Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Повреждение сухожилия не прошло бесследно. Полтора месяца в постели – немалый срок. Ни денег, ни возможности даже сбегать в типографию.

В августе 1839-го Бальзак, пребывая в отчаянии, пишет Ганской:

«Жарди грозит гибель. А ведь я уже почти закончил стройку, остались какие-то пустяки. Но мне все равно не жить спокойно, пока я не расплачусь со всеми, кому должен, а должен я целое состояние. Тысячефранковые билеты проваливаются, как суденышки в море. Литературный труд становится все неблагодарнее. Издатели хотят получить все рукописи сразу, а критики считают, что я слишком много пишу»{383}.

Тем не менее то было особое время в жизни Оноре – время развлечений, когда он вволю забавлялся, играя в придуманную самим же игру. Когда стало ясно, что кредиторы распознали о его новом местонахождении, пришлось занимать оборону. В случае появления на горизонте непрошеных гостей один из соседей подавал ему знак, и после этого в доме Бальзака начиналось нечто невообразимое. Самое ценное (вплоть до серебряного подсвечника и этажерки из красного дерева) уносилось на первый этаж. В результате в кабинете хозяина оставались один письменный стол и пара стульев, а в спальне – одинокая кровать. Судебному исполнителю Бальзак с невинным видом заявлял, что нижний этаж принадлежит графине Висконти, ну а кабинет и спальня, действительно, его. Хотите взять стол – берите; нравятся стулья – забирайте. Да, ещё туалет…

Раздосадованные служители Фемиды уходят ни с чем. Игра в кошки-мышки закончена, пора всё заносить обратно. Но сколько верёвочке не виться…

А вилась она до тех самых пор, пока не запуталась в ногах некоего ростовщика, который с дотошностью усердного стряпчего принялся распутывать клубок. Тогда-то он и наткнулся на… обман. Поняв, что вскрыл целый преступный сговор, чинуша сильно рассердился. А потом… подал иск в суд. Но не на главного виновника сговора, а на графа Гидобони-Висконти.

Истец, в частности, указал: «С одной стороны, как укрыватель, видимо, убрал в недоступное место часть меблировки г-на Бальзака, с другой стороны, участвовал в вывозе упомянутой мебели из имения Ле Жарди. Помимо того, граф сознательно старался лишить кредиторов г-на Бальзака значительных ценностей, которые служили им залогом их требований. Тем самым он нанес им ущерб, который должен быть возмещен»{384}.

Небеса разверзлись, и грянул гром. «Жарди» обошлось Бальзаку слишком дорого, и чтоб сейчас свести концы с концами, этот самый «дом на холме» с фруктовым садом, в котором он так мечтал выращивать ананасы, следовало срочно продавать. В который раз мечты Оноре на глазах превращались в несбыточные иллюзии.

Из письма Зюльме Карро (ноябрь 1839 г.):

«…Жарди должно было составить мое счастье во многих отношениях, а оно разорило меня. Больше не хочу иметь сердце. Поэтому я весьма серьезно подумываю о женитьбе. Если вам встретится девушка лет двадцати двух, богатая невеста с приданым в двести тысяч или хотя бы в сто тысяч франков, лишь бы ее приданое можно было употребить для моих дел, вспомните обо мне. Я хочу, чтобы моя жена могла приноровиться к любым обстоятельствам моей жизни, могла бы стать женою посла или усердной хозяйкой в Жарди. Но никому не говорите – это секрет. Она должна быть девушкой честолюбивой и умной…»{385}

Зюльма Карро пишет в ответ: «Я не знаю ни одной девицы, отвечающей поставленным вами условиям… Брак – дело серьезное»{386}.

Итак, иллюзии рассеивались. Сумма, нависшая очередным дамокловым мечом над согбенной спиной романиста, ошеломляла своей грандиозностью. Двести тысяч – это явная кабала, которую вряд ли когда удастся сбросить. «Жарди» Бальзака – это два дома и 4,4 гектара земли. Земля обошлась Оноре в 10 тысяч франков, постройки – в 42 тысячи. Он явно переоценил свои возможности.

Беда не приходит одна: одновременно с этим у Оноре окончательно портятся отношения с Сарой и ей мужем, графом Висконти, главными «донорами» последних месяцев. Даже этой чете становится слишком обременительно платить по счетам вечного должника. Деньги никогда не способствуют укреплению дружеских отношений, скорее – наоборот. Бальзак в который раз оказался один на один со своей бедой.

Расставаться с домом и садом очень не хотелось. Очередная иллюзия летела в тартарары. И Бальзак в последний момент вынашивает надежду сохранить своё детище: он организует некую псевдопродажу. Схема незамысловата: продать дом и участок за ничтожные пятнадцать тысяч верному человеку, чтобы через какое-то время можно было выкупить вновь. Но не тут-то было! Подобные уловки были хорошо известны с древних времён, поэтому раскусить затею Бальзака ушлым «бумагомарателям» не составило большого труда. Кредиторы, не довольствуясь крохами с барского стола, быстро смекнули: усадьба продана на подставное лицо, но владельцем её по-прежнему является г-н де Бальзак. Поднялся шум.

Дабы поскорее отделаться от настырных слепней (некий Фуллон уже который месяц теребил должника чуть ли не ежедневно!), Бальзак срочно продаёт «Жарди» менее чем за двадцать тысяч франков. И это при том, что затея с «Aux Jardies» обошлась незадачливому «ананасовому фермеру» во много раз дороже – в десятки и десятки тысяч!

Он вновь у разбитого корыта. Даже если осуществить немыслимое – издавать по пять романов в год! – даже в этом случае, понимает Оноре, из кабалы не выбраться.

Стоит напомнить, что именно в Жарди Бальзак приступил к написанию «Крестьян» («Les Paysans»). Читатель увидит роман лишь в 1844 году, хотя он так и не будет закончен. К слову, в качестве рабочего названия автор воспользовался пословицей «Кто с землей, тот с войной» (Qui a terre a guerre). Для Оноре эпопея с загородным домом вылилась в сплошное противостояние. То была настоящая война – со строителями, со злым соседом, с кредиторами, а также с собственными страстями. И в этой войне неисправимый оптимист отнюдь не считал себя побеждённым…

Au revoir, «Aux Jardies». Au revoir, сладкие иллюзии. Au revoir…

А ведь он мечтал разводить ананасы!..