Черный Иркут

— Ну да, волк режет стадо, а стадо клянётся в любви к волку.

— Неужели они и после этого ничего не поймут? — спросил Зоран. — Ведь вот так же и у нас мусульмане врывались в деревни и резали людей, как скот. Ты вот только что показывал малыша без ног. Скажи, в чём его вина?

— Ненависть — оружие массового поражения. Она не выбирает и не разбирается, кто прав, а кто виноват, — начал заводиться Сергей. — Она как чума. Политики умело играют на самых низменных чувствах. Взорвали бомбу на рынке в Сараеве, показали миру — и образ врага готов. Если это будет выгодно, они взорвут весь мир. Депутат Коршунов в позапрошлом году ездил в Америку. Приглашал его Висконсинский университет на конференцию тюркских народов, проживающих на территории бывшего Советского Союза. Он потом рассказывал: такой злобы к сербам и русским ещё не встречал. Когда дали слово, он начал с шутки: мол, послушал я вас, господа хорошие, и понял — исчезни русский и сербский народы, тогда все тюркские проблемы мгновенно разрешились бы. Националисты после такого выступления готовы были его разорвать. Как говорится, маски были сброшены. Коршунов приехал и сказал: наши дураки готовы все двери перед ними распахнуть, а турки и НАТО готовы сровнять с землёй Белград и Москву. Вот результаты нашей гнусной политики.

— Я думаю, всё уже решено, — задумчиво про говорил Зоран. — Осталось ждать развязки.

Территория Республики Сербской вытянулась на тысячу километров и напоминала гигантскую ломаную подкову. Одним боком она упиралась в Дрину, другим — в Савву. С противоположного конца, вытянувшись в сторону Адриатического моря, к ней примыкала Сербская Краина. Обе половины подковы соединялись между собой тоненьким Посаввинским коридором, посреди которого стоял город Брчко.

При подъезде к Брчко их остановила застава.

— Брчко обстреливают, — объяснила Милица. — Они говорят, дальше ехать опасно.

Сергей вылез из машины, посмотрел на небо, по которому плыли лёгкие белые облака. Было тепло, тихо. Казалось, земля, деревья, дома прислушиваются к себе и боятся спугнуть тот короткий и хрупкий мир, который на какой-то миг опустился отдохнуть от грохота и дыма на эти поля.

— У нас про такую тишину говорят: ангел про летел, — сказал Сергей. — Но стрельбу всё равно не переждёшь.

Милица согласно кивнула головой и села в машину. После сараевского перекрёстка они уже научились понимать друг друга без слов. Через несколько километров услышали гул канонады, увидели стоящие вдоль дороги дома, окна которых были закрыты длинными, поставленными торчком досками. Хорватская сторона была рядом, за Саввой, в каких-нибудь шестидесяти метрах. Сергей подумал: если там сидят снайперы, то расстрелять машину не представляет труда. Дорога шла по самому берегу. Несмотря на обстрел и близость вражеского берега, женщины на полях собирали сено. Казалось, война, стрельба и всё, что с этим связано, их не касались вовсе. Центр города Брчко был пустынен и казался мёртвым. Дома зияли пустыми глазницами окон. Мишко ехал на предельной скорости. Вдруг впереди, метрах в ста от машины, земля вспучилась и комьями полетела в разные стороны. Крошки асфальта долетели до лобового стекла. Сергей инстинктивно пригнул голову. Мишко лихо объехал свежую воронку и поехал дальше. Через несколько секунд позади них раздался взрыв.

«Берут в вилку, — подумал Сергей. — Следующий снаряд может стать нашим».

Справа мелькнул и пропал остов взорванного моста через Савву, чуть далее у дороги выплыл и скрылся за спиной скелет сгоревшего танка.

— Ну вот, проскочили, — как ни в чём не бывало проговорил Пашич. — С такой скоростью через пару часов будем на месте.

