Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет

Мы видели, что живая природа — не пустой звук для Фарли, она часть его существа. Он любил разговаривать со своим Альбертом, рассказывать ему, держа в руках книгу, разные истории, ожидая реакцию на них. Как он утверждал, при упоминании большого кровожадного крокодила, который пожирает собак, Альберт заливался воинственным лаем. Во всяком случае, когда мой сын, слушая все это, дал Альберту книжку «почитать», пес, взяв ее аккуратно зубами, долго ходил с ней по комнатам, не выпуская из пасти.

Как-то осенью мы все дружной компанией отправились в глухой угол леса, местонахождение которого я уже не помню, и оказались в гостях у отца Фарли Ангуса и его спутницы Барбары: жили они там круглый год в уединении в «кабине» — домике вроде русского деревенского амбара, без электричества, «с удобствами во дворе», и выглядели вполне довольными этой жизнью наедине с природой.

В 60-е годы в Канаде еще не было разговоров о движении «Гринпис», но такое движение, по существу, развивалось, оно подавало свой голос, и Фарли был на переднем крае.

Так случилось, что в 1967 году в ньюфаундлендском заливе около Боргео застрял потерявший ориентировку двадцатиметровый кит. Фарли одним из первых узнал о происшедшем от жителей городка, с которыми ранее жил бок о бок пять лет, и развернул широкую кампанию по спасению животного. Пресса неделями вела репортаж о действиях «хранителя кита», спасти которого, однако, не удалось. Многократно Фарли выступал в печати и по радио с призывами запретить хищническую охоту на детенышей тюленей на севере провинции Квебек, которая одно время приобрела большой размах. Горько видеть, что и в начале нового века эта охота все еще ведется.

Однажды, когда Фарли приехал в Оттаву вместе с Ангусом, мы встретились на квартире посла Шпедько, который быстро расположился к гостям, предложил выпить по рюмочке коньяка, затем — другой, третьей, четвертой... Помню, мы очень весело провели долгий вечер, закончившийся... примеркой шотландских юбок Ангуса и Фарли.

Подробности лучше всего услышать от самого писателя, тем более что он изложил их в интервью, опубликованном в марте 1968 года канадским журналом «Маклинз».

«... «Маклинз». Вы, по-видимому, весьма расположены к русским.

Моуэт. Что же, мне нравятся они. Мне нравится почти все, что я знаю о русских, как людях. А политика меня совсем не касается. Когда я общаюсь с русскими, мой интеллект и эмоции задействованы на 50 процентов больше, чем когда я общаюсь с канадцами... Впервые я близко узнал русских, когда посетил их посольство в Оттаве. Я пришел за визой, а посол Иван Шпедько пригласил Клэр, Ангуса и меня на обед. Мы выпивали и беседовали и стали такими приятелями, что мой отец решил посвятить Ивана в клан Моуэтов. Он поэтому дал Ивану свою юбку («килт»). Иван — крупный мужик, и юбки хватило только на половину его. А я обернул своей юбкой штаны первого секретаря. Затем мы вышли на балкон. Он смотрит на Шарлот-стрит, а на другой стороне улицы стоит давно пустующий и закрытый ставнями викторианский дом. Широко известно, что это наблюдательный пункт Ар-Си-Эм-Пи (канадская служба безопасности). Ну а я начал изображать волынщика, зажимая нос, барабаня по горлу и рыча. Ангус скомандовал, чтобы наши новые рекруты маршировали под волынку, и так мы провели парад, кружась на балконе...»

Добавлю от себя на трезвую голову, что Фарли ничего не преувеличил.

Когда мы начали готовить поездку Фарли в СССР, в наши разговоры включился другой первый секретарь посольства, которого я хорошо знал в прошлом по совместной учебе в МГИМО, но он стал работником внешней разведки, наши пути надолго разошлись, и встретились мы вновь только в Канаде. Фарли мог его интересовать, по моему предположению, как потенциальный «западный писатель-попутчик» (существовало такое понятие в отношении интеллигенции, сочувствовавшей советскому режиму, и ЦК давал разведке соответствующие задания).

Зная Фарли как человека независимых взглядов, я скептически относился к такому интересу коллеги, но это не мешало нам всем дружески общаться. Во всяком случае, этот коллега (я храню о нем самую добрую память) помог позже, в 1969 году преодолеть много препятствий на пути организации поездки Фарли и фотографа Джона де Виссера по ранее недоступному иностранцам сибирскому маршруту, результатом которой явилась публикация в Канаде объемной книги «Мое открытие Сибири» и художественного фотоальбома «Сибирь».

Ко времени этой поездки я был уже в Москве и работал в МИДе в должности заведующего канадским сектором. В силу этого мог содействовать ее организации. В то время это было непростым делом, поскольку Фарли рвался посмотреть «глубинку» за Байкалом вплоть до Мирного, Якутска, Магадана и даже Черского, что на берегу Северного Ледовитого океана И ему был организован этот маршрут даже при том, что с ним путешествовал фотограф, который, нужно признать, сделал для альбома великолепные цветные фотографии нашей северной природы.

Таким образом, большинство пожеланий было удовлетворено, Фарли и Джон возвращались из сибирско-дальневосточного турне полные впечатлений. Моя жена, сама родом с Дальнего Востока, предусмотрительно приготовила домашний обед с обилием свежих овощей, что особенно порадовало гостей, когда они посетили нашу квартиру. Фарли при всей любви к рыбным блюдам и русской водке «отводил душу» на овощном салате и говорил, что сибирского застольного гостеприимства ему хватит на много лет.

А книга и фотоальбом о Сибири, опубликованные в начале 1971 года, имели большой успеху канадцев. Они рекламировались одновременно с вышедшими тогда знаменитыми мемуарами Н. С. Хрущева.

