районе много заготовляли леса на топливо и строительство, таких объемов там не было, и технология лесозаготовок на Ангаре совершенно иная – силами специализированных государственных леспромхозов. В основном их технологическая цепочка такова: валка леса и его складирование на так называемых верхних складах, там часто происходила и их раскряжовка, в последние годы древесина складировалась хлыстами. Потом эти кряжи или хлысты везли на нижние склады, расположенные на берегах рек для сплава, там их складировали ярусами, и, если нужно, разделывали в товарную продукцию по сортам – деловая, дрова и так далее. И третья операция, замыкающая технологическую цепь, – сплав леса до генеральных рейдов, откуда он плотами сплавлялся до потребителей – лесопильных заводов, ныне в Лесосибирске и Игарке.

Когда я приехал в Мотыгино, то в тот период ангарские леса района еще были почти нетронуты, лесозаготовки велись преимущественно в бассейнах рек Тасеево, Усолки, Бирюсы. Аналогичная картина была тогда и у соседей в Богучанском районе, но на их лес уже вовсю зарились наши совнархозовские лесодобытчики. Ангарская сосна является лучшей хвойной древесиной мира по всем параметрам – и своей внешней красотой, длиной ствола (корабельный, мачтовый лес), количеством смол, она широко применяется в строительстве и столярном деле. Но взять ее с корня и отправить потребителю было довольно сложным делом ввиду отсутствия транспортных путей. Единственным в то время был водный путь, и им стали широко пользоваться на Ангаре и ее притоках.

Заготовка велась в основном вблизи речек, чем, конечно, подрывали водные ресурсы, несмотря на запрет не брать лес в водоохранной зоне. Срубленный лес весной в период паводка шел по рекам сплошь молевым сплавом с бассейнов рек Чуны и Бирюсы, даже из Иркутской области, с Абанского, Тасеевского и Богучанского районов в реку Тасеево. А здесь, в Первомайской запани нашего района, а потом уже в генеральном Кулаковском рейде его перерабатывали по сортности и вязали в плоты, которые шли до Енисея, и дальше до Игарки и Дудинки. По Ангаре лес в основном шел в плотах, редко в кошелях. Ангарский лес шел в основном на экспорт, лесники хвалились этим, государство за него получало валюту, а лесозаготовители – дулю.

Ведущим лесопромышленным предприятием района тогда считали Тасеевскую сплавную контору с местом дислокации самой конторы в п. Первомайске, расположенном недалеко от устья реки Тасеево в Ангару. В нее входили лесопункты в Слюдруднике, Кулаково, Усолке, Бурном и многочисленные пункты приема леса в бассейне Тасеево. Весь принятый лес сплавлялся уже силами сплавконторы, и она несла ответственность за сохранность находящегося в пути леса. Раньше была одна запань, но поскольку она теперь не справлялась с заготовленным лесом, при мне начался строиться Кулаковский рейд, один из крупнейших в СССР, с ним соперничал потом лишь один из генеральных рейдов на реке Каме.

Директором Тасеевской сплавной конторы был самый известный в крае и в Союзе сплавщик Николай Иванович Макаров, известный в крае не только своими деловыми качествами, но и похождениями, напористости, смелости, чудачеством и юмору. Был он очень мудрым человеком, хорошо знал мораль и философию советского большого начальника, умел и систематически крепко выпивал, и кого-нибудь мог насмешить при этом. Макарова знал каждый лесник и пароходчик на Ангаре как легендарную личность, и его уважали и взрослые, и малые.

Николай Иванович – запоминающаяся личность во всех отношениях: высокий ростом, немного сутулый, с продолговатым худым лицом, с горбатым узким длинным носом, всегда вольно, неряшливо одет, на ногах то бродни, то какие-то унтайки, то ботинки с длинными узкими носами, брюки никогда не гладились. На плечах всегда какой-нибудь зипун, куртка несвежая по сроку носки, выбрит не чисто, непричесанный. Он, оказалось потом, опережал свое поколение по моде, одежде – глядя, как сегодня ходят мужчины, – но только с разницей в том отношении, что его одежда была ситцевой, суконной или из плохо выделанной кожи, а не сегодняшние иностранные куртки и дубленки. Всегда во рту папироска, и всегда с улыбкой. Правда, он всегда знал, кому руку подать, а кого подальше послать. Мне лично его внешность всегда напоминала образ Челкаша, созданного артистом Поповым, из кинофильма. В детстве он был беспризорником, скитался по столичным улицам. Потом, как только их стали после революции вылавливать, попал в колонию. Ему посчастливилось быть в числе беспризорников, принятых М. И. Калининым, всесоюзным старостой, и определившим его в ПТУ, потом в техникум, а после окончания этого учебного заведения он и поехал в Сибирь.

