Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

Январь—октябрь 1918 года

По расформировании полка большая часть офицеров собралась в Киеве, куда к этому же времени подъехали по расформировании стрелкового полка офицеры, в нем служившие, а в начале января 1918 года в Киеве собралось около 25 офицеров полка, которые были фиктивно прикомандированы к штабу дивизии, чтобы легализировать их пребывание в городе, ввиду постановления Центральной украинской рады, что в Киеве могут оставаться лишь офицеры украинских частей и частей Русской Армии, находящихся в стадии расформирования.

В январе вспыхнуло в Киеве большевистское восстание арсенальных рабочих, и борьба их с украинскими войсками продолжалась в течение 9 дней. 21 января Киев после боев был взят большевиками, подошедшими с севера, и на улицах происходили бои.

Террор, произведенный большевиками в Киеве, нанес полку тяжелые потери. 26 января были арестованы и расстреляны в Мариинском парке во время массового расстрела офицеров полковник Владимир Владимирович Чебышев, штабс-ротмистр граф Николай Николаевич Армфельд, поручик Михаил Аркадьевич Васьянов и корнет Юрий Евгеньевич Владиславлев[335]. Тела убитых были найдены 28 января Еленой Николаевной Бенуа (ныне княгиня Гагарина), самоотверженно в течение двух суток разыскивавшей убитых и нашедшей их во дворе анатомического музея военного госпиталя в следующем виде: все, кроме тела полковника Чебышева, были только в белье, у полковника Чебышева была разрезана грудь и оттуда полувынуто сердце, штабс-ротмистр граф Армфельд – лицо разбито, тело в синяках и кровоподтеках, шея искривлена, поручик Васьянов – в рот всунут пустой кошелек, корнет Владиславлев – пальцы одной из рук сложены в виде кукиша. Погребены они были 30 января на братском кладбище без духовенства, и лишь через три недели, по занятии Киева немцами, на кладбище была отслужена панихида в присутствии офицеров полка и могила приведена в порядок. (Одновременно с ними были расстреляны в том же парке следующие офицеры гвардейской кавалерии: Кавалергардского полка штабс-ротмистры Гернгросс[336], Скалон[337], князь Голицын[338] и корнет князь Долгоруков[339], Конной гвардии прапорщик князь Белосельский-Белозерский[340], Кирасирского Его Величества полка штабс-ротмистр Бартоломей[341] и корнет Бразоль[342], Конно-гренадерского полка полковник Стефанович[343], Уланского Его Величества полка полковник Домонтович[344] и штабс-ротмистр Рембелинский.)

По прибытии штабс-ротмистра Максимовича[345] с делами полка в Гатчине была образована ликвидационная комиссия в составе председателя штабс-ротмистра Максимовича, адъютанта штабс-ротмистра Швабе, полкового делопроизводителя Варнашева и нескольких членов полкового комитета. Комиссия просуществовала до середины апреля 1918 года. По окончании ликвидации дела полка (3 больших ящика), главным образом хозяйственные, по распоряжению военного комиссариата были сданы в Главное военное управление в инженерный замок, где большевиками был устроен архив для хранения дел Русской Армии. Часть офицерских дел, послужные списки, хранившиеся в канцелярии тома истории полка были розданы на хранение по квартирам некоторых офицеров. К моменту прибытия ликвидационной комиссии в Гатчину полковой цейхгауз еще не был разгромлен, но попытки комиссии спасти имущество успеха не имели. Сначала цейхгауз начали растаскивать, под всякими предлогами, трубачи и кирасиры, находившиеся в Гатчине, окончательный же разгром был произведен красноармейскими обозами (частей, действовавших против немцев на Псковском направлении), а частью и местными жителями. В дни разгрома цейхгауза было больно смотреть на толпы хулиганов и красноармейцев, щеголявших в наших бескозырках и колетах, и видеть извозчичьих лошадей, покрытых нашими вальтрапами. Единственное, что в это время не было растащено, – это кирасы, палаши, каски, орлы, которые оставались лежать в цейхгаузе среди кучи разломанных и разорванных вещей.

