Гладкий Флэт: Исповедь разрушителя

Заложенная в меня ненависть гарантировала, что моё творение постепенно тоже умрет. Создать жизнь — это даже не полдела, её нужно чем-то заполнить. И кроме рефлексов там должны быть и эмоции. Способность к любви, к дружбе, к справедливости, к самопожертвованию во имя светлых чувств, а не ради ненависти.

Сам не знаю, как я к этому дошел. Все рысы знали об этом. Не только старейшины. Абсолютно всё население пустошей знало, что именно из меня собираются сделать. И что сделали. И сумели от меня это скрыть. Даже моя жена.

С самого начала я был их козырем в этой войне, Тоя. Окружив меня любовью и заботой, они создавали монстра. Разрушителя миров.

Мне солгали те, кого я считал самыми бесхитростными и совершенными в моральном отношении созданиями.

Осознав это, я создал расу тери не такой, какой было задумано. Я должен был принести в Эйоланд только оружие, в виде модифицированных чудовищ, плодящихся быстрее, чем их уничтожали бы. Быстро приспосабливающихся и мутирующих, с гибким генным материалом.

Я же решил создать полноценных во всех смыслах живых существ, умных, творческих, способных любить и дружить, способных различать добро и зло. И дать им самим решать, что делать с расой суи.

Выбор был. Планета Эйоланд — а так называли не только город, но и всю планету — велика. Солнечная система уже была освоена. Неподалеку имелись годные под жизнь планеты. Другими словами, суи могли сосуществовать вместе с тери, хоть на одной планете, хоть на разных — но в одном пространстве. Уже одно это могло остановить вторжение суи в другой мир.

Я в это верил. Обладая огромными финансовыми ресурсами — об этом позаботились рысы; имея схожую с суи, пусть и не совсем обычную, внешность, первые десять лет пребывания в Эйоланде я действовал как бизнесмен и талантливый ученый, лавируя в политике, словно лодка. И доводя до совершенства создаваемые мною образцы, тайно подготавливая оборудование для массового производства тери. Это не было проблемой. Общество суи, будучи родственным обществу людей, оказалось насквозь коррумпированным, и я, с удивлением для себя, чувствовал себя в нем, как рыба в воде.

Да, Тоя — первые миллионы тери должны были выйти из пробирок автоматических заводов, установленных по всей планете. Не разом, конечно, но постепенно. Даже если бы в тот момент меня убили бы, это уже не остановило бы рождение новой расы.

Ваш внешний облик я придумал сам. За образец я взял диких животных с моей первой родины — мира под названием Земля. Я придумал и ваш язык — тоже мой родной. Язык суи, кстати, тоже был из нашего мира, хотя и отличался за счет многих лет изоляции. Тем не менее, он мало эволюционировал. Собственно, как и ваш, язык тери. Я слушаю, как ты говоришь, и слышу самого себя. В вашем языке тери множество слов, смысла которых для Эйоланда нет и быть не может. Ибо это язык другой планеты.

Я уже говорил тебе — суи любили воевать. Кажется, они вообще видели в этом свое единственное предназначение. И жить в одном мире с тери они не захотели.

Операцию вторжения в мир рысов они свернули. Чтобы начать войну с тери.

И тогда вся та слепая ненависть, которую в меня вложили при переходе, ко мне вернулась.

Не знаю, смогу ли я объяснить тебе свои чувства. На муки самопожертвования я пошел ради почти умершего мира и существ, которые пытались его возродить. Я любил их, а они любили меня.

Пройдя сквозь обряд, я утратил к ним свою любовь. Она исчезла. Я забыл ее ощущение.

Но затем я создал вас, тери.

Для вас я был Творцом. Создателем. Кем-то почти великим и почти всемогущим. Тем, у кого ищут защиты и совета.

Вы для меня были моим творением, детьми, еще слишком маленькими, чтобы стать полностью самостоятельными. Вы стали для меня смыслом жизни.

Тери выбрали войну за выживание. А моя ненависть, которую в меня вложили, помогла извести суи под корень, начисто, нигде не оставив ростков — уж за этим я проследил тщательно, поверь.

Война оказалась сложной, изощренной, неимоверно долгой. Не знай я так хорошо психологию суи, как своих генетических родственников, тери вряд ли бы выиграли войну. Так что рыси из пустошей были правы, воспитывая меня в своей любви и посылая затем сюда — они знали, что делают.

Мы — я уже говорю мы, тери — мы действовали системно, последовательно, методично. Часто отставая от противника, но не допуская грубых ошибок.

И, в конце концов, суи запросили мир. Они и до этого просили мир. Иногда мы его принимали, чтобы выиграть время. Они тоже считали, что выигрывают время, и спустя два-три года мир нарушали. Но тут они запросили мир по-настоящему. Согласились жить в резервациях и без государств, без оружия и армии. Они были готовы на все, чтобы выжить.

Мы согласились. А потом накрыли их резервации ядерными ракетами. И залили поверх химией, на всякий случай.

Эту часть истории ты знала, верно? Я мог бы ее не рассказывать, или рассказать менее подробно, но она связана с тем, как я здесь оказался. А главное, почему я здесь оказался. Или об этом тебе тоже известно? Нет?

Тогда позволь, я расскажу. Это самая важная часть моей истории. Не для меня — для вас, расы тери.

Когда суи запросили мира и согласились жить в резервациях, они не смирились с поражением. Это была очередная ложь.

