Вкус манго

ГЛАВА 4

Голова как бетонная… Я открыла глаза, но закашлялась еще до того, как зрение сфокусировалось. Подняв руку, чтобы прикрыть рот, я почувствовала кровь, теплую и липкую. «У меня нет рук», Я вспомнила я, похолодев от ужаса, но запаниковать не успела: живот свело от боли.

— Что со мной случилось? — спросила я вслух. Никто не ответил.

Подняться без помощи рук оказалось тяжело. Я перекатилась по земле, встала на колени, потом, шатаясь, поднялась на ноги. Сперва я обошла пустырь по кругу, не зная, в каком направлении двигаться. Потом ощущения восстановились окончательно. Я услышала громкий треск костра, его всполохи за деревьями осветили мне путь.

Прижимая обрубки к животу, я начала механически переставлять ноги. Хотелось сбежать подальше… подальше отсюда, подальше от этой деревни. Я не сомневалась, что мне устроили засаду. Что за манговыми деревьями караулят юные мятежники, готовые меня подстрелить. Ковыляя к футбольному полю и кустам, что росли за ним, я ждала, что вот-вот услышу свист пули, рассекающей воздух.

Однако выстрелов не было, и робкие шаги превратились в бег. Вскоре я уже не слышала ни громкой музыки, ни рева пламени, ни воплей мятежников. Кусты приветствовали меня негромким стрекотом кузнечиков.

Сил не осталось, но я бежала до тех пор, пока не добралась до пруда, освещенного полной луной. На берегу я опустилась на колени. Прижав изуродованные руки к животу, я долго пила прохладную освежающую воду.

Напившись, я села и оглядела себя. Блузка с юбкой порвались, измазались в грязи и в крови. Я вытянула руки, чтобы осмотреть раны. Вместо кистей осталась лишь толстая корка засыхающей крови. Я внезапно поняла, что мне больно: острая, стреляющая боль текла и к плечам, и к животу. Мне было плохо — плохо, как никогда в жизни, это уж точно. Я закрыла глаза, чтобы не видеть ран, затем окунула предплечья в воду, надеясь, что это облегчит страдания. Не облегчило. От сильной, ошеломляющей боли подкатила дурнота, и я поняла, что теряю сознание.

Я лежала на траве и твердила себе: «Не отключайся!» Не закрывая глаз, я медленно сделала несколько глубоких вдохов и подумала о своих родных, о маме с папой. Они уцелели? Мятежники до них не добрались? Потом я подумала о своей судьбе и услышала голос. «Ты выживешь, — сказал он. Ж Ты выживешь».

Когда дыхание пришло в норму, а голова перестала кружиться, я села и огляделась по сторонам. У пруда валялись корзины с бельем для стирки. «Деревенские жители вещами не разбрасываются, — подумала я. — Их что-то напугало. Наверное, выстрелы мятежников». Я медленно поднялась и доковыляла до плетеной корзины. Рыться в ней пришлось правой ступней. Белье было влажным, но меня это не остановило. Я вытащила предмет, в лунном свете казавшийся длинной синей юбкой вроде саронга, попыталась обернуть ткань вокруг бедер, но без рук ничего не получалось. Юбка выскользнула и упала на землю.

Выпрямив спину, я подняла юбку, подцепив ее пальцами ног, и на этот раз обмотала ею изувеченные руки. Потом отыскала тропку и сразу побежала через кусты дальше.

Сельская местность в Сьерра-Леоне испещрена тропами, которыми сельские жители ходят из дома на фермы, к прудам мыться и в другие деревни. Я видела, что эта тропа уводит меня от Манармы, но куда именно, не знала.

Через какое-то время я замедлила бег до размеренных шагов и закричала:

— Йа Мари, па Али, это я, Мариату!

Я надеялась, что дядя с тетей сбежали от мятежников и прячутся в темных зарослях кокосовых пальм, деревьев манго и авокадо.

— Помогите! — громко умоляла я. Отвечали мне лишь кузнечики и совы, замолкавшие, стоило мне приблизиться.

Тропка привела меня к заброшенному фермерскому дому. Судя по виду, поля не обрабатывали как минимум один сезон.