Вся тяжесть ликвидации дел полка и все малоприятные по этому поводу сношения с большевистскими учреждениями выпали на долю штабс-ротмистра Максимовича, и лишь его тяжелой работой удалось спасти часть документов и сохранить кое-какие денежные суммы, примерно около 13 тысяч рублей. (Этот остаток дал возможность выплачивать офицерам в течение 4 месяцев жалованье, вернуть взносы в заемный капитал и впоследствии уже в Киеве покрыть расходы, связанные с формированием полка.)

Таким образом, в средних числах апреля 1918 года окончательно закончил свое существование полк, «набранный в Москве в 1704 году по Указу Его Царского Величества Царя Петра Алексеевича по разбору боярина Тихона Никитыча Стрешнева», служивший верой и правдой престолу и Родине в течение двухсот с лишком лет.

Полк прекратил свое существование, но офицерский состав, спаянный узами дружбы и традиций, не распылялся. Примерно к апрелю 1918 года образовалось три основные (по месту жительства) группы: Петроградская – главная масса, около 20 человек: полковники барон Таубе, Мордвинов[346] и Соколов[347]; ротмистры Гросман[348], Искандер 1-й[349], князь Урусов[350], Зернец[351], Балицкий[352], Аршеневский[353] и Розенберг[354]; штабс-ротмистры Максимович, Дараган[355], Одинцов, барон Розенберг[356], Полянский, фон Витторф 1-й[357], Эттинген[358], Швабе, Рихтер[359] и Энгельгардт[360]; поручики Кожин 1-й и Лагранж[361]; корнет Литвинов. Московская: ротмистры фон Баумгартен 1-й и Гоштовт; штабс-ротмистры Поливанов[362] и Дерюжинский[363]; корнеты Кожин 2-й[364] и Кисель-Загорянский[365]; прапорщик Зырев[366]. Южная – в состав которой входили почти все остальные офицеры, более разбросанная, центром которой являлся Киев. Положение Южной группы резко улучшилось в сравнении с Петроградской и Московской после оккупации Юга России немцами: многие владели недвижимой собственностью и жизнь вне территории Советов протекала в сравнительно хороших условиях. Не то выпало на долю Петроградской и Московской. Конфискация имущества, бесправие, усиливающаяся деятельность чрезвычаек, постоянные обыски и аресты и нравственный гнет – все это переносилось нелегко. Отсутствие у большинства средств и службы вынуждало жить на продажу вещей и открывать то магазины случайных вещей, то другие коммерческие предприятия. Средства существования подчас приходилось добывать и черной работой.

Роспуск людей при расформировании полка официально был произведен как увольнение в двухмесячный отпуск, после которого полк должен был собраться в гвардейском Запасном кавалерийском полку; и незначительная часть кирасир, числом около 60—80, действительно прибыла в марте в Кречевицкие казармы, так что одно время поднимался вопрос о командировании туда нескольких офицеров; но, ввиду создавшейся политической обстановки, вопрос этот отпал, и люди разъехались.

Нужно отметить, что после расформирования полка кирасиры при встречах со своими офицерами в разных углах России и при разнообразной обстановке были настроены дружественно: можно было бы назвать многих кирасир, помогавших своим офицерам в эти тяжелые дни, уже не говоря о денщиках, большинство которых сопровождало офицеров до мест их постоянного жительства. Многие кирасиры при разъезде из полка оставляли офицерам свои адреса, с просьбой вызвать их в случае начала формирования полка (что при новом формировании, к сожалению, сделать не удалось, ибо начало формирования полка совпало с волнениями в Малороссии и падением власти гетмана; посланный для этой цели в ноябре 1918 года из Новороссийска корнет Литвинов уже не смог проехать дальше станции Лозовая). В Петрограде летом 1918 года бывший вахмистр 2-го эскадрона Галанцев и группа унтер-офицеров того же эскадрона образовали артель по скупке серебра; узнав о тяжелом материальном положении бывшего командира 2-го эскадрона полковника барона Таубе, они в весьма красивой форме предложили ему принять участие в своей артели и дали возможность заработать несколько тысяч рублей. В начале 1918 года, при занятии города Ростова большевиками, кирасир Холодненко пригласил к себе на квартиру полковника Данилова и скрывал его в течение наиболее острых дней террора.

