Вкус манго

ГЛАВА 13

— Мариату! Мариату! — позвал Мохамед.

Я возвращалась от башенных часов усталая и грязная после целого дня попрошайничества. Мне хотелось только поесть риса с соусом и овощами, если Абибату с Мари его приготовили, а потом завалиться спать. Теперь я старалась ложиться пораньше, чтобы хорошенько отдохнуть перед выступлением на футбольном стадионе. Я до сих пор боялась опозориться, но Мариату грядущее событие очень радовало, и мне не хотелось портить подруге настроение. Порой она принималась скакать от счастья, восторженно взвизгивая. Ее энтузиазм заражал, и скоро мы уже скакали вместе лицом друг к другу, быстрее и быстрее. Постепенно порыв превращался в игру, и мы выясняли, кто прыгнет выше.

— Тебя спрашивает красивая дама! — выпалил Мохамед, подбегая ко мне. С переселением в лагерь мой двоюродный брат растерял остатки детской пухлости и превратился в красивого юношу с широкой белозубой улыбкой, способной покорить любого. — Скорее! торопил меня он, переминаясь с ноги на ногу. — Она в палатке. Думаю, настал твой черед.

Меньше чем через месяц Адамсей уезжала в Германию. Шестеро молодых обитателей лагеря отправились в Соединенные Штаты, еще несколько были в списке ожидающих переезда. А вот мной пока никто не интересовался.

— Мохамед, вечно ты шутишь! — воскликнула я, когда мы пробирались мимо лотков, перескакивая через пластмассовые корыта с замоченным бельем, коробки, собак и кошек. — Не надо меня обманывать!

— Мариату, я не вру! Она настоящая. Эта женщина настоящая. Она у нас в лагере, расспрашивает Мари и Абибату о тебе.

Сердце радостно екнуло. Неужели Мохамед прав? Неужели я смогу покинуть это безрадостное место? Неужели перестану влачить никчемную жизнь, зависящую от милости богатых горожан? Абдул до сих пор являлся ко мне во сне. Проходя мимо малышей, которых несли на спинах матери, я отворачивалась и ускоряла шаг. Переезд на далекую страну сулил избавление от чувства вины, которое до сих пор терзало меня.

Мы с Мохамедом выбрали самый короткий путь и бежали по проулкам, огибая чужие палатки.

— Куда несетесь? — крикнул кто-то, попавшийся по дороге. — Бежать все равно некуда!

«А вот и есть! — хотелось мне крикнуть в ответ. — Я собираюсь в Соединенные Штаты!»

Когда мы добрались до нашей палатки, Мари разводила огонь. Рядом с ней стояла женщина в прямой коричневой юбке и белой блузке. Она была одного роста с Мари, но дороднее, с короткими вьющимися волосами.

— Здравствуй! — произнесла женщина, когда я встала перед ней. — Меня зовут Камфорт. Ты Мариату?

— Да, выдавила я, еще не восстановив дыхание после бега.

— Если ты Мариату Камара, у меня есть для тебя сообщение.

— Какое?

— Приходи завтра утром ко мне в кабинет, я передам тебе сообщение, и мы поговорим о нем подробнее, — сказала женщина, объяснила, где находится ее кабинет, и отправилась по своим делам.

Я стояла, обдумывая ситуацию. Неужели я и впрямь отправлюсь в место под названием Соединенные Штаты, которое считается лучшим на земле?

Следующим утром я могла поспать подольше, но поднялась вместе с Адамсей. После ухода кузенов я переоделась в свой лучший наряд, красные докет и лаппу, и взяла свою единственную обувь — оранжевые шлепки.

Кабинет Камфорт располагался недалеко от лагеря. В офисном здании я никогда прежде не была, разве что подходила к дверям вместе с Адамсей и просила милостыню у бизнесменов, спешащих домой с работы. Как правило, охранники нас прогоняли.

Тем утром я приблизилась к парадному входу, готовая к тому, что меня снова прогонят. Но охранник улыбнулся и распахнул передо мной двери.