Территория заросла сорняками — высокая трава колыхалась на ночном ветру. Ферма была хорошим знаком. Она означала, что поблизости деревня. И помощь. Облегчение быстро сменилось страхом.

Вдруг мятежники добрались сюда раньше меня? Сделав еще несколько глубоких вдохов, я заставила себя войти в дом.

Лунный свет лился сквозь прорехи в тростниковой крыше. У стены стояла длинная скамья, и я позволила себе на нее опуститься. Я закрыла глаза и отключила все мысли, снова и снова повторяя про себя: «Я жива. Я не погибну».

Не знаю, спала я по-настоящему или нет. Из забытья меня вырвало шипение. Вскинув голову, я увидела угольно-черную кобру. Она свернула длинное тело прямо под скамейкой, подняла большую голову и, высунув раздвоенный язык, тянулась ко мне.

Я медленно встала со скамьи и попятилась. Уже у двери я увидела, что кобра втянула голову, и удивилась.

— Почему ты не захотела на меня напасть? — спросила я змею. — Ты почувствовала мою боль?

Кобра посмотрела на меня, охваченную страхом и любопытством, потом отвернулась.

Тогда я пустилась бежать и мчалась прочь, пока не вернулась на тропу. Стоило мне позвать Мари и Али, как появилась еще одна кобра, на этот раз растянувшаяся поперек тропы.

Я встала как вкопанная. Бабушка как-то сказала мне, что у каждого человека есть как минимум один дух-покровитель. А если человек хороший, таких духов два или три. Зачастую это умершие родственники, вроде деда или Сантиджи, и приходят они в обличье зверя, птицы или рептилии. И вот мне встретилась вторая кобра за ночь. Я не сомневалась, что это неспроста.

— Что ты делаешь?! — вне себя от досады заорала я на кобру, которая преграждала мне путь, не позволяя идти дальше. — Если ты дух моего ангела-хранителя, пожалуйста, отползи в сторону и пропусти меня.

Змея не шелохнулась. Полная решимости, которой я раньше за собой не знала, я ринулась в темный кустарник. Сквозь лиственный полог лунный свет не просачивался, и я спотыкалась о камни и высокие извилистые стебли травы, но, упав, каждый раз вставала. Сделав крюк, я вернулась на тропу далеко от места, где видела змею.

Я брела, пока солнце не начало подниматься и от деревьев не потянулись длинные тени. Я старалась не сбавлять шаг, надеясь добраться до какой-нибудь деревни раньше мятежников, но вздрагивала при каждом звуке. Стоило ухнуть сове или мелкому зверьку хрустнуть веткой, мне представлялось худшее: мятежники засели в кустах вокруг меня, играют со мной, внушают, что бояться нечего, а потом убьют. Я понимала, что дело в разыгравшемся воображении, и корила себя: «Нет здесь больше никаких кобр. И мятежников нет».

Наконец впереди показалась поляна с маленьким озерцом. Я прибавила шагу, потому что очень хотелось пить и есть. «Доберусь до озера — попью воды и поем фруктов с дерева», — думала я. Еще хотелось развязать ткань и осмотреть раны. Но стоило приблизиться к поляне, из-за кустов выскочили две собаки, черная и коричнево-белая. Такого лая, как у черной собаки, я прежде не слышала. Она рвалась вперед, словно собиралась прыгнуть на меня, слюна рекой текла у нее изо рта.

В каждой деревне жило множество собак. Определенных хозяев у них не было, но все их подкармливали, а дети возились со щенками. В дома собак не пускали: стоило им сунуться внутрь, женщины тотчас их прогоняли. Зато собаки ходили с нами на ферму и увязывались за детьми, когда мы выбирались поиграть. Моим любимцем в Магборо был беспородный рыжий Тигр, хотя он доводил меня до белого каления, вечно цапая за лодыжки.

Далеко в кусты собаки одни не уходят: значит, поблизости люди. Я слишком боялась черного пса, чтобы идти по тропе вперед, но назад поворачивать не хотела — не возвращаться же к мятежникам. Медленно-медленно я отползла в кусты и на цыпочках углубилась в лесную чашу.