8 мая 1918 года, накануне полкового праздника, в Гатчине в полковой церкви в присутствии старшего полковника барона Таубе, группы офицеров и нескольких кирасир была отслужена панихида по погибшим в течение войны офицерам и кирасирам. 9 мая, в день полкового праздника, в общем зале ресторана «Медведь» был устроен обед, на котором присутствовало около 15 офицеров. 10 мая на квартире ротмистра Аршеневского состоялось общее собрание господ офицеров в присутствии бывшего командира полка генерал-лейтенанта Арсеньева[367] и 27 офицеров. На собрании был прочтен акт о последних днях полка. Затем полковник барон Таубе доложил о судьбе имущества Офицерского собрания; после увоза в июне 1917 года наиболее ценного в историческом отношении в Москву и нескольких небольших краж (как то бильярдных шаров и других мелочей), произведенных красноармейскими часовыми, все остальное имущество находилось в сохранности в здании Офицерского собрания. В ноябре 1917 года, ввиду желания местного гатчинского совдепа взять здание Собрания в свое ведение, были командированы в Гатчину полковник Мордвинов и штабс-ротмистр фон Эттинген, которые перевезли имущество Собрания, исхлопотав предварительно на это разрешение в Смольном, ввиду отказа о выдаче его местным совдепом, на снятую для этой цели дачу Кубе. Здание Собрания перешло в ведение совдепа и через месяц уже было в сильно загаженном виде.

На собрании было решено: ввиду имеющихся сведений о желании гатчинского совдепа наложить руку на имущество, продать все, за исключением обстановки комнаты Императрицы Марии Александровны и ее библиотеки, которые продолжат хранить. Деньги, вырученные от продажи имущества, решено было предназначить для помощи нуждающимся офицерам. Сознавая, что существование полка в данный момент невозможно, но учитывая возможность формирования его в будущем, собрание постановило: сохранить в неприкосновенности аппарат по управлению полком в лице старшего полковника барона Таубе, адъютанта штабс-ротмистра Одинцова; в помощь им и на должность казначея был избран штабс-ротмистр Максимович. На вышеозначенных лиц была возложена выдача пособий. Бывшие командиры полка генералы Арапов[368], Арсеньев и бывший офицер полка генерал Дрозд-Бонячевский[369] были избраны в наблюдательный финансовый комитет. После предупреждения генерала Арсеньева о более осторожных поступлениях в различные организации (коих в Петрограде насчитывалось много) и обещания известить в случае надобности через полковника барона Таубе всех офицеров, собрание, постановив известить офицеров Южной группы о вынесенных решениях, закрылось. Постановление собрания о продаже имущества осуществить не удалось, ликвидация обстановки Собрания встретила затруднение вследствие отсутствия покупателей. Попытки спасти библиотеку Императрицы Марии Александровны (большая часть книг коей была с ее собственноручными отметками) успехом также не увенчались: в июне на просьбы, обращенные в Эрмитаж и музей Императора Александра III о принятии библиотеки на сохранение, был получен отказ. В конце 1917 года и в начале 1918 года полковник барон Таубе возбуждал ходатайство о принятии библиотеки на хранение перед датским и шведским консулами, весной перед немецкой миссией, прибывшей в Петроград, а позднее перед Луначарским и другими комиссарами, имевшими отношение к искусству и старине, – отовсюду был получен отказ, и библиотека подверглась той же участи, что и остальное имущество, а именно: в конце июня 1918 года гатчинский совдеп наложил на имущество Собрания арест и опечатал дом, где оно хранилось. Перед наложением печатей части офицеров (барон Таубе, Мордвинов, Соколов, Максимович, князь Урусов, Зернец, Одинцов, Розенберг, Швабе, Энгельгардт и Эттинген) удалось разобрать к себе по квартирам кое-какие вещи и мелочь, а также некоторые книги. Судьба остального имущества неизвестна (часть собранской мебели в октябре 1918 года находилась в гатчинской Чрезвычайке).