В конце коридора (как и объясняла Камфорт) я обнаружила лестницу и отсчитала четыре пролета до нужного этажа. Хозяйка кабинета уже ждала меня.

— Ты пунктуальна, — заметила она с одобрением. Сегодня на Камфорт были синие африканские докет и лаппа и крупные коричневые бусы.

— Вам очень идет, — похвалила я.

— Спасибо, — ответила Камфорт. — Мне нравится и западная одежда, и африканская.

Весь большой кабинет был заставлен стеллажами. На стенах висели плакаты с цветами, сертификаты и дипломы в рамках. Увидев, что я их разглядываю, Камфорт пояснила, что она социальный работник, помогает обитателям лагеря для ампутантов решать немедицинские проблемы, например воссоединяться с семьями.

— В некоторых семьях стыдятся родственников, потерявших на войне руку или ногу, — сказала Камфорт. — Поначалу здоровые чураются инвалидов, а я помогаю людям принять тех, кого они любят.

Я задумалась над ее словами. До вчерашнего дня я не видела эту женщину в лагере, к тому же у моих родственников проблем с принятием не было: они относились ко мне точно так же, как и до нападения мятежников. Они по-прежнему командовали мной: «Мариату, принеси воды! Купи перец! Почисти зубы!» Я не очень представляла, кому конкретно помогает социальный работник, но уточнять не стала.

Камфорт жестом пригласила меня сесть на стул у своего рабочего стола.

— Нам позвонил один человек из Канады, — начала она, усаживаясь напротив меня. Зовут его Билл, он хочет разыскать девочку из этой статьи. — Камфорт протянула мне газетную вырезку с фотографией. Я удивилась, увидев на ней себя с Абдулом на руках. — Это ты?

— Да, — тихо ответила я, глядя на личико сынишки, и сморгнула слезы.

Камфорт, похоже, не заметила, что я расстроена.

— Если на фотографии ты, значит, этот Билл хочет помочь тебе. Его семья прочитала статью. Они хотят дать тебе денег на еду и одежду.

— Что такое Канада? — спросила я.

Камфорт вытащила из-за стола большую книгу — атлас, как она сказала.

— Вот Северная Америка, — пояснила она, ведя рукой по странице. — Канадой называется вот эта страна над Соединенными Штатами.

— Понятно. А в Канаде безопасно? — спросила я.

— Да, вполне. Это богатая страна. А еще очень холодная. Там по пол года идет снег.

Слово «снег» я прежде не слышала. Камфорт объяснила, что он похож на белую соль, падающую с неба, когда очень холодно.

Я представила себе прохладную весеннюю ночь в Сьерра-Леоне и летящую с неба соль.

— Там холоднее, чем самой морозной ночью в наших краях, — добавила Камфорт, словно прочитав мои мысли. — В Сьерра-Леоне такого не бывает ни днем, ни ночью.

— Этот Билл хочет забрать меня в Канаду? — спросила я.

— Нет. Но если будешь молиться, может, и заберет.

Вернувшись в лагерь, я пересказала разговор Мари и Али. Оба обрадовались и за меня, и за себя, тут же начав планировать, какую, еду купят, когда придут деньги от Билла.

— Я хочу поехать в Канаду, — объявила я. — Хочу, чтобы он забрал меня туда.

— Накупим фруктов, ананасов, кокосов, — гнул свое Али, не слушая меня. — А то давно сладкого не ели!

Мари и Али упомянули и новые дома, которые норвежская некоммерческая организация строила для ампутантов. По словам Али, мы имели право участвовать в программе, ведь наша семья с четырьмя ампутантами лишилась крова. Мятежники разрушили большую часть Магборо, в том числе и хижину Мари и Али.

— Деньги от Билла помогут нам переселиться в новый дом, — продолжал Али.

— Мариату, ты молодец! — воскликнула Мари, хлопая меня по спине.

