Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

…Вена в мае – всё равно что очутиться в Эдемском саду: ощущение истинного блаженства. Город встретил Бальзака приятным теплом, ярким солнцем и каким-то едва ощутимым благодушием. Эвелина вновь постаралась, забронировав ему шикарный номер в отеле «Под золотой грушей» на Ландштрассе близ Пратера (рядом с домом, где разместились Ганские)[111].

Говорят, по прибытии в Вену Бальзак тут же предпринял попытку увидеть любимую женщину. Может быть. Хотя на самом деле он, конечно, никуда не побежал: подойдя к широченной гостиничной кровати, Оноре ничком упал на неё и заснул крепким сном.

Недельная поездка выдалась нелёгкой, хотя достаточно интересной. Дорога пролегала через Германию, где он ещё раз повидался с князем Шенбургом и вместе с ним получил приглашение в замок Венхайм (близ Гейдельберга). Там Бальзак встретился с леди Элленборо – обворожительной великосветской дамой, которая произвела на Оноре неизгладимое впечатление.

Не менее удивительной оказалась биография этой женщины, которой к тому времени не было и тридцати. В семнадцать лет она вышла замуж за генерал-губернатора Индии, затем являлась гражданской женой князя Феликса Шварценберга[112]. Выйдя замуж за Карла Хериберта фон Веннитгена, стала фавориткой короля Людовика I Баварского. Впрочем, связь с баварским королём не помешала этой великосветской куртизанке иметь ещё одного любовника в лице уже названного нами князя Шенбурга. Авантюристка до мозга костей, в 1836 году леди Элленборо решится сбежать с каким-то греком, который окажется всего лишь промежуточным звеном между фон Веннитгеном и бедуинским шейхом, за которого повторно выйдет замуж.

Можно представить восторг нашего героя при общении со столь неординарной красавицей. И, кто знает, не будь в жизни Бальзака Эвелины Ганской, возможно, писатель вряд ли удержался бы от приступа очередной «цитадели».

Но вернёмся в Вену.

Если бы Оноре проспал весь первый день, который судьба подарила ему для встречи с Эвелиной, то он никогда не простил бы себе этой оплошности. Именно поэтому уже ближе к вечеру он наконец у Ганских. Ева! Он не видел её почти полтора года. И вот эта женщина вновь перед ним, она совсем рядом. Правда, между ними опять… пан Ганский. И от внимательного взгляда ревнивого мужа никуда не спрятаться. Тем не менее Бальзак чрезвычайно рад этой встрече. А вот Эвелина…

Ева, как заметил Оноре, в этот раз держалась как-то странно – то ли отчуждённо, то ли… В любом случае Ганская показалась ему слишком напряжённой. Насторожился и Бальзак: он никак не мог понять, в чём причина такого поведения Евы. Оказывается, Эвелину смутил внешний вид Бальзака: в своём синем фраке и чёрных панталонах писатель на фоне остальных выглядел вычурно-нелепо, если не сказать – неряшливо.

Впрочем, сам Оноре и ухом не повёл, ограничившись тем, что после встречи написал Еве письмо, в котором сделал странную приписку: «Неряха и грязнуля». Уже из этого становится понятно, что именно Ганская «при случае» шепнула Оноре относительно его внешнего вида.

Однако Эвелина зря волновалась: внешний вид романиста ничуть не повлиял на его невиданную популярность. Здесь, в Вене, Бальзак впервые усомнился в необходимости приезда сюда в шикарной карете, нанятой у Панара и Приера, обошедшейся ему (вместе с ливрейным лакеем) в немалую сумму. Пыль в глаза для австрийцев оказалась ни к чему. Он-то боялся, что все эти шварценберги и любомирские будут смотреть на него сверху вниз, насмехаясь над «нищим» литератором, но на поверку всё оказалось далеко не так. К его большой радости, венцы прекрасно знали многих бальзаковских героев, следовательно, и самого автора. Причём они его (Бальзака) обожали! К слову, романист был любим не только среди почитателей его творчества, но и в том самом высшем свете, к которому он относился с большим пиететом. И всем этим людям, как быстро понял писатель, не было никакого дела ни до его нарядов, ни до внешнего вида, ни даже… до знаменитой трости! Каждый мечтал лишь об одном: увидеть Бальзака! Всего лишь – увидеть. И за верх счастья – познакомиться. И это при том, что парижские писаки-завистники (речь о журналистах) едва не сделали из Оноре настоящего «парня для битья», этакое посмешище.