Когда стало окончательно ясно, что войну они проиграют, и что господство расы тери неизбежно, они придумали хитрый план: создать в осколках миров опорные военные базы, с миллионами своих клонов в пробирках. Лаборатории должны были вырастить их, а потом запустить новый виток войны. А согласие жить в резервациях имело целью выиграть время. За три десятка лет мира были бы созданы спящие ячейки, внедрена новая идеология следующему поколению, готовому сражаться и при этом не видевшему всех ужасов войны минувшей.

Откуда я знаю об их планах? Именно для этого Пилат Изуба и воевал на стороне суи. Не только и не столько, чтобы вовремя поразить их империю в сердце при помощи предателя-волка. Но и чтобы один единственный раз передать нам по-настоящему нужную информацию. Он прошел очень тяжелый путь, чтобы заслужить полное доверие противника.

Каким образом он ее добыл, я не знаю. Но смог передать нам. А мы, в свою очередь, занялись переброской темпоральных торпед.

Темпоральное оружие было крайней точкой, когда следовало заканчивать войну. Массового его применения Веер миров мог уже и не выдержать. А его разработку вели как мы, так и суи.

Так что главная заслуга в победе над суи целиком за Пилатом. Да и в сохранении планеты тоже — мы, по крайней мере, не превратили ее в груду ни на что не годного камня, как это произошло у рысов.

Основная межпространственная база противника, однако, для темпоральных торпед была недоступна. Вход в нее происходил не при помощи прямого перехода сквозь границу миров, а через дополнительное подпространство. Очень хитро было придумано. На этой же базе хранился основной генетический фонд для будущих солдат суи.

В Эйоланде находился двойник этой базы, якорь для фиксации проекции. Суи собрали мощную установку для перехода, которая могла копировать базу целиком — создавать ее проекцию в другом мире. Подпространство служило зеркалом. Им оставалось только полностью оснастить базу в Эйоланде и запустить установку. Черт возьми, она имела настолько высокую мощность, что создала проекцию мгновенно! И мы не успели это предотвратить.

Когда мы сожгли всех суи в ядерном огне, мы начали отстраивать свой мир заново. Впрочем, что значит мир? Оставался лишь город Эйоланд, и именно вокруг него мы начали строить свою цивилизацию. Но имелось две проблемы.

Первая — наша численность. Нас было недостаточно много, чтобы сразу занять всю планету. Конечно, можно было вырастить новых тери в пробирках, но у этого решения имелся свой недостаток: низкий иммунитет и невысокая продолжительность жизни. Поэтому мы решили развиваться естественным путем. В долгосрочной перспективе это должно было создать устойчивые гены для всех видов и их встраивание в экосистему вирусов и бактерий планеты, с последующим ростом продолжительности жизни. В краткосрочной перспективе это приводило к упадку, гражданским войнам и эпидемиям.

Вторая проблема — проклятая опорная база в другом мире, где противник пестовал своих новых солдат. Мы считали, что технологии суи позволяют наблюдать за происходящим в нашем мире, и они ждут того момента, когда мы окажемся в цивилизационной яме. И тогда они покончат с нами одним мощным ударом.

Чтобы предотвратить нападение, мы вели разработку установки для перехода. Сама по себе задача была вполне решаемой, вот только нам требовалось сместиться назад по вектору времени и попасть на базу в тот момент, когда на нее прибудет группа суи.

Я не знал, возможно ли это в принципе. К счастью, у нас появился очень талантливый физик. Ее звали Ниана Камо. А теперь зовут Ниэль.

Теоретические наработки выполнили ее родители. Ниэль взялась за практическую реализацию. Было доказано, что смещение по вектору времени возможно только назад, только в осколках других миров и только один раз.

Вокруг установки, которую построила Ниэль, мы возвели статую Арахо То. В свою очередь, сами статуи мы строили для того, чтобы сохранить все наши технологии для тех поколений тери, которые переживут эпидемии и войны друг с другом.

Когда установка была готова, мы сформировали штурмовую группу, численностью в пятьдесят два тери. В их число входили и мы с Ниэль.

Видишь, я называю себя тери. Когда-то давным-давно, называл себя человеком. Потом — рысом. Теперь я — тери.

Я не хотел брать с собой Ниэль. А она не хотела оставаться. Мы были влюблены в друг друга еще в Эйоланде. Она — с самого начала, еще с детства, когда видела меня в лаборатории своих родителей. Я ее не замечал, конечно. Она была маленькой и робкой. Потом она выросла, но осталась такой же робкой и стеснительной. Не веришь? Глядя на нее сейчас, и вправду в это сложно поверить. Она ходила за мной хвостиком, приносила мне чай, и вообще постоянно мозолила мне глаза, ухитряясь при этом оставаться в тени. Когда она занималась своей установкой, даже не представляю. Видимо по ночам — её вечно шатало от недосыпа.

Сам не знаю, как я мог влюбиться в тихую и скромную барсицу. И как смог влюбиться вообще.

Отказаться от участия в штурме я не мог. Мне следовало точно удостовериться, что противник действительно будет уничтожен. У нас имелась только одна попытка. Естественно, у нас имелся и план возвращения в случае победы. То есть изначально на билет в один конец мы не рассчитывали.

Мы не учли предусмотрительности суи. В подпространстве нас ожидала темпоральная мина, которая полностью его уничтожила, когда мы туда сунулись. Погибли все, кроме нас с Ниэль. Почему не погибли мы, я не знаю. Ниэль после взрыва изменилась. Я — тоже, но внешность изменения не затронули. Изменилась лишь внутренняя структура тела. Ниэль пострадала сильнее, изменения затронули и ее психику. Но любить друг друга мы не перестали. Скорее наоборот: что-то перемешалось в нас после взрыва. Ее гены теперь есть во мне, а мои в ней. Мы больше не можем друг без друга. Мы, по сути, стали одним целым. Больше, чем семьей.