Оставив тетю с дядей обсуждать щедрость Бил — ла, я направилась прямиком в мечеть при лагере. Несколько мужчин молилось в мужской части сразу за входом в большую синюю палатку. Женская часть располагалась в глубине шатра, и там я оказалась одна. Опустившись на колени, я прижала лоб к полу и зашептала: «Спасибо тебе, Аллах! Спасибо тебе, Аллах! Спасибо тебе, Аллах!»

Неделю спустя я снова пришла в кабинет Кам-форт. Как на иголках сидела я у ее стола в ожидании звонка Билла, опасаясь не понравиться благотворителю. Я не говорила по-английски и беспокоилась, что канадец заинтересуется другой девушкой, с которой ему будет проще общаться. Некоторые девочки из нашего лагеря успели поучиться в школе и запомнить хоть какие-то английские слова.

Что такое телефон, я узнала еще в больнице Порт-Л око. Там одному доктору за день приходилось принимать более ста пациентов, поэтому медсестры часто звонили во Фритаун проконсультироваться у столичных врачей. Но видеть я телефон не видела: у нас в деревне их не было; у нас и электричества не было. Во Фритауне многие использовали генераторы, когда отключали электричество, что из-за войны случалось часто.

Через несколько минут раздался звонок.

Вот и он, — сказала Камфорт, поднимая верхнюю часть телефона. Она немного поговорила с Биллом, потом зажала трубку в руках и обратилась ко мне: — Билл не знает ни крио, ни темне, поэтому друг друга вы не поймете, но ты, по крайней мере, можешь услышать, как он говорит. — Она поднесла трубку мне к уху.

— Здравствуйте! — сказала я на крио.

— Ча-ча… Чу-чу-чу… — ответил Билл. Точнее, так прозвучал для меня его английский.

— Меня зовут Мариату. Спасибо, что помогаете мне. Я очень вам благодарна, — продолжала я на темне.

Тут Камфорт забрала у меня трубку. Пока она общалась с Биллом на английском, я разглядывала дипломы и сертификаты, висящие на стенах кабинета. Такие же документы в рамках я видела во фритаунской больнице. «В дипломах сказано, что такая-то прошла обучение», — объяснили медсестры. Я спросила у одной, каково учиться в школе.

— Порой очень трудно, — ответила она. — Но для девочек школа открывает новые горизонты. Если выучишься, сможешь делать важные вещи, по могать людям. Тебе уже не придется сидеть в деревне и рожать одного ребенка за другим.

«Вот бы мне тоже выучиться», — подумала я тогда.

Наконец социальная работница положила трубку обратно и повернулась ко мне:

— Билл пообещал отправить тебе посылку с одеждой и деньги. Придут они через месяц. Я дам тебе знать.

Следующие несколько недель напоминали бешеный водоворот. Я с нетерпением ждала посылки от Билла. Параллельно мы готовились к выступлению на футбольном стадионе. Труппа теперь репетировала не только по выходным, но и еще несколько раз в неделю. Частенько мы заканчивали пораньше и занимались афишами предстоящего мероприятия. Умеющие писать и рисовать готовили плакаты, остальные развешивали их на улицах Фритауна.

Стараниями Виктора в пьесе про ВИЧ/СПИД у меня появились слова. «Да, она была очень хорошей женщиной», — следовало мне сказать об умершей от вируса. Я должна была выйти на сцену еще несколько раз с песнями и танцами.

Утром в день выступления Виктор раздал нам костюмы, которые под руководством его жены сшили обитательницы лагеря. В пьесе про ВИЧ/СПИД мне предстояло надеть оранжевый африканский наряд, а для песен и танцев — юбку из разрезанных мешков из-под риса.

Никогда в жизни я так не волновалась. Для поездки на стадион Виктор арендовал несколько микроавтобусов, и за час до выезда мы собрались в центральной части лагеря.

— Боишься? — спросила меня Мариату. Костюмы мы сложили в те же черные полиэтиленовые пакеты, с которыми ходили побираться.

— Да, — ответила я. — Вдруг споткнусь и упаду со сцены?

— Если сама не упадешь, я тебя столкну, — поддразнила меня подруга.