Приехал на Ангару до войны, потом прошел здесь все ступеньки роста руководителя, от мастера до директора. В начале войны ушел на фронт, а оттуда пришел в звании майора, был начальником штаба полка, и снова на любимую работу. За храбрость и мужество награжден многими орденами и медалями. С Макаровым связаны и все юмористические истории ангарских и тасеевских лесников, поскольку он был их персонажем. Его нельзя было назвать хулиганом, хотя он наизусть знал «Луку Мудищева» и другие вещи и всегда в пьяной компании их читал. Он был начитан, знал русскую классику. Пил часто и много, но пьяным его никто на улице не видел.

Еще при совнархозе его решили снять с должности за какое-то происшествие или случай, связанный с его вольностью. Был уже подготовлен проект приказа о снятии, его вызвали на заседание совета. Он впервые, наверное, был одет прилично, строго, как говорится, по форме, и ждал, когда его вызовут. Вдруг объявляется перерыв заседания красноярского совнархоза. Люди выходят из зала перекурить, промяться. Сидит на стуле Николай Иванович. Перерыв окончен, в приемную выходит председатель П. Ф. Ломако, он знал в лицо Макарова, и говорит: «А ну заходи, большой!» Макаров вскакивает со стула по стойке «смирно», и, щелкнув каблуками по-военному, говорит: «Петр Фадеевич, я не большой, я длинный, вы большой!» Ломако эта лесть, видать, сильно понравилась от такого «разбойника». Сам он был низкого роста.

Заседание продолжилось, и было доложено о стольких недостатках в работе Тасеевской сплавной конторы, что, безусловно, хватало для снятия Макарова с должности директора, и предложение комиссии было такое. Но Ломако рассудил по-другому и вынес другое предложение – объявить строгий выговор и предупредить, что это ему прощается в последний раз.

Макарова иногда вызывали в Министерство лесной промышленности СССР, его хорошо знали все министры этой отрасли в период его работы. Однажды он зашел в ресторан гостиницы «Националь» со своим приятелем. А в те сталинские времена этот ресторан часто посещали иностранцы, почти за каждым третьим столиком сидели стукачи, агенты НКВД, которые подслушивали, кто и о чем говорит, и фиксировали разговоры. Николай Иванович подпил и своему приятелю вроде как по секрету говорит: «А ты знаешь, кто я такой по родословной?» Тот ему, тоже выпивший, отвечает: «Нет, не знаю». Тогда ему Николай Иванович поведал: «Я внебрачный сын Николая Второго». Эти «откровения» подслушал стукач, установил за ним слежку в Москве, доложил в свой центр, где приняли решение проследить эту личность до самого Красноярска. И когда прибыли в Красноярск и сообщили об этом «царском отпрыске» местным работникам НКВД, то над москвичами здесь посмеялись, зная Макарова, и дальше до Первомайска его не сопровождали. Ведь даже по физиономии нельзя было подумать о его благородном царском происхождении. Так рассказывали о Макарове, может быть, и сочиняли.

Как-то весной мне в райком пришла срочная телеграмма от первого секретаря крайкома А. А. Кокарева, в которой говорилось: «В связи с высоким уровнем паводка в одном из леспромхозов в Иркутской области случилась большая авария – снесло в реку Чуна более 300 тысяч кубометров древесины, лес несет по реке Тасеево. Примите исчерпывающие меры для спасения леса и задержания его в запанях Тасеевской СПК». Я сразу связался по телефону с Макаровым, передал ему текст телеграммы, он мне сказал по-военному: «Есть, будут приняты меры!» А сам, конечно, рассудил: как же он может развернуть запани, когда по Тасеевой идет сплошной ледоход? Через несколько часов он мне докладывает: «Запани развернуть физически невозможно!» Но я ему говорю: «Ведь что-то можно сделать, чтобы задержать лес?» Он отвечает: «Ничего нельзя». Я посетовал. Ведь нас крайком просит. Он мне отвечает: «Виктор Андреянович, каждый человек прежде всего беспокоится за свои я..ца, так и я». Однако, как я потом узнал, он принял все меры, часть леса задержал, около половины, но никому об этом не сказал, a присвоил этот лес для Тасеевской сплавной конторы.