Храню эту книгу с автографом Моуэта как добрую память о нашей дружбе, тем более что он упомянул в ней и обед в нашей квартире, который оказался в ряду ярких его впечатлений. Главное в книге объемом 500 страниц — забота о гармонии человека и природы, а этой гармонии писатель, к сожалению, не обнаружил и на Советском Севере, что и засвидетельствовал, как всегда, с юмором и не стесняясь в выражениях.

Той же весной 1971 года Фарли выступил на страницах популярного канадского еженедельника «Уикенд мэгэзин» со страстной статьей в защиту уникального по чистоте озера Байкал. Он с радостью говорил о победе тогда (к нашему несчастью, временной) тех, кто защитил Байкал от посягательств стратегов Москвы, затеявших строительство около озера целлюлозного комбината, и одновременно описывал печальную судьбу озера Эри, одного из пяти Великих американских озер, безнадежно загубленного американскими промышленниками.

Мое общение с Фарли продолжилось осенью 1971 года, когда я был в числе лиц, сопровождавших А. Н. Косыгина, председателя Совета министров СССР, во время его официального визита в Канаду — в ответ на визит в Советский Союз годом ранее премьера Пьера Трюдо

Мы с Фарли не прекращали переписку, и я сообщил ему о своем желании повидаться с ним во время пребывания Косыгина в Торонто.

Мы оба были очень рады встрече и возникшей возможности проговорить целый вечер по душам. Я рассказывал о нашей московской жизни и о визите Трюдо, которого я сопровождал в ходе его длительной поездки по стране по необычному «кольцу»: Москва, Киев, Ташкент, Самарканд и затем сразу — Норильск, Мурманск, Ленинград. Трюдо пытливо знакомился с советским опытом освоения арктических районов, и Фарли радовался этому.

Интересовали его также мои впечатления о двадцатилетней Маргарет, на которой пятидесятилетний холостяк Трюдо тогда только что женился, и поездка в СССР пришлась на их «медовый месяц». Рассказал ему несколько забавных ситуаций.

Так, по завершении официальных церемоний и бесед в Ташкенте Трюдо перед вылетом в древний Самарканд, который он много лет мечтал посмотреть, попросил нас освободить его от протокола на тот неполный день, что мы там проведем. При этом он сказал, что, если не будет возражений, он и его юная супруга оденутся совсем неофициально и по-летнему (стоял конец мая, и температура доходила до 30 градусов по Цельсию): Самарканд они хотят посмотреть как туристы.

Наш протокол и замминистра, представлявший правительство в этой поездке, встретили такое пожелание гостя хмуро и после некоторых пререканий и переговоров с узбекским протоколом был вынесен вердикт: гость, это его право, оденется, как пожелает, но наши должны соблюдать принятый протокол, тем более что «власти Самарканда не одну неделю готовили город и людей к встрече высокой делегации, и такие изменения они просто не поймут». Говорили еще о традиционном русском и восточном гостеприимстве...

На следующее утро мы прилетели в Самарканд, где у трапа самолета выстроилась под жаркими лучами солнца шеренга официальных лиц во всем черном, в растерянности искавших взглядами, где же высокие иностранные гости. А навстречу им спускалась по трапу улыбающаяся «курортная парочка»: спортивного вида мужчина в белых легких брюках и пестрой рубашке, с легким платком на шее и девушка в веселом сарафанчике, оба — в сандалиях на босу ногу. Далее следовали чопорные московские и ташкентские чиновники в строгих костюмах и при галстуках. Только Виктор Сухо-древ, переводивший Трюдо, и я осмелились быть без галстуков.

Не менее забавной была картина официального дневного обеда, который власти города дали в честь гостей. Мы сидели за большим столом в виде буквы «П», и я, будучи на одном из краев стола, с улыбкой наблюдал, как из-под скатерти выглядывала шеренга черных ботинок и туфель, а в центре — две пары босых ног в сандалиях.

К концу визита наш «железный протокол» дрогнул и в Ленинграде повел высоких гостей-молодоженов в ресторан с танцевальным залом, где они увлеченно танцевали. Даже был момент, как рассказывал Виктор Суходрев, когда Трюдо был, к большому своему удивлению, приглашен местной дамой на «белый танец». Такого обычая этот бывалый холостяк-канадец не знал.

Фарли с удовольствием слушал и, в свою очередь, рассказал о своем общении с четой Трюдо.

Летом того же 1970 года, когда Трюдо побывали в СССР, Фарли и Клэр арендовали небольшой необитаемый остров в заливе Святого Лаврентия недалеко от Монреаля и там при непременном участии Альберта наслаждались уединением, дикой природой и плаванием втроем: Альберт был особенно охоч до воды. Одним жарким днем над островом зависает вертолет, и из него выпрыгивают полураздетые Пьер и Маргарет Трюдо и заявляют, что, узнав случайно об уединенной островной жизни Моуэтов, решили навестить их на несколько часов.

Все вместе много плавали и ныряли, поражаясь, как глубоко ныряет «прирожденный ныряльщик» Альберт, охотясь за рыбой. Маргарет, по словам Фарли, буквально влюбилась в Альберта, и сказала, что будет очень рада получить щенка. Тем более что она ждала своего первого ребенка и хотела воспитывать его в общении с природой.

Альберт и Виктория не заставили супругу премьера долго ждать, и менее года спустя Фарли подарил Маргарет обещанного щенка. С гордостью Фарли говорил, что теперь она и сына нянчит, и все время нянчится со щенком. Но вот незадача, пожаловался мой друг, — Маргарет назвала щенка Фарли, и он не знает, радоваться этому или плакать. Я сказал:« Радуйся и в мыслях представляй на коленях у Маргарет не щенка, а себя». Он оценил мой совет.