Бальзак – г-же Ганской: «Я не могу работать, зная, что мне надо куда-то идти, и никогда не сажусь за письменный стол на час или на два. Вы все так хорошо устроили, что я улегся в постель только в час ночи… Я собирался утром полюбоваться Пратером, когда там еще никого нет. Если бы вы пожелали отправиться туда вместе со мной, было бы очень мило; поскольку я лишь завтра примусь за “Лилию долины”, мне придется работать поначалу по четырнадцать часов в сутки, чтобы наверстать упущенное. Я поклялся либо написать эту книгу в Вене, либо броситься в волны Дуная»{326}.

Итак, в Вене Бальзак нарасхват. И это своего рода лечебный бальзам для израненной души Оноре. Дувшаяся поначалу Ганская начинает быстро понимать, как она была неправа, когда в первый вечер накинулась на бедолагу со своими несправедливыми укорами. Эвелина ошиблась. Она явно недооценила своего друга. За последние полтора года многое изменилось: за это время французский романист Оноре де Бальзак стал почитаем во всём мире! И теперь она хочет, чтобы «маркиз де Бальзак» как можно чаще пребывал именно рядом с ней.

Но не тут-то было! Во-первых, даже находясь в Австрии, Бальзак ни на день не прекращает писать, одновременно работая над правками в рукописях. И если бы не Эвелина, он бы так и просидел все дни в гостинице. Но Ганская не даёт ему ни минуты покоя. В окружении обворожительной польки (и её мужа, конечно!) Бальзака видят то здесь, то там. Аристократы сбились с ног в желании заполучить знаменитость «в гости к нам».

20 мая Бальзак (и Ганские) на приёме у князя Клеменса фон Меттерниха, на тот момент – государственного канцлера Австрии. Его третья супруга, княгиня Мелани Зичи-Феррарис, вспоминала, что её муж, обращаясь к Бальзаку, якобы сказал ему: «Сударь, я не читал ни одного из ваших сочинений, но о вас я знаю. Мне ясно, что вы безумец и развлекаетесь за счет других безумцев, которых надеетесь вылечить с помощью еще более грандиозного безумия»{327}.

Со стороны князя данное высказывание, безусловно, носило шутливый характер, не исключавший, к слову, присущего князю остроумия. Ласковый приём австрийским канцлером французского писателя, который, по слухам, слыл легитимистом, явился неким намёком Луи-Филиппу, что его страна не против народа Франции, однако, что касается Трона и вокруг него, то здесь имеются большие вопросы – в частности, к самому королю, «укравшему» своё монаршество.

«Луи-Филипп был для Меттерниха и императора Франца узурпатором чужого престола, – пишет Х. Инсаров. – Если сам Меттерних нередко скрывал свое мнение по некоторым соображениям, то его близкие, наоборот, высказывались без стеснения. В особенности непримиримой была княгиня Меттерних, слова которой однажды чуть не привели к дипломатическому столкновению между Австрией и Францией. Это случилось так. На балу во французском посольстве, в январе 1834 года, французский посланник Сент-Олэр, увидев на княгине Меттерних великолепную диадему, сказал ей следующий комплимент: “Какие чудные у вас бриллианты, они как будто из царской короны”. – “Каковы бы они ни были, – отвечала гордая легитимистка княгиня Меттерних, – я их, по крайней мере, не украла!” Когда в начале 1835 года двое из сыновей Луи-Филиппа предприняли путешествие по Европе, император Франц нарочно уехал из Вены, чтобы не встречаться с ними. Этим самым отвращением к узурпатору-королю, подобравшему свою корону на баррикадах Июльской революции, объясняется и отказ, на который наткнулся герцог Орлеанский – наследник Луи Филиппа, когда в 1836 году он просил руки одной австрийской эрцгерцогини»{328}.