Баня-Лука, когда-то бывшая столица Боснии, встретила их огромной толпой возле городской скупщины. Поначалу Сергей подумал, что здесь проходит европейский конкурс красавиц. Такого обилия молодых, модно одетых девушек в одном месте ему встречать ещё не приходилось. Но всё оказалось гораздо проще. Милица объяснила, что сегодня в городских школах и колледжах выпускной бал и, по традиции, молодые люди вместе со своими родителями собираются в одном месте. В её голосе прозвучали грустные нотки. Сергей, улыбнувшись, спросил:

— А у тебя на выпускном балу какое было платье?

— Длинное, чёрное. Рядом со мной была мама. Она тоже надела чёрное. Мы с ней были как сестры. Ей тогда было всего тридцать четыре года. А сейчас она вся седая. Как давно всё это было. Кажется, прошла целая вечность. У меня такое ощущение, что это никогда не вернётся. Я никогда не буду такой весёлой и беззаботной. Остаётся только грустить и смотреть, как веселятся другие.

— Не надо так, — тихо проговорил Сергей. — У тебя ещё всё будет.

Милица не ответила, она подняла с мостовой оборванную ветку акации и положила на газон.

Поздним вечером они вышли из гостиницы и долго бродили по тихим, утопающим в зелени, красивым улицам города, смотрели на поздних прохожих, останавливались возле старинных зданий. Милица читала ему свои любимые стихи, он, улыбаясь, слушал. Ему казалось, он уже когда-то ходил по этим улицам и видел похожие дома. Сергей уже успел заметить, что у каждого сербского города было своё неповторимое лицо. Баня-Лука почему-то напоминала ему огромную пушистую рысь, которая, спрятавшись среди деревьев, жёлтыми глазами фонарей смотрит в тёмное ночное небо и пытается угадать свою судьбу. Когда Сергей сказал об этом Милице, она рассмеялась:

— Ты говоришь, рысь — это большая лесная кошка? Правда, похоже: мягкие лапки, а под ними острые когти. Недавно над этим городом ракетой сбили американский самолёт.

После записи на телевидении утром они выехали в Книн. Через пару часов справа от дороги показалось село, посреди которого стояла высокая бетонная стела.

— Грахово! Здесь родился Гаврила Принцип, выстрелы которого в Сараеве стали поводом к Первой мировой войне, — задумчиво сказала Милица. — Одно нажатие спускового крючка — и пороховая бочка взорвалась. Миллионы людей оказались в земле. На том месте, где был убит наследник престола, есть памятник: в залитом на земле бетоне — следы ног Гаврилы за несколько мгновений до рокового выстрела.

Петляя меж поросших акациями, соснами и дубами холмов, дорога поднялась на хребет, а затем вдоль белых отвесных скал помчалась вниз, в глубокую зелёную долину, где находился Книн — столица Сербской Краины. Воздух в машине стал заметно прохладнее, Сергей уловил запах моря. Где-то уже близко было Адриатическое море. Спускаясь в долину, они миновали заставу кенийского батальона, солдат которого Зоран назвал чёрными сербами.

— Почему сербы? — заинтересовался Сергей.

— Пожалуй, это единственные миротворцы, кто по-человечески отнёсся к сербам, — ответил Зоран.

Посреди долины на небольшой горе над городом отвесной стеной торчала старая венецианская крепость, а впереди, отделяя Книн от недалёкого уже моря, подпирала небо огромная снежная гора Динара. Там, где гора плавно переходила в долину, мощным белым потоком бил водопад.

Сразу же после прибытия Милица зашла в скупщину, разыскала нужного человека, который дал направление в маленький, но уютный мотель. Через час должна была состояться встреча у президента Сербской Краины Мартича. Милица вышла к машине в ярком голубом платье, красивая, свежая, будто позади не было многочасового пути.

Но в приёмной президента им сказали, что Мартич уехал на передовую. Утром хорваты прорвали фронт и заняли два маленьких городка. Сидеть не хотелось. Зоран предложил поехать на фронт и посмотреть на месте, как обстоят там дела. И когда Милица сказала, что для этого нужно разрешение, Зоран, то и дело поправляя на поясе пистолетную кобуру, начал кричать, что он уже давно вышел из того возраста, когда ему нужен поводырь. Своим воинственным видом он как бы говорил, что без его участия наступление хорватов не остановить.