С самого детства я слышала байки о малышах, которые забредали в буш и не возвращались. Родные их больше не видели. «Наверное, их проглотил огромный жирный вепрь», — говорил Али. И вот теперь я шла по лесу, вспоминала его слова и гадала: «Неужели после всех мытарств меня проглотит огромный вепрь?»

Вскоре я отыскала другую тропу и шла по ней, пока не оказалась на перепутье. Тогда я и увидела его, первого живого человека после Манармы. Высокий стройный мужчина приближался к перепутью по другой дороге и замер, когда я крикнула: «Эй!» Он заглянул мне прямо в глаза и в ужасе разинул рот. Его страх я почувствовала даже раньше, чем он развернулся и побежал прочь от меня. Не раздумывая ни минуты, я бросилась за ним. Ноги у мужчины были длиннее моих, и повстанцы, похоже, его не ранили, поэтому я быстро отстала. Но я твердо решила нагнать незнакомца и от своей затеи не отказывалась.

Тропа привела к деревне. Добравшись до поляны, я увидела, что мужчина прислонился к хижине и пытается отдышаться. Я тоже сбавила шаг. Мужчина изумленно смотрел на меня. Я медленно двинулась к нему, отметив, что все постройки в деревне усыпаны длинными сучковатыми обломками манговых деревьев. Как и в случае с фермерским домом, где я напоролась на кобру, местные обитатели давно покинули свои жилища.

— Чего тебе надо? — спросил мужчина, когда я приблизилась.

— Мне очень больно. Помоги мне!

— Что с тобой случилось? — спросил он.

Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла издать ни звука. Попробовала еще раз — опять ни звука.

— Есть хочу, — наконец пролепетала я.

Мужчина наклонился и поднял с земли манго. Он протянул фрукт мне, но я даже не подняла руки, чтобы его взять. Тогда он увидел окровавленную ткань.

— Они тебе отрезали руки! — с гневом выпалил мужчина. — Ублюдки мятежники! Я понял, что тебе больно. Поэтому и пустился бежать: боялся, что повстанцы могут следовать за тобой. Тебе нужно к доктору, но я помочь не могу. Мятежники прострелили ногу моей теще, и мне надо найти человека, который вместе со мной отнесет ее в Порт-Локо, потому что идти она не в состоянии. Я не могу позаботиться о вас обеих. На, ешь. — Мужчина поднес мне манго ко рту.

Я покачала головой. Есть у него из рук я не могла. Разве правильно, что тебя кормят, как ребенка?!

— Тогда сюда положу. — Мужчина аккуратно поднял мои обернутые тканью руки и положил манго в складки повязки.

Мне удалось откусить несколько кусочков. Тем временем мужчина объяснил, что родом он из Манар — мы. Услышав о приближении мятежников, он вместе с семьей убежал в буш. Его старая теща бежала недостаточно быстро, поэтому получила пулю в ногу.

— Не помню, чтобы видел тебя в деревне, — продолжал мужчина. — С другой стороны, я даже не знаю, как ты выглядишь. Сейчас ты с ног до головы в грязи и крови.

Я молча смотрела на мужчину, имени которого так и не спросила, а потом из глаз у меня хлынули слезы.

— Хочу домой! — всхлипывала я. — Хочу домой. Хочу домой, — повторяла я, как заведенная.

Мужчина положил руку на плечо.

— Тебе нужно в больницу, — заявил он. — Иначе умрешь раньше, чем вернешься домой. Больница есть в Порт-Локо, который недалеко отсюда. Вот как мы поступим: я провожу тебя до дороги, которая ведет в Порт-Локо. А дальше придется самой.

— Мятежники сказали, что из Манармы пойдут в Порт-Локо, — выдавила я между всхлипами. — Я не доберусь туда… Одна не смогу.

— Сможешь, — заверил мужчина, стараясь меня успокоить, — В Порт-Локо стоят правительственные войска. Там безопасно, даже если мятежники попробуют напасть. Других вариантов нет, милая девочка. Без медицинской помощи, которую можно получить только в Порт-Локо, ты погибнешь.