Вслед за князем фон Меттернихом Бальзака буквально рвут на части. На сей раз г-жа Ганская во всеоружии: сейчас именно Ева определяет, принимать то или иное приглашение или вежливо отказаться. Вполне понятно, что первыми в списке «желанных» визави исключительно польская знать – Любомирские, Ланкораньские и прочие; все «помельче» – на потом. Однако это не мешает Бальзаку встретиться с известным востоковедом бароном Иосифом фон Хаммер-Пургшталем[113]. Восхищённый талантом писателя, барон дарит ему уникальный талисман «Бедук», который, если верить учёному, якобы будет не только охранять, но и существенно помогать во всех его житейских делах.

Барон слыл известным знатоком в подобных вещах. Именно поэтому Бальзак ничуть не сомневался в волшебстве подаренного ему камня, считая (и всем об этом будет охотно рассказывать), что «Бедук» восходит к прародителю Адаму, принадлежал некогда пророку Магомету, потом попал к Великим Моголам[114], у которых был похищен каким-то англичанином, продавшим раритет одному из немецких князей. На кольце был выгравирован магический квадрат из девяти цифр, в сумме составлявших цифру пятнадцать. И, если верить Оноре, можно было озолотиться, вернув Великому Моголу данный раритет, за который тот сулил «тонны золота и бриллиантов».

Встретился Бальзак и с местным поэтом – бароном фон Цедлицем, который не произвёл на Оноре ни малейшего впечатления («пустая трата времени», скажет он Эвелине).

Встречи в окружении знати – лишь полдела: Оноре желает в полной мере насладиться Веной и австрийскими достопримечательностями. Вместе с князем Шварценбергом он посещает места былых баталий – например, Асперн и Эсслинг, а также Ваграм, где в июле 1809 года армия Наполеона Бонапарта одержала блистательную победу над австрийскими частями эрцгерцога Карла. Бальзаку необходимы впечатления, ведь он задумал новый роман «Битва».

Во время раутов рядом с романистом постоянно присутствуют Ганские, хотя это лишь усугубляет отчаяние Оноре. Он с тоской смотрит в сторону Эвелины. Их венские встречи – полная противоположность тому, чтоб было в Швейцарии. Муж Евы во всеоружии, он постоянно трётся рядом, не отпускает жену от себя, будто привязав невидимой цепью. Да и сама Эвелина после непростительной ошибки, допущенной Оноре с двумя любовными письмами, оказавшимися в распоряжении ревнивого супруга, ведёт себя крайне осторожно. Ласковый взгляд, едва заметная улыбка, ободрительный кивок – вот всё, чем Ева может выразить ему свои искренние чувства. Безусловно, она его любит и обожает, в чём Оноре ничуть не сомневается. Но всего этого очень мало! Ведь он приехал сюда не для того, чтобы встречаться с какими-то поляками, каждый день натыкаясь на приторную мину пана Ганского. Из всех присутствующих хотелось видеть только одну – ЕВУ! И никого больше. Желаннее всего – почувствовать Эвелину в своих объятиях.

Однако оказаться наедине никак не удавалось. Даже сорвать желанный поцелуй – никак и нигде. По всему выходило, что в этот раз он вернётся в Париж несолоно хлебавши, так и не добившись желаемого. Смирившись со своей участью, Оноре продолжает ездить, наносить вежливые визиты и… купаться в собственной славе. Но во всём этом блеске не хватало главного – полного присутствия счастья.