— Но существует порядок, — неуверенно заметила Милица. — Мы не у себя дома. Надо бы заехать в штаб, чтобы дали сопровождающего.

— Узнают, куда мы собрались, — посадят под охрану, — сказал Зоран. — Я военных знаю.

И Милица, глянув на Сергея и поняв, что тому тоже не терпится попасть на передовую, развела руками. До городка, где шёл бой, было каких-то тридцать минут езды. Мишко поехал вдоль железной дороги, идущей через Сербскую Краину к морскому порту. Она уже который год бездействовала, рельсы покрылись ржавчиной, сквозь шпалы проросла сорная трава. Оглядывая покрытые лесом горы, сочные зелёные поля, усыпанные созревающими плодами сады, Сергей думал, что эти места, конечно же, были созданы не для войны. Здесь росло и вызревало всё, что только мог человек себе пожелать. Казалось бы, живи да радуйся.

Вскоре они обогнали несколько крытых брезентом военных машин. Сергей определил, что под брезентом находятся установки залпового огня.

— Скорая помощь от Младича, — уточнила Милица.

Они уже почти спустились с горы, когда впереди послышалась ожесточённая перестрелка. Бегущий им навстречу боец махал рукой, предлагая остановиться. Мишко сбавил скорость, и тут Сергей увидел, как впереди, чуть правее от дороги, на склоне горы с грохотом выросло серое косматое дерево. Мишко резко нажал на тормоза. Съехав в глубокий кювет, он крикнул, чтоб они быстрее выбирались из машины. Выбравшись из кювета, они укрылись за белыми мшистыми валунами. Чуть впереди и ниже по склону за такими же белыми камнями лежала цепочка бойцов и вела огонь в сторону долины. Сергей определил, что, скорее всего, целью хорватского наступления был мост, который находился в полукилометре за небольшим селом. Но и краинские сербы, разгадав это намерение, упирались изо всех сил. Прямо перед ними на берегу речушки чадил бэтээр. На окраине села полыхал стог сена, бледный сухой дым закрывал поле боя.

— Хорватский, — поймав его взгляд, сказала Милица. — А вон наши!

Чуть левее вдоль реки полз с угловатой башней и плоскими боками танк. Приглядевшись, Сергей узнал историческое чудо военной техники — знакомый по военным фильмам Т-34, а чуть впереди вёл огонь ещё один ветеран — Т-54.

«И там наши. И здесь», — мелькнуло у него в голове.

Он глянул на Милицу. Прислонив голову к валуну, она сидела, обхватив руками колени, спиной к противнику и смотрела куда-то вдаль. В это время Зоран из-за валуна начал стрелять из пистолета в сторону подбитого бэтээра.

— Оставь себе хоть один, — скосив глаза в его сторону, с лёгкой усмешкой попросила Милица.

— Зачем? — не понял Зоран.

— Да чтоб застрелиться. Оглушил. От твоей пальбы они сейчас все в плен сдаваться начнут.

— Я не могу в себя стрелять, — пожал плечами Зоран. — У меня на этом свете много дел. Я ещё поэму недописал.

— О чём поэма? — поинтересовалась Милица.

— О Стефане Душане, — серьёзно ответил Зоран. — Ты-то чего уселась, как на вечеринке, и не стреляешь? Пульнула бы хоть разок, для шухера.

— Сегодня я одета не для войны. А настоящий, как ты говоришь, шухер сейчас начнётся.

И действительно, сзади раздался тягучий, достающий до печёнки, знакомый Сергею ещё по Афгану металлический вой. Раздирая в лохмотья горячий воздух, за речку понеслись хвостатые снаряды. Через пару секунд посреди долины выросла чёрная роща, и звуковая волна донесла глухой грохот вспоротого железа.